Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ИРИНА ПЕРЕСАДА


Третий пол



Рассказ
1


В трубке раздался взволнованный голос подруги. Я чувствовала, что Сара старается казаться спокойной, однако это ей плохо удавалось.
– Что-то случилось, дорогая?
– Нет-нет, я просто хотела увидеться с тобой. Я здесь, рядом с твоим домом. Ты свободна?
– Для тебя отложу все дела. Заходи, я жду.
– Давай увидимся в кафе. Я в "Мадо", сижу на втором этаже. Что тебе заказать?
– Я сейчас подойду, там и решим.
Я дала отбой, натянула джинсы, блузку, накинула плащ и быстрым шагом направилась к кафе. Оно действительно находилось рядом с моим домом – только перейти площадь. Уже минут через семь я подходила к её столику, уютно спрятавшемуся за большим цветочным кустом. Сара сидела, напряженно вглядывалась в панорамное окно кафе, и курила.
– Привет, давно ты курить начала? Что-то я и не припомню тебя с сигаретой.
Сара резко повернулась на мои слова и облегчённо вздохнула.
– Ты уже здесь? А я тебя на улице высматриваю. Пропустила, наверное. А это, – она повертела в руке сигарету, – так, для успокоения нервов. Ты права, я не курю. Уже лет тридцать в руки не брала.
– И что, помогает? Успокаивает нервы?
– Нет, но мне надо было вертеть что-то в руке. А этот дружок, – она кивнула на телефон, – тоже не помогает. Только раздражает.
Она затушила сигарету, потом отключила телефон. Потом снова включила его, отключила, прикурила новую сигарету и вновь потянулась к телефону. Я наблюдала за её манипуляциями, пытаясь понять, что же случилось – такой взволнованной я её
никогда не видела.
– Послушай, дорогая, – сказала я, отбирая у неё телефон, – давай закажем мятного чаю. Он чудесно успокаивает. Лучше этой вонючей сигаретной дряни.
Сара кивнула и попыталась улыбнуться. Уже через несколько минут на нашем столике ароматно пыхтел чайник, под которым горела плоская свеча.
– Что у тебя случилось? Ты здорова?
– Слава Богу, здорова. Настолько, что в танцевальном конкурсе собираюсь принять участие – в номинации "кому за 60".
– Супер! И что, подходящего партнёра в этой категории найти не можешь?
– Могу, для танцев давно нашла – ты же знаешь его – Макс, отставной полковник.
– Как это я забыла! Слушай, а танцы – это такое контактное хобби, у вас телесных контактов не было?
– Да каждый день, только это не то, что ты имеешь в виду.
– Жаль, он такой интересный мужчина, ну, настоящий полковник, – процитировала я Аллу Пугачёву и решила переменить тему, чтобы немного отвлечь подругу: – Ты знаешь, что учудил мой канадский внук? Приходит со школы, из своего первого класса, и спрашивает мать, почему так бывает – у него есть мама и папа, а вот у одной девочки из их класса – два папы и ни одной мамы, а у другого мальчика – две мамы и нет папы.
– И что ответила твоя невестка?
– Она сказала, что бывает по-разному, кому как нравится. На что мальчишка ответил, что у собак щенки рождаются только от мамы и папы. Вспомнил, как они искали девочку своему Джеку, как тот обрадовался, когда нашли. Вспомнил, как пёс играл с ней, и как потом у собачки-девочки родились щенята. И – главное наблюдение ребёнка: ведь люди такие же, как и собаки, и у двух женщин или у двух мужчин детей быть не может. Ну, что ответить на это? Мальчик прав, а у них там толерантное отношение к геям и ни в коем случае нельзя говорить вещи, хоть в чём-то ущемляющие их гомосексуальные проявления.
– Да чтоб им всем пусто было! – с горечью воскликнула Сара и вдруг разрыдалась.
Я растерялась. Подошла к ней, прижала её голову к своему животу и стала тихонько поглаживать.
– Ну-ну, не надо, пройдёт и это… Перестань, моя хорошая, разберёмся… В чём только мы не разбирались… Давай, вытри слёзы, чаю попьём и расскажешь…
Подруга горько плакала – ясно было, что у неё давно уже накипело на сердце, а сейчас прорвало. Я ещё что-то ворковала, мысленно благодаря огромный куст, закрывавший нас от остального зала. Вскоре поток слёз стал иссякать. Сара тихонько высморкалась, несколько раз вздохнула-всхлипнула, вытерла салфеткой глаза, смазывая остатки макияжа, и потянулась к чашке чая. Я поняла, что ядро урагана рассосалось, и отошла к своему стулу.
– Ты же знаешь, я не истеричка, – начала она. – Но с этой ситуацией я даже не представляла, что могу столкнуться.
– И в чём дело?
– Да в них, этих геях проклятых!
– В ком? А ты здесь при чём? С какого боку? Сара, это же не с сыном связано?
– Слава Богу, не с ним. С Анаром.
– С внуком? Он что, из этих?
Сара помолчала, а потом решительно произнесла:
– Давай я тебе с самого начала всё расскажу. Издалека.


2


Джамиля уже несколько дней, как заметила, что с её сыном Мурадом происходит что-то неладное. Он перестал смотреть ей в глаза, вздрагивал от сообщений, которые приходили ему на телефон, отклонял звонки, и уж самое странное – стал подолгу заниматься уроками. Если раньше он мастерски изображал, что внимательно читает учебник, играя в это время с телефоном, то сейчас происходило всё наоборот. Он действительно читал учебники, что-то писал в тетрадях, решал какие-то задачи, при этом старательно избегая общения по телефону. Джамиля несколько раз пыталась поговорить с сыном, но Мурад отвечал односложно:
– Мама, у меня всё в порядке. Уроков много.
С каждым днём, а Джамиля это ощущала почти физически, напряжение в ребёнке возрастало. Она почувствовала, что Мурка – так дома они называли своего одиннадцатилетнего сына, чего-то сильно боится. Она поделилась с мужем своими опасениями, но он лишь посмеялся:
– Ты ненормальная мамаша! Волнуешься, что ребёнок вдруг стал заниматься!
Однако гнетущее чувство тревоги за сына не оставляло молодую женщину, и однажды ночью она не выдержала – из-под подушки сына вытащила его телефон. Следуя своей неожиданно обострившейся интуиции, она сразу разгадала пароль и открыла его переписку. Переписка с одноклассником Гасаном была самой обширной, и Джамиля начала с неё. Прочитав несколько сообщений, женщина почувствовала, что у неё слабеют ноги, и мягко опустилась на ковёр. В первых сообщениях Гасан приглашал Мурада к себе домой, завлекая какой-то новой игрой. Джамиля вспомнила, как несколько недель назад Мурад действительно просился в гости к Гасану. Семья этого мальчика казалась очень приличной, в доме всегда был кто-то из взрослых, и она разрешила, справедливо полагая, что детям нужно общаться и вне школы. В тот день Мурад сам вскоре позвонил от Гасана и попросил забрать его, потому что нужно было готовиться к контрольной. Это не вызвало у матери никаких подозрений, так как в школе действительно задавали много уроков. Однако на следующий же день в переписке появились фразы:
… ты понял, что такое настоящий мужчина?...
… приходи ещё, я тебе ещё лучше сделаю…
… ты молодец, не раскололся, я уважаю тебя…
… завтра после обеда я жду тебя в туалете на втором этаже…
… слабак, чего испугался? тебе же понравилось…
… чего боишься? приходи, куда сказал…
… кто узнает, если сам не скажешь…

А дальше начинались непристойности и ужасные подробности полового общения подростков. Джамилю поразило, что её сын сопротивлялся вяло и нерешительно, словно чувствуя свою вину и боясь разоблачения. Дочитав переписку до конца, женщина с трудом поднялась на ноги и медленно направилась в спальню, держа телефон в вытянутой руке, будто опасаясь испачкаться об него. Она растолкала спящего мужа и протянула ему телефон, не в силах вымолвить ни слова. Мужчина долго протирал глаза, а когда прочитал, растеряно спросил:
– Что это?
– Наш сын в беде, – пролепетала женщина.
– В беде? Я убью его, засранца! Весь наш род позорить вздумал!
– Погоди! Ты разве что-то рассказывал ему по этому поводу? Нет? И я нет. А откуда мог он знать, что хорошо, что плохо? Из интернета? От друзей? Вот они и объяснили ему… И теоретически, и практически…
Мужчина немного оправился от первого шока.
– И что нам делать сейчас? Я не знаю…
– И я не знаю. Давай дождёмся утра и поговорим с Муркой. С Мурадом, – поправилась женщина, понимая, что ласковое домашнее имя звучит сейчас двусмысленно.
Заснуть они так и не смогли. Искали и не могли найти правильное направление предстоящего разговора с сыном, опасаясь этого разговора и желая его оттянуть. Утром после завтрака Джамиля позвала Мурада в гостиную, где его уже ждал отец. Любопытную младшую дочку отправили в школу с соседской старшеклассницей. Мальчик, не найдя утром телефона под подушкой, догадался, о чём может быть разговор, но надеялся, что родители не смогли определить пароль. Однако, увидев светящийся экран своего мобильника в руках у отца, он сразу резко побледнел и сник.
– Мурад, – начал отец, – расскажи нам, что у тебя происходит с Гасаном.
Тон его был ровный, мужчина смог взять себя в руки и спокойно вести разговор. Однако сын удивил его. Глядя прямо в глаза отцу, мальчик сказал:
– Пусть мама выйдет. Я буду говорить только с тобой.
– У меня нет от мамы секретов, рассказывай.
– Этот разговор не для женщин, – строго, по-мужски, сказал мальчик, – пусть она выйдет.
Джамиля посмотрела на мужа, взглядом умоляя его сдерживаться, и медленно пошла на кухню.
Через полчаса в кухню вошли Мурад с отцом. Мальчик был спокоен, казалось, что он сбросил с плеч тяжёлый груз, а отец, наоборот, как-то согнулся, осунулся, словно этот же груз взвалил на себя, и тот оказался для него во много раз тяжелее.
– Я сейчас отвезу его в школу, как раз ко второму уроку успеем, и сразу же вернусь, – ответил муж на безмолвный вопрос жены.
Джамиля выпила третью порцию валерьянки с начала ночи, села на стул и безысходно сложила руки. Она не пошевелилась, когда вернулся муж, только подняла вопросительно глаза:
– Что?
– Пока ничего. Давай вместе решать, что делать.
– А что рассказал Мурад?
– Этот гад Гасан полкласса на крючке держит. Лишь один мальчик надавал ему по морде за его предложение. Гасан оставил его в покое, жаловаться на него не пошёл, но резко расширил круг деятельности. Остальные мальчишки боятся разоблачения, Гасан их шантажирует.
– Учителя знают?
– Думаю, что нет. Хотя, это же западная школа, – муж выругался, – и кто нас дернул туда ребёнка отдавать!
– Там в анкете даже третья клетка есть, помнишь?
– Какая третья клетка? – удивился мужчина.
– В графе пол. Мужской, женский и третье – ещё не определился.
– Ты это серьёзно? Почему я не знал?
– Знал, мы же вместе заполняли анкету. Ты не обратил внимания.
– Да уж… Думаю, надо идти к родителям Гасана. Немедленно, пока он в школе.
– Хорошо, только давай тётю Сару возьмём с собой. Мне всегда спокойно, когда она рядом.
– Ты что? Лишние свидетели не нужны, – мужчина даже повысил голос. – Что она подумает?
– Знаешь, Мурад тоже боялся, что мы подумаем, и молчал. И остальные молчат, а этот гадёныш безнаказанно действует. А с кем нам сейчас советоваться? С родителями? С твоими? С моими? Ладно, иду звонить…
– Погоди, – муж мягко остановил Джамилю. – Звони тёте Саре.
Через час они втроём вылезали из машины рядом с домом Гасана.
Родители мальчишки ждали их. Отцу Гасана было лет под шестьдесят, мать – много моложе. Это была его вторая жена, на ней он женился после смерти первой. Гасан был их единственным общим сыном, дети от первого брака уже были взрослыми и жили отдельно.
– Добрый день, уважаемые, – хозяин гостеприимно распахнул дверь, с улыбкой приглашая гостей войти. Однако, увидев их озабоченные лица, испуганно воскликнул: – Что-то случилось с моим мальчиком?
– Жив-здоров ваш мальчик, только сволочь он, – резко ответил отец Мурада.
– Вот, прочтите переписку.
Он протянул раскрытый телефон, а потом без приглашения прошёл в гостиную и сел в кресло. Реакция отца Гасана походила на реакцию Джамили – он, начав читать, нащупал кресло, тяжело опустился в него, левой рукой закрыл рот, наверное, чтобы не закричать или не выругаться. Закончив читать, он закрыл глаза и откинулся в кресле, тяжело дыша.
– Это точно писал мой сын?
– Ваш, и это только одна история. Он так весь класс шантажирует. Прочитайте всю переписку в его телефоне, найдёте, думаю, много интересного. А в нашей семье из-за него – два нервных срыва и испорченное детство ребёнка.
В этот момент из школы вернулся Гасан. Он что-то весело прокричал из передней и, смеясь, вбежал в комнату – высокий, красивый мальчик: миндалевидный разрез чёрных глаз под изящной дугой густых бровей, восточный нос с лёгкой горбинкой и яркие, словно нарисованные, чувственные губы. Увидев гостей, он резко остановился и развернулся, чтобы выйти.
– Телефон! – без предисловий потребовал отец.
– Ну, па…
– Телефон!!! – мужчина выхватил из рук сына телефон и глухо произнёс, – пароль!
Гасан хотел сам набрать пароль, но отец резко отстранил его:
– Пароль! – потом, ещё не глядя на экран, приказал: – Иди к себе и жди.
Гасан вышел из комнаты. Его отец оглядел гостей тяжёлым, туманным взором.
– Я думал, что в жизни мне осталась только радость – любимая жена, сын, старшие дети, внуки… Я должен вас ненавидеть – вы сломали мой рай. Но сейчас я ненавижу себя и моего младшего сына, а вы пострадавшие, – мужчина усмехнулся. – Я не задерживаю вас. Завтра утром сообщу о своём решении. А пока – успокойтесь сами и успокойте своего мальчика. И ничего не предпринимайте.
Муж Джамили жестко сжал кулаки и двинулся на хозяина, но тётя Сара и Джамиля повисли на нём с обеих сторон, стараясь сдержать его.
– До завтрашнего утра, – прощаясь, сказала Джамиля, и они направились к своему автомобилю. У машины отец Мурада гневно заговорил:
– Негодяй! Ничего не предпринимайте! Я убью его вместе с его отродьем!
– Послушай, мой хороший, – мягко заговорила тётя Сара, – ты же видел, что он потрясён не меньше нашего. Давай дождёмся утра, этот мужчина, похоже, человек слова.
– Да плевать я хотел на его слово, пусть лучше своим сыном займётся, сын подонок, и отец такой же!!!
– А ты много занимался половым воспитанием своего сына? Что рассказывал ему об этих… об этих отношениях? Конечно, ничего! На жену всё переложил? А сейчас во всех фильмах этих геев показывают! Прямо необходимый элемент. Что, твой сын слепой? Для него, возможно, это уже нормально! Что рычишь? – отреагировала Сара на клокочущие звуки, вырвавшиеся из горла мужчины. – Думаешь, деньги домой принёс и всё? Отцовские обязанности закончились? А с мальчиком должен разговаривать мужчина! Хоть иногда!
Тётя Сара распалялась всё больше. Она понимала, что добавляет масла в огонь, но сдерживаться не захотела. Джамиля в изумлении смотрела на неё. Она знала эту женщину с детства, но никогда не видела её в таком гневе.
– Это что, теперь, значит, я виноват?
– Никто не виноват. Есть задача, значит, есть и решение. Нужно его найти, – внезапно успокоившись, произнесла тётя Сара. – Подождём до утра, потом будем думать дальше.
Вечером Джамиля, закрыв глаза,сидела в кресле, когда подошёл сын и остановился рядом.
– Мама, спасибо вам с папой, – мальчик говорил, волнуясь и медленно подбирая слова. – Я думал, что моя жизнь закончилась, что вы никогда не простите меня. Я чувствовал себя каким-то грязным мусором, от которого надо избавиться. Сам я не смог бы, а что делать дальше, не понимал. А вы, – в голосе Мурада зазвучали слёзы, – вы простили меня и даже поддержали. Я понял, что нужен вам. Возможно, вы ещё любите меня… А я вас очень-очень люблю…
Джамиля представила, какое страшное одиночество мучило её сына, представила, что могло бы случиться, если бы он смог избавиться от себя… Она порывисто обняла мальчика, прижала к себе и сквозь слёзы заговорила:
– Родной мой, да как мы можем не любить тебя? Это ты прости нас, что не смогли дать тебе почувствовать нашу любовь… Ошибки бывают у каждого человека, это нормально, это не главное… Главное – мы есть друг у друга, мы любим друг друга. Ты знай это, никогда не сомневайся, что мы будем всегда рядом, мы никогда не оставим тебя. И всегда, слышишь, всегда поймём и поддержим тебя. Только ты не прячься от нас и ничего не скрывай…
Она почувствовала сильные руки мужа, который обнял их и прижал к себе, ощутила его горячую слезу, скатившуюся на её щёку, и вдруг поняла, что счастлива в этот момент.
– Мама, папа, я и не знал, что может быть так хорошо, – прошептал ребёнок. "Вот уж точно – нет худа без добра, – промелькнуло в голове Джамили, – но всё же лучше только добро без худа".
На следующее утро позвонил отец Гасана. Он сказал, что отправляет сына с матерью в другой город. Сам в течение недели уладит все дела и присоединится к ним.
– А как остальные дети, которым твой подонок жизнь попортил? – заорал возмущенный отец Мурада.
– Я сегодня иду в школу. Поговорю с директором. Потом хочу собрать всех пострадавших ребят, поговорить с ними и извиниться.
– Просить прощения должен твой гомик, а не ты!
В этот момент Джамиля ловко поймала телефонную трубку, которую её муж в сердцах бросил в стену.
– Здравствуйте, это мать Мурада, – начала она, – я думаю, вам нужно посоветоваться с директором и со школьным психологом, как вести этот непростой разговор с детьми. Ребята травмированы, наш сын сегодня ночью заснуть не мог. Я не хочу раздувать скандал до уровня всей школы и министерства, но учителя и директор должны знать об этом, чтобы отслеживать ситуацию впредь…
– Я учту ваши пожелания, – сухо ответил мужчина и дал отбой.
Джамиля молча наблюдала за мужем, который метался по комнате, ругаясь и натыкаясь на мебель. Потом он остановился и бросил:
– Мне надо на работу, держи меня в курсе дела.
Через несколько минут после его ухода пришла тётя Сара и с порога начала:
– Я всю ночь в интернете сидела, всё читала про этих… про это… Оказывается, раньше это считали болезнью и лечили. Потом перестали считать, потом объявили нормой. А сейчас их законом охраняют от посягательств натуралов.
– У нас?
– Нет, пока в Европе и в Штатах. У них там даже в школах, в анкетах в пункте про пол, есть графа такая …
– Я знаю. Мурад же учится в западной школе. Мы заполняли такую анкету, – перебила Джамиля и увидела, как в ужасе расширяются глаза тёти Сары.
– Ты заполняла такую анкету? И отдала ребёнка в эту школу? Так почему же сейчас ты удивляешься, что он столкнулся с этой грязью?
– Мне и в голову это не могло прийти, думала, просто формальность… – стала оправдываться Джамиля. – И потом, в западных школах образование лучше.
– Половое образование, – съязвила тётя Сара и прикусила язык, – прости меня, тебе сейчас несладко.
– Да уж. Недавно звонил отец Гасана, – и Джамиля рассказала об утреннем разговоре. – Не представляю, как он с детьми беседовать будет.
– Джама, а может, лучше сначала с вами, с родителями? И с вами посоветоваться, как и о чём с вашими детьми говорить? А то как бы не стало хуже.
– Точно! Тётя Сара, я еду в школу.


3


Я внимательно слушала подругу, которая рассказывала историю своих соседей. Я понимала, что эта ситуация болезненна для неё самой, только не понимала, почему.
– И чем дело закончилось?
– Подключили уйму народа – директора, учителей, юриста. Старались не распространяться на эту тему, у многих мальчиков травма была тяжелой – с ними занимался психолог. Семья Гасана переехала куда-то в провинцию. Санкций против мальчишки школа не применила. Санкциями занялся отец.
– Сара, а тебя каким боком это задело? Ведь ты сказала, что в чём-то замешан твой внук Анар.
– Я рассказываю. Только ты не перебивай. Эта история с Мурадом случилась около года назад. Она потрясла меня, я нелегко перенесла её. Одно дело, когда ты читаешь об этом в журналах или смотришь по ТВ, другое дело, когда мальчишка, которого ты вместе с его папашей везла из роддома, вдруг оказывается жертвой такой мрази. Я в ту пору боялась представить, что подобное может коснуться и моей семьи, гнала эти мысли. Но моё сердце заболело тогда о своём единственном внуке. Ты знаешь, дочь с мужем давно работают в Штатах, и Анар там учился в обычной американской школе, – Сара в сердцах сплюнула. – На лето они приехали сюда. Анар возмужал, стал красавчиком. Ты помнишь, он и в детстве был симпатягой, но теперь вообще стал неотразим. И это я тебе говорю не как бабушка, а как женщина.
– Твой женский вкус всегда был безупречен, – улыбнулась я, но Сара не поддержала шутку.
– Мне всё это лето казалось, что он постоянно чем-то подавлен – стал неразговорчив, никуда не выходил. Всё сидел, уставившись в одну точку. На мои расспросы отвечал нехотя и скупо. Я поделилась этим с дочкой, однако она рассмеялась и всё свалила на переходный возраст – парню уже шестнадцать лет, задумывается о жизни!
В конце августа они снова засобирались в Штаты, но Анар вдруг категорически отказался ехать. Хочу, мол, учиться на родине и всё тут! А когда родители согласились, я думаю, по принципу – баба с возу, кобыле легче, парень наотрез отказался идти в местную американскую школу. Он поставил условие – или самая обычная школа, или он не учится вообще. Ну, ты понимаешь, мой зять считает, что у его семьи на родине должно быть всё самое лучшее, и школа в том числе. В общем, устроили парня в "обычную", самую престижную школу в городе. Параллельно он записался в секции карате, айкидо и бокса. Я его спрашиваю: "Ты нападать или обороняться собираешься?" А он: "Жизнь, бабулечка, такая штука – в ней всё пригодится. Тем более, я в Америке тоже единоборствами увлекался". Ну, зажили мы с ним вдвоём. И мне веселее, и ему, чувствую, тоже неплохо. Улыбаться начал, шутить. Со мной по-английски стал говорить, обещал, что через год я болтать буду почище его родителей. И вот эта мирная жизнь разрушилась вчера. – Сара помолчала, сосредоточиваясь. Потом, овладев эмоциями, продолжила. – В школе им задали написать эссе на тему "Если бы меня не стало…".
– Что? – изумилась я, – ведь это невообразимо сложно! Я бы не смогла. Хотя они совсем в другом возрасте, им, наверное, легче.
Сара не среагировала на моё замечание, глубоко вздохнула и продолжила.
– Вчера ко мне позвонила учительница, которая задала им это сочинение, и предложила встретиться. Место назначила в кафе на другом конце города. Я уже потом поняла почему – чтобы нас Анар не смог увидеть. Она мне понравилась: хоть и молодая, но из тех учителей, которые любят учеников, а не только в карман родителям смотрят. Сначала она рассказывала о классе, в котором учится Анар, потом заговорила об этой теме – "Если бы меня не стало…". Я тоже, как и ты, удивилась и спросила – зачем? А вот такой она эксперимент решила провести... Вызвать детей на откровенность. И вызвала. Подростки писали настолько откровенно, что она сама ужаснулась результату. И теперь не знает, что с этим делать. Но обо всех распространяться не стала, а заговорила об Анаре. Сначала ходила вокруг и около, современные дети, мол, совсем другие, и опыт у них другой, отличный от нашего. При слове "опыт" у меня задрожали руки, и я попросила её не томить меня. Тогда она молча вынула из сумочки листок и протянула мне. Это была ксерокопия сочинения Анара. Оригинал она должна была возвратить. Вот это эссе. Читай.
Сара протянула мне измятый листок – видно было, что его читали и перечитывали. Я осторожно взяла, надела очки и начала читать.

Если бы меня не стало…
Если бы меня не стало, тогда некому бы было бояться позора. Тогда меня бы не волновало, что в прошлом году, когда я ещё учился в Америке, на в ечеринке меня напоили до смерти и изнасиловали. Насиловали все мои друзья, по крайней мере, я считал их друзьями до того страшного в ечера. А я валялся как овощ и что-то мычал. Они в спиртное подмешали наркотическую дурь,
от которой челов ек отключается.
Если бы меня не стало, мне бы не пришлось смотреть эту мерзость на видео, которо е засняли эти подонки и демонстрировали мне в присутствии девушек, среди них была и та, которую я любил. Если бы меня не стало до того вечера, Элен плакала бы обо мне, а не презрительно отворачивалась при встрече.
Если бы меня не стало, я бы не носил в себе эту тяжесть и ненависть к самому себе, от которой у меня уже болит всё тело. Если бы меня не стало, то, наверное, на том свете Бог вылечил бы мою душу и наполнил её покоем.
Если бы меня не стало, я оставил бы на земле свои мысли о том, что у меня не хватило духа и сил врезать этим гадам по морде и заставить их проглотить свои поганые члены.
Если бы меня не стало, родители повздыхали бы обо мне недельку, а потом снова занялись бы своим бизнесом и всё забыли.
Если бы меня не стало, только бабушка горевала бы обо мне, потому что только она одна любит меня на этом свете.
Если бы меня не стало, я не писал бы это сочинение в надежде, что кто-то сможет мне помочь, или же окончательно потопит меня в моей же грязи…


Даже видя взбудораженное состояние подруги, я не ожидала столкнуться с подобным. Страшный холод сжимал моё сердце, пока я читала, а дойдя до конца, я поняла, что вытираю слёзы. Сара с ожиданием и надеждой смотрела на меня. Я закрыла глаза, пытаясь осмыслить прочитанное, хотя при попытке только представить ситуацию у меня начиналась тошнота. Парень столкнулся с настоящим преступлением. Но…
– Сара, вижу здесь две вещи – хорошую и плохую. Начну с плохой. Над твоим внуком жестоко надругались. Более того, по отношению к нему совершено преступление. Циничное преступление, людьми, которых он считал своими друзьями. У него не хватило духу обратиться в полицию или рассказать родителям. Он счёл себя виновным в том, что случилось. Он изначально признал себя плохим, жалким, недостойным и грязным. Поэтому преступники, а иначе их никак не назовешь, остались безнаказанными. Самое страшное в этом – больше всего пострадала его душа, а не тело. Коварство, вероломство, предательство, крушение любви, презрение к себе – это сложно и для взрослого человека, а не только для мальчишки шестнадцати лет.
Сара снова всхлипнула:
– Бедный мой мальчик, мой Анар!
– Стоп, Сара! Есть ещё и хорошая новость.
– Где ты нашла её в этом письме? – подруга потрясла измятым листком.
– Сара, он попросил помощи. Если бы меня не стало, я не писал бы это сочинение в надежде, что кто-то сможет мне помочь. Он не замкнулся, у него есть надежда, что он сможет выбраться из своего ада. Он просит о помощи. А это уже решаемо.
– Как? Ведь учительница не может рассказать ему, что я в курсе.
– Дай подумать. А что, если мы сделаем вот так…


4


Анару нужен психолог, но психолог-мужчина, желательно харизматичный, сильный и добрый. Психолог, владеющий современными методами работы с пациентом. Я перебирала в уме своих коллег и вспомнила. Юсиф Азизов подходил идеально. Я позвонила ему прямо из кафе и рассказала обо всём.
– Юсиф, но как мы сможем вас познакомить? Парень не должен знать, что цепочка к тебе тянется через бабушку.
– Это не сложно. Школы могут обращаться к клиническим психологам в особо сложных случаях. Можно представить это так, что учительница и посчитала эту ситуацию таким случаем.
– Но ведь нужно какое-то обращение, наверное, письменное, а его должен подписывать директор…
– Слушай, ты думаешь, парню будет важно знать всю эту бюрократическую кухню? По-моему, будет достаточно, если учительница просто представит нас друг другу. Ведь на самом деле я буду работать как частный психолог, а не как специалист, привлечённый школой.
– А где вы будете встречаться? В общей клинике нежелательно.
– Обижаешь. У меня есть чудесный уютный кабинет.
– Ты там один?
– Специально для этого случая вызову секретаршу. Она так выглядит, что если ему и не захочется приходить ко мне, то на неё поглядеть он обязательно прибежит снова.
– Я и забыла, что ты старый ловелас.
– Опять обижаешь. Я – ценитель женской красоты. Кстати, кто будет платить?
Сара, слышавшая этот разговор, жестами стала показывать, что она не пожалеет никаких денег, главное, чтобы был результат. Я озвучила это Юсифу, он улыбнулся:
– Результат сделаем, – потом серьёзно произнёс. – Ты знаешь, это не единичный случай. Что-то подобное участилось за последнее время.
– А я не сталкивалась.
– К тебе обращаются в основном женщины, а ко мне – парни или родители мальчиков, над которыми надругались.
– Правда? И как часто?
– Конечно, не повально, но в месяц раз сталкиваюсь, хотя ещё два года назад читал об этой проблеме только в специальной литературе.
Мы обсудили с Юсифом Азизовым детали встречи и договорились о времени. Затем Сара позвонила учительнице. Та очень обрадовалась и сразу приняла все условия, чувствовалось, что у неё с души будто свалился груз.
– Вы не волнуйтесь, я смогу объяснить Анару про психолога, он согласится, я уверена. Только вы сами возьмите себя в руки, а то мальчик догадается, что его тайна раскрыта.
– Не беспокойтесь, моя хорошая! – ответила Сара повеселевшим голосом. – Я вчера так держалась, так держалась, что никакой артист так бы не сыграл.
– Прекрасно, – в голосе учительницы звучало сомнение, она, вероятно, помнила вчерашнюю реакцию Сары. – Я сейчас созвонюсь с психологом и обязательно буду держать вас в курсе. Будьте здоровы!
Сара положила телефон на столик, сделала несколько глотков остывшего чаю, опустила голову на руки и тихонько заплакала. Но теперь это были слёзы облегчения, и я замерла, давая подруге возможность освободиться от мучительной тяжести. Наконец она подняла голову, и в глазах её была решимость.
– Я организую комитет по защите детей.
– Ага, по защите от геев и лесбиянок.
– Не шути. Ты сама видишь, насколько это серьёзно. Это будет комитет по защите детей от сексуального насилия. И никакого третьего пола! Никогда! В комитет точно войдём я и родители Мурада, а ты? – я кивнула, и Сара продолжила: – Нас уже четверо, плюс родители мальчиков из школы Мурада. О, да это сила! Первое и главное, с чего надо начать – это просвещение, как детей, так и родителей. Я бы обратилась ко всем родителям и бабушкам с дедушками – любите своих детей, будьте внимательны к ним, дети не должны бояться родителей, а всегда чувствовать их поддержку! Разговаривайте с детьми, не избегайте неудобных тем и будьте бдительны!
И Сара начала чётко излагать программу действий ещё не созданного комитета. Я слушала подругу и удивлялась, как за несколько минут у неё смог сложиться такой ясный и стройный план. Воистину, стресс не только разрушает, но и мобилизует, и делает человека сильнее. За истекший час в Саре произошла огромная метаморфоза – из растерянной и потерянной женщины родилась воительница, готовая бороться и защищать будущее – наших детей. А ещё я поняла, что это станет и моим делом, и ещё многих и многих людей, чистых и честных.