Роальд Мандельштам
Над миром стеклянных улиц…
Роальд Чарльсович Мандельштам (1932–1961) — сын американского коммуниста, приехавшего в СССР и, естественно, репрессированнного. Имя получил в честь легендарного Роальда Амундсена — дань эпохе легендарных полярников. Пережил блокаду, эвакуацию, болел астмой, лёгочным, позднее костным туберкулёзом; инвалидом провёл в Питере пятидесятые годы, оставил после себя более четырёхсот стихотворений; умер фактически с голоду, не увидев при жизни ни единой своей строчки в опубликованном виде. Первая посмертная книга Роальда Мандельштама — «Избранное» — вышла в Иерусалиме в 1982 году; в более или менее полном виде его наследие было издано лишь осенью 2006 года — «Собрание стихотворений».
* * *
Ковшом Медведицы отчеркнут,
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок рог луны ущербной
И как велик её ущерб!
На медных досках тротуаров,
Шурша, разлёгся лунный шёлк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной жёлт.
Мой шаг, тяжёлый, как раздумье
Безглазых лбов — безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.
— Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность — шелкопряд,—
Пока темны колодцы окон,
О нас нигде не говорят.
Скатился с неба лунный серп.
Как ярок рог луны ущербной
И как велик её ущерб!
На медных досках тротуаров,
Шурша, разлёгся лунный шёлк,
Пятнист от лунного отвара,
От лихорадки лунной жёлт.
Мой шаг, тяжёлый, как раздумье
Безглазых лбов — безлобых лиц,
На площадях давил глазунью
Из луж и ламповых яиц.
— Лети, луна! Плети свой кокон,
Седая вечность — шелкопряд,—
Пока темны колодцы окон,
О нас нигде не говорят.
* * *
Я не знал, отчего проснулся,
И печаль о тебе легка,
Как над миром стеклянных улиц —
Розоватые облака.
Мысли кружатся, тают, тонут,
Так прозрачны и так умны,
Как узорная тень балкона
От летящей в окно луны.
И не надо мне лучшей жизни,
Сказки лучшей — не надо мне:
В переулке моём — булыжник,
Будто маки в полях Монэ.
И печаль о тебе легка,
Как над миром стеклянных улиц —
Розоватые облака.
Мысли кружатся, тают, тонут,
Так прозрачны и так умны,
Как узорная тень балкона
От летящей в окно луны.
И не надо мне лучшей жизни,
Сказки лучшей — не надо мне:
В переулке моём — булыжник,
Будто маки в полях Монэ.
* * *
Я так давно не видел солнца! —
Весь мир запутался в дождях.
Они — косые, как японцы,—
Долбя́т асфальт на площадях.
И, сбросив с крыш кошачьи кланы —
Искать приюта среди дров,
Морские пушки урагана
Громят крюйт-камеры дворов.
Весь мир запутался в дождях.
Они — косые, как японцы,—
Долбя́т асфальт на площадях.
И, сбросив с крыш кошачьи кланы —
Искать приюта среди дров,
Морские пушки урагана
Громят крюйт-камеры дворов.
* * *
Когда сквозь пики колоколен
Горячей тенью рвётся ночь,
Никто в предчувствиях не волен,
Ничем друг другу не помочь.
О ритмы древних изречений!
О песен звонкая тщета!
Опять на улицах вечерних
Прохожих душит темнота.
Раздвинув тихие кварталы,
Фонарь над площадью возник —
Луна лелеет кафедралы,
Как кости мамонтов — ледник.
Горячей тенью рвётся ночь,
Никто в предчувствиях не волен,
Ничем друг другу не помочь.
О ритмы древних изречений!
О песен звонкая тщета!
Опять на улицах вечерних
Прохожих душит темнота.
Раздвинув тихие кварталы,
Фонарь над площадью возник —
Луна лелеет кафедралы,
Как кости мамонтов — ледник.
* * *
Звонко вычеканив звёзды
Шагом чёрных лошадей,
Ночь проходит грациозно
По тарелкам площадей.
Над рыдающим оркестром,
Над почившим в Бозе днём
Фалды чёрного маэстро —
Воронёным вороньём.
И черней, чем души мавров,
Если есть у них душа,
В тротуары, как в литавры,
Марш просыпался, шурша.
Шагом чёрных лошадей,
Ночь проходит грациозно
По тарелкам площадей.
Над рыдающим оркестром,
Над почившим в Бозе днём
Фалды чёрного маэстро —
Воронёным вороньём.
И черней, чем души мавров,
Если есть у них душа,
В тротуары, как в литавры,
Марш просыпался, шурша.
* * *
Розами громадными увяло
Неба неостывшее литьё:
Вечер,
Догорая у канала,
Медленно впадает в забытьё.
Ни звезды,
Ни облака,
Ни звука —
В бледном, как страдание, окне.
Вытянув тоскующие руки,
Колокольни бредят о луне.
Неба неостывшее литьё:
Вечер,
Догорая у канала,
Медленно впадает в забытьё.
Ни звезды,
Ни облака,
Ни звука —
В бледном, как страдание, окне.
Вытянув тоскующие руки,
Колокольни бредят о луне.