"Далее везде" — книга Иосифа Рабиновича, приуроченная к 80‑летию автора. Собственно, название сборника и объясняется данным пространственно-временным соотношением. Вступительное слово настраивает нас на ближайшее будущее: "отныне, наверное, юбилейным будет считаться каждый год. Как говорится: "Станция 80 — далее везде!". Так электрички, отметив "узловые" станции, несутся кратчайшим путем из пункта А в пункт Б, но миновав определенный рубеж, замедляют ход и останавливаются на дальних полустанках через каждые два-три километра. Автор не теряет надежды еще встретиться с читателями на этих маленьких остановках. И, знаете, я ему верю.
Иосиф Исаакович родился в 1937‑м году, в школу пошел после войны, в институт поступал в период хрущёвской "оттепели". Знаковые события отечественной истории тесно переплетаются с основными вехами его жизни: рождение, юность, взросление, а далее… совершенно верно, "далее везде". Перед нами предстает прекрасно образованный, разносторонне одаренный человек: он окончил физтех, работал в "почтовом ящике". Нашел в составе многодневной экспедиции с командой таких же отчаянных поисковиков‑романтиков затонувший пароход "Челюскин". О жизни знает столько, что хватит на несколько десятков книг. В настоящем же издании автор не только делится воспоминаниями о прожитом, но и резюмирует накопленный опыт, что выражается, например, в трехстишиях цикла "Нечто японское":

Стилистика японской поэзии способна изменить мировосприятие человека, всколыхнув в нем метафизический взгляд на обыденные вещи. Практика дзэн предполагает длительное, молчаливое и одинокое созерцание Пустоты, однако течение жизни подбрасывает автору и весьма динамичные картины:

Довольно многоплановый текст, особенно если учесть, что "второй план" в классической японской поэзии не предусматривается. Это свойство чисто русское: в нашей стране испокон веков разговаривали эзоповым языком, и даже когда автор желает ограничиться чистым созерцанием, подтекст не замедлит впитаться в основной текст, как дождевая вода в землю.
Оптимизм и гуманизм автора выражаются и в короткой прозе под общим названием "Байки Игоря Южинского". Героиня рассказа "Дубль два", награжденная медалью "Донор второго класса", слышит от фельдшера: "Светлана Анатольевна, я все понимаю, вы опытный донор, но, увы, в вашем возрасте мы не можем взять у вас кровь". Автор тут же укоряет эту "святую простоту", который, впрочем, действовал по инструкции: "Ну разве можно так с женщиной разговаривать?". Действительно, неужели нельзя было как-нибудь… тактичнее, что ли? К счастью, у героини любящий муж, с которым она душа в душу прожила сорок лет. А для него "…ты всегда такая, как была тогда, когда сдуру два раза подряд кровь сдала — ну успокойся, я же люблю тебя, ты знаешь!" Для любящего мужчины его женщина — всегда самая красивая.
Жизнерадостный человек заражает своим настроением других. Бытовые проблемы молодой семьи показаны в миниатюре "Блинчики из сулугуни и любовь". Герой попросил жену приготовить горячее блюдо из грузинского сыра. Кушанье удалось, но женщина обожгла руки. Казалось бы, можно раздуть из этого красочный скандал… но, напротив, жирную точку в тексте ставит примирение супругов. Молодой муж "утешал ее как мог и, кажется, даже просил прощенья. Конечно, мы помирились. А причина примирения простая: любовь, если она любовь, а не так себе — сильнее огня и ожогов".
Что тут добавить? Любить жизнь и помогать другим видеть ее краски — это особый талант! Красота кроется в обыденности: листья цветущих лип (из-за которых чуть не пострадал герой миниатюры "Друг зеленых насаждений"), улыбка любимой женщины (из-за жены герой рассказа "Мой путч" не стал защитником Белого дома), радость настоящей дружбы (о которой говорит герой рассказа "Иди и доказывай")… Автобиографический рассказ "Человек меняет кожу" завершается на оптимистичной ноте: "И сейчас, на исходе восьмого десятка, понимаю, что прожил хорошо. Было, да и осталось еще много доброго: и любовь, и наследники, и верные друзья, и работа в удовольствие. Остались, конечно, шрамы на старой дубленой шкуре, а у кого их нет? У кого нет, тот и не жил вовсе, а так — на брюхе ползал". Это состояние полноты жизни, любовь к ней в текущем моменте, прямо здесь и прямо сейчас, придает текстам Иосифа Рабиновича ощущение важности и нужности как своего существования, так и чужого. По моему глубокому убеждению, это одно из основных свойств хорошей литературы.