Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Поэзия и проза



Александр ВЕЙЦМАН



РАЗ-ДВА-ТРИ

ВРОНСКИЙ В ИТАЛИИ


Четвертый день он писал портрет Анны —
задумывался, щурился и снова писал.
Треножный мольберт подле венецианской рамы
терялся в пыли зеркал,
в их серый цвет постепенно зазывая
не дорисованное наполовину лицо,
тоска которого по утраченному раю
напоминала яйцо.
Четвертый день он писал. На горизонте
заканчивался Петербург, и начинался Рим.
Издалека летели строки "Из Пиндемонти",
и краски стилем чужим
родные черты преображали в мертвый
взгляд, не щадящий уже никого,
за исключением старого офорта
и пыльной рамы его.
Вронский писал. Жизнь продолжалась. Анна
отбрасывала тень на светлый фон,
напоминавший обыкновенную поляну,
переходящую в небосклон
пятого дня. И это было возможно
лишь потому, что он еще не наступил
и представлялся неподдельно безбожным
днем неких новых сил.


* * *


"Мы не в изгнании", написала Нина, "мы
в послании." И робко вдоль абажура
провела аккуратным почерком. "Холмы
остались в прошлом. Теперь архитектура
одинаковых зданий на Пляс де Вож,
где погиб",  она почесала затылок,
"Генрих, а мог бы погибнуть Гаврош,
чтобы не сидеть в кафе и не есть улиток.
Память — это все, что угодно, но не
имена на прямоугольной бронзе!"
Нина заметила, что тьма в окне
превратилась в марево. "На площадях возле
вокзалов, где гнусавит Пиаф, под дождем
ледяным топот седых прохожих,
желающих выпить кофе с молоком,
чтобы воскликнуть: "Какая гадость, Боже!""


* * *


Он приехал в Париж и покончил с собой,
и — кто бы сомневался! —
из окна напротив кричали: "Постой,
идиот!" — но словно в ритме вальса
он сделал раз-два-три
и соскользнул со стула,
и — хрясь! — от туловища в Пари
осталось только "туло".
Это случилось на углу бульвара Сен-Мишель
и улицы Расина —
там, где сюжет попадал в акварель,
окрашенную темно-синим
сюртуком Петлюры, в которого шесть
пуль некогда выпустил Бал-Халоймэс,
а сейчас стоит белая мечеть
и некий фиолетовый офис.
Это случилось в четырнадцатом году,
после Олимпиады,
но до того, как принесли еду
и стакан пина колады
для тех, кто решился еще пожить
как продолжение отдельной тени,
целиком заслонившей нить,
вьющуюся по верхней ступени.


* * *


Его брат погиб на Шестидневной войне
не то за Сирию, не то за Египет.
Сам он танцует "El Choclo" во сне,
а наяву ничего не видит.
Он закончил Корнелл и работал потом
там, откуда был уволен.
И сейчас живет почти под мостом,
не зная, что чем-то болен.
Он боролся за мир, но был также готов
бороться за сад и за честь мундира,
хранимую запахом каких-то цветов
из Дамаска или Каира.