Утреннее солнце поднималось над полем с высохшей желтоватой травой. Под его лучами блестел большой ручей с заросшими камышом берегами. Неподалеку золотились крыши сельских домиков.
На поле выстроилась конная массовка, частью состоящая из местных сельских ребят на сельских же лошадях, частью – из профессиональных каскадеров и актеров. Пока шли приготовления, массовка разбилась на группы и болтала вволю. Курить на съемочной площадке строго запрещалось, впрочем, как и щелкать семечки. Но один парень из местных нашел способ, как ему казалось, избежать второго запрета: он выплевывал скорлупу в кулак и прятал в кожаную поясную сумку.
Режиссер восседал в палатке и просматривал отснятый материал. Оператор, настроив камеру, подал знак ассистенту режиссёра – смешливому парню в бандане, широких штанах и жилетке с множеством карманов. Тот, в свою очередь, кивнул ещё кому-то, и тут же к актерам массовых сцен подошли гримеры и принялись интенсивно исправлять погрешности в гриме, видимые только им.
По рации прозвучала команда режиссера, и актеры заняли места в сёдлах. Многие заерзали, пытаясь устроится поудобнее.
Ассистент принялся объяснять массовке задачу:
– Вам необходимо проскакать близко от камеры, не задев ее. Все поняли? Не-за-дев!
Вновь "ожила" рация, но команда прозвучала неразборчиво; затем в ней что-то заскрежетало и рация затихла. Режиссёр выбрался из палатки, оглядел поле орлиным взором и заорал:
– Тишина на площадке! – голос его чуть не сорвался, он покашлял и опять заорал, но тише. – Камера?
Оператор бодро отозвался:
– Есть камера!
– Мотор? – продолжил вопрошать режиссёр.
– Есть мотор! – браво ответил звукорежиссер.
Из-за режиссерской палатки выскочила хрупкая ассистентка-хлопушка и звонко объявила:
– Сцена сто двадцать, дубль первый!
– Начали! – скомандовал режиссер. – Кони пошли!
Массовка, почти синхронно, ударила пятками по гладким конским бокам.
– Сабли наголо!
Каскадеры молниеносно достали сабли из ножен. Непривычные к подобным маневрам ребята пытались проделать то же самое, но получилось не очень – кое-кто задел саблей соседа или его лошадь. Несколько ребят уронили оружие под копыта лошадям.
– Стоп! Заново!
– Ребята, мы же репетировали… – расстроился ассистент в бандане.
Опять прозвучали команды и ответы "камера-мотор". Снова выскочила ассистентка и старательно объявила:
– Сцена сто двадцать три, дубль второй!
"Хлопушка" стукнула прямо перед мордой коня. Тот в ответ щелкнул зубами и недовольно фыркнул. Девушка от неожиданности выронила хлопушку. И, покраснев, неловко подняла ее. Конь, увидев в руках девушки раздражающий предмет, громко заржал прямо в лицо девушке. Перепуганная ассистентка отскочила от коня и чуть не врезалась в камеру. Оператор показал ей кулак. Теперь "заржали" все, кто стали невольными свидетелями конфуза.
– Тишина на площадке! Начали! – скомандовал режиссер.
На этот раз сабли достали нормально. Но по мере приближения к камере несколько лошадей начали сбавлять шаг и спотыкаться. Под парнем, который жевал семечки, конь споткнулся прямо возле камеры, зафыркал и резко остановился, а парня кинуло на шею коня. Скорлупа от семечек, вылетев из кошелька, щедро обсыпала оператора и камеру.
– Стоп! Перерыв пять минут, – голос режиссёра всё-таки сорвался.
Пока провинившегося парня уводили с площадки, а режиссёр пытался восстановить голос, ассистент подошёл к каскадерам:
– Сейчас станете в первую конную шеренгу и, по моей команде, красиво достанете сабли – так, чтобы солнечные блики на лезвии играли, – и, помедлив, уточнил: – сможете, правда? А галопом?
– Нет проблем! – ответил старший в компании, высокий мужчина с седой бородой и смешливым взглядом.
Каскадеры построились. Егор стал крайним справа. Антон проехал вдоль шеренги и остановился возле Егора.
– Маневрируешь? – весело спросил Егор.
– Так ближе к камере, – подмигнул ему Антон.
– Думаешь, начнут с нашего фланга?
Ответ Антона потонул в громком вопле ассистента:
– Кони пош-ш-шли!
Егор пошел на камеру, красиво выхватил саблю из ножен и проехал мимо, чуть не зацепив ее. Оператор облегчённо выдохнул, с благодарностью посмотрел на Егора.
– Стоп! Снято! Теперь снимем переход через реку, потом – обед.
– Совсем зажрались киношники! И галоп на неровной местности подавай, и саблю доставай! Предупреждать надо! – сетовала массовка, потирая ушибленные после галопа места.
– Сейчас с саблями будут только каскадеры, – решил прекратить жалобы ассистент. – На общем плане десять человек, на средний план поставим троих: вас, – показал рукой на одного из каскадеров, – вас, – на Антона, и… вас, – на Егора. – Станете вторым.
Первый всадник медленно зашёл в ручей. Вода достала коню до живота, и отнюдь не резиновые сапоги всадника начали заполняться водой.
Вдруг первый всадник ухнул в воду вместе с конём – на дне оказалась яма. Конь Егора сделал пару шагов в том же направлении. Всадник вынырнул в метре в стороне, а вот коня видно не было. Вдруг "утонувший" конь вынырнул прямо перед носом Егорова коня. Хоть и дёрнул Егор поводья, но его конь не остановился: будто ничего не произошло, он стал ногами на круп полупогружённого коня, и, прогулявшись по нему, словно по лужайке, опять ступил в воду.
– Ты это снимаешь?! – от восторга у режиссёра прорезался голос.
Оператор оттопырил большой палец.
Вечером Егор подошел к подъезду своего дома, неся, помимо внушительного рюкзака на плечах, объемные пакеты из магазина. Остановившись у двери в подъезд, он, переложив пакеты в одну руку, принялся рыться в карманах: сначала куртки, потом джинсов. Так и не найдя нужное, парень, ругнувшись под нос, позвонил в домофон.
Домофон одобрительно пропищал, и Егор, открыв дверь, вошел в парадное. "Лина, – с улыбкой подумал он. – Мама всегда спрашивает, кто звонит."
Замок входной двери уже был открыт, когда парень дернул за ручку и вошел в квартиру.
– Братишка! Дай, помогу! – Лина с радостным воплем бросилась к нему и попыталась забрать пакеты.
– Тяжело, – возразил Егор и быстро занес их на кухню.
В коридоре он снял рюкзак и немного постоял, прислонившись к стене. Затем стал разуваться.
Лина разбирала пакеты, радуясь каждой покупке брата. Сладкое и крупы она оставила на столе, остальное складывала в холодильник, стараясь занять в нем как можно больше пространства – девочке надоело, что гипотетическая мышь, живущая в их холодильнике, периодически задумывалась о самоубийстве через повешенье.
Да и вся обстановка в кухне была под стать: старенькая мебель и бытовая техника, отстающие от стен обои и местами отколотая плитка над раковиной. Хотя не вся техника была старой: яркой деталью в интерьере была новехонькая стиральная машинка.
– Мама дома? – спросил Егор, вплотную подойдя к сестре.
– На балконе, – тихо ответила девочка, складывая крупы в шкафчик.
Егор, заговорщицки подмигнув, быстро вышел из кухни. И так же быстро вернулся с небольшой коробкой, на которой были нарисованы кофейные чашки.
– Они! – радостно воскликнула Лина. И тут же, закрыв рот ладонями, извиняющимся взглядом глянула на брата.
Ребята услышали шаркающие шаги по коридору. Лина быстро открыла шкафчик – там все пространство заставлено кастрюлями. В шкафчике с крупами тоже не оказалось места. Тогда Егор быстро открыл морозильник и сунул туда коробку.
Мама вошла в кухню и удивленно посмотрела на продукты на столе.
– Еще в холодильнике полно! – выпалила Лина и спохватилась: – Ой!
– Ты что, с Деппом поменялся гонораром? – в голосе мамы прозвучала нотка гордости.
– Это премия за лошадь, – хохотнул Егор.
– Опять трюки? – тут же нахмурилась мама. – У тебя ничего не болит?
– Все в порядке, мам… – примирительно сказал Егор.
– В порядке у него! Я помню, как ты ключицу выбил. Следующую премию вернешь режиссеру, понял?
Егор кивнул: по таким вопросам с мамой спорить – себе дороже.
– Когда переоденешься – "заряди" стирку.
Егор вздохнул и отправился выполнять просьбу.
К его приходу чай был налит, а сладости разложены по вазочкам. Егор засунул одежду, в которой пришел, в машину и поставил стирку.
Сели пить чай. Некоторое время сидели молча, потом мама осторожно сказала:
– Сынок, ты меня сегодня приятно удивил. Возможно, вы с Антоном правы и …
Егор подмигнул Лине, и девочка непринужденно встала со стула и подошла к холодильнику. Егор затаил дыхание: пять лет он ждет этой фразы!
– Ваше увлечение не такое уж…
Вдруг в машинке что-то страшно заскрежетало. Лина одернула руку от ручки холодильника, а мама, чуть не опрокинув стул, отключила машинку.
Егор принес миску, и мама выгрузила в нее вещи. На вещевой куче лежали несколько монет. Мама, сердито глянув на Егора, полезла рукой в барабан и достала еще немного мелочи:
– Сдурел? – набросилась она на хлопающего глазами сына. – Только кредит взяла! Ты на ремонт дашь?
Егор опустил глаза.
– Думаешь, твоя стипендия и заработки раз в сто лет покрывают наши расходы?
– Гораздо чаще, – попыталась защитить брата Лина.
– Цыц! Я с шестнадцати лет работала по чужой трудовой. А ты все на гульках! Заигрался в актера погорелого театра. А сестре, чтобы ты знал, снова снижают оценки из-за чертового школьного фонда.
– Сколько?
– Егор, не надо…
– За три месяца, – озвучила срок мама.
– Пошли. – Егор взял Лину за руку.
В комнате они жили все втроем.
Егор вынул деньги из кошелька и отдал Лине.
– Тут много, – девочка протянула Егору сдачу.
Парень замотал головой. Лина, изловчившись, попыталась сунуть Егору деньги в карман штанов. Егор увернулся и, отскочив на несколько шагов, театрально поклонился.
– Дурак! – ничуть не обижено произнесла Лина.
– Стипендия на носу, – весело возразил Егор.
– Когда маме дарить будем?
– Чуть позже выйдешь и подаришь: мне сегодня лучше не рисковать.
– Тогда я перепрячу, потом вместе подарим.
Егор взял с кровати учебник истории. Открыл на заложенной карандашом странице, где перед несколькими абзацами стояли восклицательные знаки. Усевшись поудобнее на кровати, он спросил тоном, не терпящим возражения:
– Ты как будешь отвечать: по учебнику или как на самом деле было?
Лина села рядом с братом и положила ему голову на плечо:
– Расскажи про премиальную лошадь.
За три недели Егор никак не привык, что в уютном домишке начала двадцатого века располагается весьма комфортный современный офис. Он не уставал удивляться тому, что стоит чуть свернуть вглубь, пройдя по дворикам современных "железо-стекло-бетонок", и кажется, что оказался не просто в другом городе – в другом времени.
Егор толкнул массивную дверь и очутился в полутемной прихожей. Отметив свой приход у охранника, он пошел по длинному коридору, стараясь ступать как можно тише: старый паркетный пол разносил звуки шагов по всему зданию.
Открыл деревянную дверь, выкрашенную белой краской. Помещение за дверью было просторным, стояло десять небольших столов, оборудованных компьютерами. На низких подоконниках высоких окон лежали подушки и стояла растительность в горшках.
– Егор, иди сюда! – помахал рукой Костя из-за крайнего стола.
Системный блок компьютера был снят с привычного для него стола и лежал на полу. Его стенку, держащуюся на последнем шурупе, Костя и придерживал.
– Что ты делаешь? – удивился Егор.
– Опять диск сожрал, зараза! – Костя замахнулся на блок отверткой.
– А ну, прикручивай обратно!
Костя  вопросительно глянул на Егора.
– Это не так лечится.
Парень выругался под нос, но все-таки прикрутил стенку обратно. Ставил блок обратно на стол и подсоединял провода он с таким видом, что Егора так и подмывало отодвинуть его в сторону и сделать все самому.
– Степаныч у себя?
– На совещании.
Наконец горе-техник подключил систему и, почесав ладонь отверткой, грубо поинтересовался:
– Дальше что?
– У кого-нибудь есть что-то тонкое и острое?
– Булавка подойдет? – раздался тоненький голосок в противоположном углу.
– Если большая и тонкая – да.
Егору передали по офису декоративную булавку. Он воткнул ее в едва заметную дырочку на дисководе. Дисковод, скрипнув, выехал. Егор бережно достал свой трофей – диск с фильмом "Трансформеры". Сотрудники офиса глядели на Егора с обожанием. У Кости челюсть отпала:
– Ну, ты… с меня пиво, – и робко потянулся за диском.
За их спинами послышалось строгое: "хм!" Незадачливый владелец диска с опаской повернул голову и увидел Степаныча.
– Тут это… опять заело…
Степаныч, не обращая внимания на оправдания "техника", кивнул Егору:
– Пойдем.
Ростоцкий Руслан Степанович, высокий человек пятидесяти пяти лет, всегда одетый строго и элегантно, напоминал английского аристократа. Кабинет Степаныча (он позволял сотрудникам называть его так запросто) был таким же маленьким и уютным, как и само здание.  Секретаря у Степаныча не было: он давно привык все делать сам.
Усадив Егора в кресло и принеся на подносе чашечку кофе, Степаныч принялся писать в студенческом дневнике практики характеристику работы Егора.
Егор, затаив дыхание, наблюдал, с какой легкостью и быстротой ручка скользила по бумаге. С одной стороны Егор понимал, что характеристика – своего рода формальность, которая еще никого не спасала от окончательного вердикта преподавателя. Но от этого непростого человека и в этом непростом кабинете!.. Егору казалось, что написанная рукой Степаныча характеристика будет обладать особыми свойствами.
Наконец Степаныч поставил печать и, закрыв дневник, вернул Егору.
– Получишь диплом – приглашаю к нам. Мне с обормотами просто необходим толковый компьютерщик.
Егор почувствовал, как тело неестественно обмякло. Ему показалось, что он больше никогда не сможет встать с этого слишком удобного кресла. Да ведь и кресло, и кофе на это рассчитаны: чтобы люди оставались! Но на кастингах Егору тоже предлагали кофе и усаживали в удобные кресла. Так почему же сейчас…
– Спасибо, я подумаю… – Егору показался чужим собственный голос.
Будто во сне, Егор встал, забрал дневник и пожал руку Руслану Степановичу.
И внезапно осознал себя в коридоре, чуть не врезавшись в горшок с пальмой.
– Ну почему я тогда не забрал документы? – срывающимся шепотом выдавил Егор.
Ладони вдруг стали мокрыми, ноги подкашивались. Бесконечный коридор эхом разносил по зданию отчаяние загнанного зверя. Беспечного зверя, окончившего школу с серебряной медалью и поступившего, по протекции маминой подружки, в институт. Обучение давалось чрезвычайно легко – многие называли Егора компьютерщиком от Бога. А восемнадцатилетний "божий компьютерщик" мучился пониманием, что поступил не туда…
После первой же сессии он пошел забирать документы и подписал нужные бумажки. Женщина, пообещавшая прямо завтра вернуть ему документы, "донесла" маминой подруге.
На следующий день Егор пошел на лекции. А еще на следующий их впервые прогулял. И очень скоро стал лидером пропусков на курсе. Педагоги закрывали на это глаза: Егор все сдавал на "отлично". При этом парень пошел в театральную студию и примкнул к каскадерам, также занимавшимся верховой ездой и фехтованием.
Вот так, в знак протеста и сдуру, нашел свое призвание.
Он сдружился с Антоном – актером Театра юного зрителя. Началась совсем другая жизнь: кастинги, съемки, тренировки. Егор чудом умудрялся учиться на бюджете.
Жизнь была сказочно-прекрасна. Ирреальна. Теперь Егор стоял возле пальмы и отчаянно сопротивлялся удушающей реальности: работать ему теперь именно "компьютерным доктором". Не у Степаныча, так у кого-то другого. Или же идти в продавцы-консультанты или в фаст-фуд. Сертификат выпускника студии у него есть, но он не сравнится с дипломом профильного ВУЗа. В судьбоносных вопросах всегда узкий выход. Поэтому и фатальный…
Ну почему он три, или хотя бы два, да даже год назад не подумал, что ему жизненно необходим другой диплом? Тогда он еще мог бы, при старании и желании, поменять "физика" на "лирика". А теперь поздно. Потому что денег на второе высшее у него нет, и, очевидно они очень не скоро появятся.
– Эй! А ну, отойди от дерева! – Егор, моргнув, увидел сухонькую старушку, трясущую шваброй. Он послушно отошел.
– Ходют тут всякие… – беззлобно проворчала старушка.
Егору резко стало душно. Он понесся по коридору, не обращая внимания на оглушительный шум, пришитый к его пяткам словно тень Питера Пена. В голове металась и стучалась о стенки черепа фея-мысль: месяц до получения диплома! Есть целый месяц, чтобы "отстрочить казнь" и попытаться сделать то, чего не смог за пять лет! Есть шанс зацепиться штанами за последний вагон. Только какой он – этот шанс, Егор пока не знал.
Он выскочил из здания и, споткнувшись, с разгону едва не шлепнулся на тротуар. Проходивший мимо мужчина вдруг начал пристально всматриваться в лицо Егора. Пришлось быстро ретироваться.
Внезапно в кармане зазвонил телефон. Егор вздрогнул, словно ужаленный. Двумя пальцами, будто опасаясь подлого укуса, извлек телефон из кармана. Звонил Антон:
– Привет, у меня сногсшибательная новость!
Вечером под желтым абажуром лампы на Егоровой кухне состоялся переломный разговор. По ходу рассказа Егора Антон часто вскакивал со стула и ходил по кухне. Часто это хождение перерастало в бег. В наиболее пиковых ситуациях, как сегодня – когда происходил выплеск нервной энергии, Антон не мог стоять или сидеть на одном месте, и буквально скакал, задевая всё вокруг. Егор сидел и методично стучал ногой по батарее отопления.
– Эврика! – вдруг радостно заорал Антон и перепрыгнул через стул, задев головой лампу. Впервые за полчаса в кухне воцарилась тишина и относительный порядок, в котором стало слышно тиканье часов и гул от не сильных, но методичных ударов по батарее.
– Я вижу свет в конце тоннеля! – громким шепотом пояснил Антон и, чинно усевшись на свой стул, пустился в разъяснения.
Он, Антон, поговорит со своим "главным", и, возможно, Егора примут в театр на роли "кушать подано" два раза в месяц. Зарплата маленькая, зато Егор будет самым счастливым человеком – появится возможность заниматься любимым делом. И время на кастинги будет.
Егор настолько воодушевился, что забыл напомнить Антону о том, что образование у него далеко не театральное.
Через несколько дней позвонил Антон и назвал Егору конкретный день и час, в который ему следует явиться к служебному входу в театр.
Егор, встав на два часа раньше, все равно опоздал.
Подбегая к служебному входу, Егор предполагал, что сейчас увидит злого нервничающего Антона, яростно рассекающего коридор. Если же его шаги будут плавными, а лицо – обманчиво-улыбчивым – дела плохи.
Но Егор не угадал. Друг сидел на продавленном стуле и, жестикулируя, рассказывал что-то забавное пожилому дежурному. Причем, первым Егора заметил именно дежурный: Антон слишком увлекся игрой.
– Явился! – укоризненно сказал вахтер. – Не запылился!
– Запыхался! – Егор попытался перевести привычное опоздание в шутку.
Когда они с Антоном прошли через турникет и скрылись в полумраке узкого коридора, Антон зло прошипел Егору на ухо:
–  За опоздание на театре увольняют.
И повел Егора в костюмерную.
Егору все время хотелось вычихнуть всю симфонию запахов, непрошено забирающуюся гостю в нос, будто желая поближе познакомиться: пыли, пудры, нафталина и чего-то совершенно незнакомого. Почти все пространство костюмерной занимали ряды разнообразных костюмов: от шкур первобытных людей до вычурных костюмов времен плаща и шпаги.
Антон сидел на подоконнике и с философским видом взирал на Егора. На нем красовался костюм стражника: двухцветная котта с гербом, двухцветные штаны и сапоги с приспущенными голенищами. К поясу пристегнуты ножны с мечом.
Егор стоял возле зеркала и рассматривал бутафорскую саблю с крупными камнями на рукоятке, одолженную в реквизиторской. Сабля абсолютно не шла к простому и слегка застиранному костюму горожанина.
– И зачем камни вставили? – под нос бурчал он. – Ее же неудобно держать.
Сделал широкий взмах. Лезвие мелко задрожало и Егору показалось, что оно сейчас отвалится.
– Во халтура! Как же вы ею сражаетесь?
Антон не успел ответить – из динамика хрипло и требовательно прозвучало:
– Массовка – выход три минуты.
– Пошли! – Антон спрыгнул с подоконника и, схватив Егора за руку, потянул к выходу.
Он повел Егора длинным, узким и извилистым, словно змея, коридором. Все это пространство тщетно пытались осветить несколько лампочек под потолком, находящихся на порядочном расстоянии друг от друга. В темных углах громоздились части декораций. Несколько раз по коридору разносился стук молотка или грохот от чего-то тяжело упавшего. Нос Егора, чуткий к запаху пиротехники, часто улавливал запах дыма и дешевых сигарет.
Наконец они добрались до кулисы, возле которой уже выстроилась массовка: горожане и несколько стражников. Друзья пристроились в "хвост".
На сцене заливисто затрубили в рожок. Массовка пошла на сцену. Антон быстро зашептал на ухо Егору: "Выходишь через десять секунд после меня. Напоминаю: просто идешь по сцене, секунд на двадцать останавливаешься послушать глашатая и идешь дальше – к кулисе. Там я буду тебя ждать".
Антон поправил перевязь с мечом и вышел на сцену.
Громким, от волнения, шепотом Егор отсчитал десять секунд и тоже вышел на сцену. Одновременно с ним из соседних кулис вышли еще несколько горожан. Егор, дойдя до глашатая, активно созывающего весь честной народ королевства, узнал о том, что король ищет достойного жениха для своей единственной дочери. Егор развернулся, чтобы пойти дальше и случайно повернул голову. Миг – и таинственная многоликая темнота зрительного зала приковала его к полу. Он почувствовал людей, сидящих в зале и жадно следящих за действиями на сцене. Егору почудилось, что сцена – это жемчужина в закрытой раковине, которая чувствует вибрацию от дыхания моллюска. Парень мотнул головой и, сбросив наваждение, бодро пошел к кулисе, за которой его ждал друг.
– Ты – молодец! – взволновано похвалил его Антон, хлопнув по плечу.
– Спасибо…
– Нет, ты не понимаешь! Ты всего на несколько мгновений "завис", а некоторые буквально застывают, впадают в ступор. Причем, многие первопроходцы это любят делать прямо в центре сцены. Одного такого деятеля я еле запихнул за кулису. Зрители были в экстазе.
– А режиссер?
Антон хитро прищурился:
– Пусть не предлагает экстренно вводить на "кушать подано" вспомогательные цеха. Артисты – люди ранимые и все воспринимают буквально.
– Истину говоришь! – голос неожиданно прогремел за спинами ребят.
– Ваше Величество, нельзя же так пугать! Мы люди ранимые…
Ранимые люди повернулись на голос. "Голос" в королевском облачении встретил их добродушной улыбкой и ироничным взглядом:
– Эх, подрастающая смена! Пугаетесь каждого чиха!
Король отхлебнул кофе из пластикового стаканчика. Егор смотрел на него во все глаза: что-то в этом высоком статном пожилом актере не позволяло усомниться в его величественности.
– Ну что? – несмотря на строгость тона, глаза короля улыбались.
– Свой в доску! – радостно козырнул Антон.
– Так веди к главному!
Антон, просияв, снова потащил Егора по коридору.
Меньше чем через час Егор выбежал из главного входа. Антон выскочил на улицу вслед за другом и остановился на мгновение, оглушенный громким, каким-то каркающим хлопком массивной двери.
– Егор! – позвал он и побежал по аллее к фонтану.
Увидев бегущего к нему Антона, Егор прибавил скорость. Антон сделал то же самое. Из-под его ног вылетели голуби, сердобольно прикормленные старушкой, гуляющей с внучкой.
– Стой! – завопил Антон, когда перепуганный голубь чуть не зацепил крыльями его лицо.
– Ба, а что это дядя делает? – удивленно спросила девочка, показывая на Антона.
– Репетирует, наверное… – предположила бабушка, оценив театральный костюм Антона.
Антон догнал Егора у фонтана. Егор стоял, облокотившись на кромку фонтана, и смотрел на воду. Антон стал точно так же.
Некоторое время они стояли молча. Антон, заметив маленький камушек на кромке, щелчком скинул его в фонтан. Егор, моргнув, быстро глянул на Антона и снова уставился на воду.
– Егор… – прошептал-просвистел Антон.
– Ты… – выдохнул Егор. – Почему. Не предупредил?
– Егор, я не…
– У вас, конечно же, профильное образование? Я чувствовал себя последним кретином!
– Ну, извини, забыл! Я знаю тебя как хорошего актера. А то, что ты технарь по бумажке − вылетело из головы. Но Петр Львович же пообещал тебя взять!
– Когда поступлю в театральный!
– Ну да.
– Что, "ну да"? За какие шиши?
– Хм… Пока устройся на работу, набор в институт ты уже пропустил. За год подготовишься, а там – будешь параллельно и учится, и работать.
– Актеры же только на дневном.
– Зачем стационар – ты уже работать будешь. Поступишь на заочный, на режиссера, например…
Егор, наконец, посмотрел на друга. Антон невольно вздрогнул под его взглядом.
– Мечта требует жертв! – тихо, но твердо заявил Антон.
Егор резко отвернулся и зашагал прочь от фонтана. Шаги его были неровные, как у механической игрушки.
– Ты не понял! Ты бы уже работал актером! – закричал ему вслед Антон, сорвавшись на хрип.
Почти два месяца ребята не общались. Егор, готовясь к госэкзаменам, все глубже погрязал в депрессии: он никак не мог смириться с тем, что мечта утекает сквозь пальцы. Из головы не выходили слова Антона о том, что можно и работать, и учиться в театральном. Но зарплаты новичка в театре никогда не хватит на обучение в институте. Егор же не мыслил себя никем, кроме актера. Даже временно.
Он иногда просматривал кастинги в интернете – раньше этим занимался Антон и сообщал Егору о годных вариантах, куда они потом шли вместе. Но сейчас такие не попадались.
Егор рассказал матери о предложении Степаныча только в тот день, когда "проиграл" в театре. Увидев, как засветилось от счастья ее лицо, он понял, что его мечта накрылась медным тазом.
Получив диплом, Егор отправился к Степанычу подавать документы на работу. Поскольку это была пятница, первый в жизни рабочий день должен был начаться с понедельника.
Когда Егор вышел из офиса, его изрядно промочил дождь. Дальнейший вечер тоже не клеился: то рубашка, которую он хотел надеть в первый рабочий день, оказалась маленькой, то кофе сбежал.
Мама, как всегда, пришла с работы поздно. Лину с книгой застала на кухне.
На мамин вопросительный взгляд девочка ответила:
– Егор опять депрессует.
Мама тихонько подошла к кровати сына. Егор лежал, отвернувшись к стене.
– Можно, я сяду рядом? – шепотом спросила мама, точно зная, что Егор не спит.
Легкий одобрительный кивок головой.
– Сынок, пообещай подумать над тем, что я сейчас скажу: актер – очень зависимая профессия. И проблема даже не в этом: без связей в ней, да и во многих творческих профессиях, делать нечего. Сейчас тебе в это трудно верится… Но нет никакой гарантии, что ты бы поступил в театральный. А если бы поступил – что работал бы в театре даже на "кушать подано" три раза в месяц, как твой Антон. И не факт, что снимался бы больше, чем сейчас.
Прости, но я у тебя – обычный кассир. А бабушка Антона – царство ей небесное! – работала аккомпаниатором в училище культуры. И то Антон учился на контракте. Думаешь, если бы ему было так хорошо в театре, он бы примкнул к твоим каскадерам?
Тебе сейчас двадцать два, и кажется, что впереди – о-го-го сколько времени. А время – как песок сквозь пальцы. Можно всю жизнь "Тайд" рекламировать, так и не сыграв Гамлета.
А "компьютерный доктор" – хлебная профессия. Со временем сможешь брать дополнительные заказы, потом будешь сам на себя работать. Появится время на кастинги. Ты, главное, начни…
Прошла первая бесконечная неделя на первой в жизни работе. За вторую неделю Егор уже немного привык, а на третьей чувствовал себя практически как рыба в воде.
За последние три месяца Егор ни разу не был у каскадеров на тренировках: все планировал попасть туда, благо рабочий график позволял, но после работы он приходил уставшим, а на выходных хотел только отдыхать. О кастингах он не вспоминал: их можно пройти в выходные, но съемки часто ставят на будние дни.
Однажды вечером семья выбралась в кафе, чтобы обмыть новую жизнь Егора. Женщины принарядились по случаю, но маме не удалось уговорить Егора одеться в соответствии с моментом.
Подняв бокал шампанского за выбор сына, мама вызвала у Егора непрошенное воспоминание.
Голубое безоблачное небо. Запах травы и полевых цветов. Смех Антона, зачем-то завязавшего Егору глаза и орущего на все поле о каком-то сюрпризе.
Хлопанье крыльев, фырканье лошадей. Яркий свет ударил по глазам – Антон без предупреждения сдернул повязку. Дружеские похлопывания по плечу и тосты за именинника.
– Я скажу, – произнес тост старший в компании каскадер. – Желаю, чтобы ты выбирал сердцем. Да, это трудно и часто кажется, что в определенной ситуации это невозможно. Но только сердце знает, чего ты хочешь на самом деле. Доверься ему, иначе будешь несчастливым.
– За тебя! – Егор чокнулся бокалами с матерью и сестрой.
Мимо кафе проходил Антон с компанией. Увидев Егора в витрине, он быстро попрощался и зашел в кафе.
Антон бесшумно подошел к столику, за которым сидел Егор с семьей:
– Здравствуйте. Что, третий день за здоровье величества-дипломника?
– Ой! – мама дернулась на стуле. − Здравствуй, Антоша! Садись с нами. Егор, поухаживай. Мы только сейчас смогли выбраться: у Егора работа, у меня работа…
– У тебя работа? – криво улыбнулся Антон.
– Да, по специальности, – у Егора дрогнула рука, и шампанское выплеснулось на стол.
– Интереснее, чем у Львовича?
– А что Львович? Опять трюки предложил? – забеспокоилась мать.
– Вроде того, – проронил Антон.
– Опять водоплавающая лошадь! В офисе все-таки безопаснее.
– Бездарнее.
– Проще, – примирительно добавил Егор.
– Слушай, "дарность", – насупилась мама – ты в своем театре делаешь все, что нравится?
– Да! – соврал Антон.
Мама пристально посмотрела на него:
− С театральными подачками, небось, на шее у родителей сидишь? А моя шея не может их двоих выдержать.
− Я сам зарабатываю! – вспыхнул Антон. – Бегаю с кастинга на кастинг как тот спринтер! Потому что не хочу, как вы: без мечты и по чужой правильности.
− И долго ты протянешь? Невозможно жить только мечтой! Артисты! Вот останетесь с Егором на улице и будете под пальмой один сухарь на двоих жевать. Тогда не до тонких материй будет!
− Но под пальмою же… – отшутился Егор.
Мама испепеляюще глянула на Егора, тот вжал голову в плечи. Антон выпил залпом бокал шампанского и встал из-за стола.
− Тетя Галя, Лина – спасибо вам за компанию, – смерив Егора взглядом, Антон добавил: – а тебя мне жалко.
На следующий день Антон, втайне от Егора, договорился с художественным руководителем театра насчет нового просмотра для друга. Антон пообещал, что уговорит Егора поступить в институт на заочное. "Главный" быстро согласился: оказалось, что за Егора просил "король" – ведущий актер театра.
Главный сообщил, что если Егор не подведет, его возьмут в штат еще и по основной специальности: будет и выходить на сцену, и работать компьютерщиком. Благодаря этому Егор сможет полноценно работать в театре, и, в будущем, учиться.
Когда счастливый Антон приготовился рассказать эту новость всему свету, главный взял с него слово: никто, а особенно Егор, не должен ничего знать. Главный сам поговорит с Егором после спектакля.
Впервые в жизни Антону стоило много нервов уговорить Егора "войти в кадр". Но, оказалось, это был только первый этап: Егор пообещал ответить, сможет он или нет, только через пять дней. Все это время Антон чувствовал себя словно на иголках. Он еле сдерживался, чтобы не намекнуть другу, что от этого решения зависит судьба Егора. Но Антон сдержал слово, данное художественному руководителю и главному режиссеру театра.
Наконец Егор дал согласие выйти на сцену. Правда, согласился он лишь утром того дня, когда давали спектакль, служивший Егору проверкой.
Раздался третий звонок. Но зрители, в большинстве дети с родителями, продолжили, суетясь, рассаживаться по местам. Продавщицу программок обступила галдящая детвора: причиной послужил Геракл в шикарных доспехах, изображённый на программке.
Двое учительниц, отловив дежурную, наперебой доказывали ей, что им нужны места именно возле детей. И не важно, что в их билетах указаны другие номера кресел. Дежурная, заверив их, что быстро во всем разберется, юркнула к спасительному выходу. Очередные упреки от учительниц доблестно принял на себя администратор.
Тем временем по другую сторону занавеса уже вовсю шли последние приготовления к спектаклю "Подвиги Геракла": помощник режиссера выстраивал на авансцене древнегреческий хор.
Сегодня хор никак не хотел выстраиваться: актеры толкались, извинялись и ругались сквозь зубы, наступая друг другу на тоги. Помреж нервничал и ругался вместе с актерами. Наконец хор построился: четыре хориста впереди и еще по трое сзади. Егор с Антоном попали в последнюю тройку.
− Не волнуешься? – взволнованно спросил Антон.
Егор пожал плечами.
− Знаешь… ты извини меня за ту ссору в кафе. Глупо было. И перед мамой извинись за меня, пожалуйста. Когда увижу ее – извинюсь еще раз.
− Минута до открытия занавеса, – предупредил помреж и скрылся за кулисой.
− Да, ты почему каскад забросил?
− Никак не дойду до тренировки, – Егор ответил почти беспечно.
Антон нахмурился.
Зазвучала торжественная музыка, и занавес величественно уплыл в сторону. Хор начал петь пролог, а Егор, оторопело уставившись в зрительный зал, забыл о том, что ему нужно петь: в зале, насколько позволяло разглядеть освещение, находились школьники средних классов.
Антон толкнул локтем Егора − и тот пропел со всеми последнюю строчку.
На сцену вышла разъяренная Гера, и началось действие. Несколько школьников с первого ряда завозились в креслах.
– Давай подвиги! – через пять минут завопили они. Но Гера, видать, была слишком занята скандалом с Зевсом, чтобы обратить внимание на зрителей.
Тогда один из школьников сначала засунул руку в карман, а потом быстро сунул ее в рот. За ним повторяли рядом сидящие приятели. Затем ребята синхронно достали пластмассовые трубочки, бывшие когда-то шариковыми ручками, и начали исподтишка плевать жеваной бумагой в актеров.
Актеры не сразу поняли, что происходит. Но когда в пышной прическе Геры висел уже не один мокрый комочек, и другие дети начали смеяться…
Актеров попросили продержаться до антракта – с первых рядов зрителей сложно увести так, чтобы не помешать смотреть остальным. Актеры стали гораздо быстрее перемещаться по сцене и приноровились уклоняться от бумажных снарядов.
Дети тоже быстро сориентировались и поменяли мишени – стали стрелять в неподвижных хористов, которые, тут же, стали очень подвижными. Помреж прикрикнул на них из-за кулис и попросил "стоять хором", пока он что-то придумает.
Но время шло, обстрел продолжался, а помреж не давал о себе знать.
– Когда у них закончится бумага? – взмолился Антон после того, как бумажка больно задела его по уху.
Егор открыл рот, чтобы ответить, и тут же новый патрон залетел ему прямо в рот. Егор глупо заморгал, и ему показалось, что он слышит злорадный смешок обидчика.
Вдруг на сцене открылся люк. Помреж махнул рукой хористам: "Идите туда!" Первая четверка хористов, не прекращая петь, пошла к люку. За ними пошли следующие. Егор с Антоном замыкали шествие.
Узрев позорное бегство хористов, школьники вскочили с кресел и обсыпали их градом выстрелов. Егор, увернувшись от очередного плевка, вдруг заметил кое-кого пострашнее школьников: за ним с восьмого ряда внимательно наблюдал Степаныч. Встретившись взглядом с начальником, Егор застыл на месте.
– Ты чего? – оглянулся Антон и потянул друга за руку. Тщетно – Егор будто прирос к сцене.
И тут Егору в лоб влетел бумажный снаряд. Раздался ликующий мальчишеский вопль. Егор заморгал и сделал неуверенный шаг. Антон, воспользовавшись ситуацией, схватил Егора за руку и потащил к люку.
– Что, тяжело быть артистами? – понеслось друзьям в след.
Егор перехватил начальника в гардеробе. Со Степанычем был мальчик лет шести.
– Интересно вы болеете. Я не врач, но знаю: воспаление наглости не лечиться.
Взяв мальчика за руку, Руслан Степанович ушел.
Егор сидел перед зеркалом в тесной гримерной на четверых, в которой им с Антоном выделили один на двоих столик и стул.
Антон, быстро разгримировавшись, куда-то убежал. Егор сидел в тоге и смотрел в одну точку.
– Эй, мы ушли! – окликнул Егора один из актеров. – Будешь уходить – выключишь свет, хорошо?
Егор не отреагировал.
– Хорошо? – переспросил один из актеров.
– Меня выгонят с работы, – словно заклинание, произнес Егор.
– Странный какой-то…
Актеры ушли, аккуратно прикрыв за собой двери.
Почти тут же в гримерку влетел довольный Антон и, кружась по комнате, принялся насвистывать мелодию.
– Где твой телефон? – Антон органично плел вопрос в ткань мелодии.
– Не помню… – тихо выдавил Егор.
– Саныч только что сделал сногсшибательное предложение! Исторические события, пять съемочных дней. Массовка, но пообещали несколько крупных планов и, возможно, эпизод! Что смотришь? На звонки надо отвечать! Хорошо, Саныч знает, что мы работаем вместе!
– Я… не буду, – прошептал Егор.
Антон остановился и ошарашено уставился на Егора.
– Ты что, не понимаешь?! – закричал Егор. – Меня теперь уволят!
– Может, это к лучшему? – Антон робко улыбнулся
– Ты… Ты откуда знаешь, что для меня лучше? – просипел Егор. Его глаза с расширенными от злости зрачками, в упор уставились на Антона. Антону стало неуютно. – Ты своими идеями мне всю жизнь сломал! Это ты придумал ходить на кастинги… – наседал Егор.
– Ты же студию закончил!
Антон пытался найти то спасительное слово, после которого друг немного успокоится и начнет соображать. Он чувствовал: еще миллиметр – и Егора уже не вытащить из пропасти, которую он сам себе создал.
– Это ты решил, что мне необходимо работать в твоем театре. А я просто хочу…– Егор не мог найти подходящего слова.
– Чего ты хочешь? – обреченно спросил Антон.
– Не хочу тебя видеть! – страшным свистящим шепотом сказал Егор в лицо другу. – Никогда!
И побежал прочь из гримерной.
– Егор! С тобой хотели… поговорить.
Но Егор был уже далеко. На этот раз Антон не захотел его догонять.
В тот день улицу со старыми домами оккупировала пара полицейских машин и несколько фургонов с кинооборудованием. Все суетились, оператор настраивал камеру, стоящую на рельсах. Гример "подводил" лицо актеру в элегантном костюме конца девятнадцатого века. Ассистенты перекрыли часть улицы и проезжей части дорожными конусами. Среди массовки был и Антон, который активно жестикулировал и улыбался, общаясь с другими актерами.
– Уважаемые наблюдатели! Выключите, пожалуйста, мобильные телефоны и не разговаривайте во время съемки, – попросил в рупор первый ассистент.
– И не выходите, пожалуйста, за ограничительную линию, – добавил второй. – Для сотрудников помещений повторяю: пожалуйста, не выходите на улицу во время съемки и отойдите от окон. Просим извинения за неудобства.
Несмотря на просьбы киношников, двое молодых людей подглядывали в окна. Согнув спины и выгнув шеи, готовые в любой момент отскочить к стене, они упоенно подсматривали за действиями съемочной группы, чудом умудряясь не расплескать кофе из пластиковых стаканчиков.
– А вот и актеры! – обрадовался парень по имени Костя, обещавший Егору пиво за спасенный диск.
Егор посмотрел в указанном направлении и оторопел: среди актерской братии активно маячил Антон. На Антона были обращены взгляды всей компании. И у него было то знакомое хитрое выражение лица и так расставлены руки, будто он рассказывал в лицах свой любимый анекдот.
– Эй, ты чего? – удивился Костя и осторожно хлопнул Егора по плечу. Тот не отреагировал, и Костя пожал плечами.
А Егор уже был там – в окружении этих веселых, спешащих людей которые настраивают камеры, гримируют актеров, переставляют освещение и… создают волшебную реальность. Егор стоял рядом с Антоном и вместе с остальными от души смеялся над любимым анекдотом друга. К ним подскочил гример и, подправив им грим, растворился за спинами съемочной группы.
Прозвучала команда: "Тишина на площадке!" Егор с Антоном инстинктивно вытянулись, словно хищники, готовые к прыжку. На команде "Мотор!" Егор громко втянул ноздрями воздух и "выпустил когти" – на их с Антоном языке так называется вхождение в образ.
Вдруг оператор движением руки подозвал ассистента. Потом показал рукой на окно и шепнул что-то ассистенту на ухо. Ассистент произнес в рупор, глядя на Егора в окне:
– Молодой человек! Отойдите от окна!
Егор мысленно возмутился: почему ассистент гонит его из кадра? Они с Антоном вместе играют в этой сцене. Неужели перепутали раскадровку?
– Выйди из кадра, тебе говорят! – второй ассистент отобрал рупор у первого.
Вдруг чья-то рука схватила Егора за плечо и оттащила от окна. Егор резко развернулся к обидчику.
– Обед закончился, – невозмутимо сказал Костя. И взял у Егора из дрожащих пальцев чудом не расплескавшийся стаканчик с кофе.
Егор, словно сомнамбула, пошел за Костей к его столу. На столе, как всегда, лежал системный блок. Егор, высунув кончик языка, принялся старательно откручивать последний болтик от стенки компьютера.



FacebookTwitterGoogle+PinterestVkEmail