ВАЛЕРИЙ СКОБЛО
Валерий Скобло — поэт, прозаик, публицист. Родился в Ленинграде в 1947 году. Окончил матмех ЛГУ. Работал научным сотрудником в ЦНИИ "Электроприбор". Научные труды в области прикладной математики, радиофизики, оптики. Сборники стихов "Взгляд в темноту", "Записки вашего современника", "О воде и воле", "За тайной печатью". Член Союза писателей Санкт-Петербурга. Стихи, проза, публицистика публиковались в российской и зарубежной (Англия, Беларусь, Болгария, Германия, Дания, Израиль, Ирландия, Канада, Казахстан, США, Финляндия, Эстония и др.) литературной периодике. Основные публикации последних лет в журналах "Арион", "День и ночь", "Звезда", "Зеркало", "Зинзивер", "Иерусалимский журнал", "Интерпоэзия", "Крещатик", "Литературная газета", "Нева", "Новая Юность", "Новый берег", "Сибирские огни", "Слово\Word", "Урал" и многих других. Стихи для детей — в журналах "Костер" и "Чиж и Еж", переводы — в журналах "Таллин" и "Иные берега". Лауреат премии им. Анны Ахматовой (2012), финалист международных конкурсов стихотворного перевода "С севера на восток" (2013 и 2016), дипломант литературной премии им. А. А. Ахматовой (2015). Живет в Санкт-Петербурге.
* * *
Никогда не поверю,
что Бог наказует детьми.
Да, я знаю все доводы...
Нет, никогда не поверю.
Мне не нужен такой.
Ты такого на память возьми.
Нету слез об утрате.
Не чувствую эту потерю.
Или тот,
окунающий грешников в море огня.
Ни уму и ни сердцу —
мне образ пленительный этот.
Я бы с этим в душе
не сумел продержаться и дня.
Как далек от меня
сей души воспитательный метод.
В общем, бисер метать
предо мной, атеистом, смешно.
Что ж, карай по своим
справедливым жестоким законам.
Я пытаюсь понять,
поглядев в этот мир за окно,
Что твердят эти бедные люди
не Господу Богу — иконам.
* * *
Славно быть веселым балаболом,
Ничего не брать себе в башку,
Увлекаться пивом и футболом,
К простенькому склонным быть стишку.
Я таким и был... и жил счастливо,
Но качнулось что-то в вышине —
И не до футбола, не до пива
Стало, к сожаленью, как-то мне.
* * *
Я, наверное, что называется, маргинал:
От одних отстал... и другие остались чужды...
Кое-что я, пожалуй, когда-то и знал,
Но по самой поверхности... глубины были без нужды.
Из ребенка вырос, но взрослым я так и не стал.
Даже дочке толком не смог объяснить хоть что-то
Из того, что понял. Старость — как грозный вал:
Внуки смотрят на деда, как на полного идиота.
Впрочем, они лучше прочих понимают меня
И не так далеки от правды какой-то голой.
Им не знать ли, что все остальное фигня,
Кроме истин, внушаемых семьей, и TV, и школой.
Только с ними ощущаю нечто вроде родства,
С отстраненностью наблюдая и тех, и этих.
Жизнь течет вне рамок этого баловства...
Как оно говорится, во-первых, во-вторых и в-третьих.
* * *
К скорбящим спустится ангел, пытаясь утешить, но...
Но кто сейчас верит в ангелов? — Это даже смешно.
К скорбящим поднимется дьявол с речью, полною лжи,
Но видеть сейчас дьяволов? — Это нелепо, скажи.
Кто в небесах прозревает волшебный, чудесный лик
И кто же зрит под землею адского пламени блик?
В отсутствие ада и рая как наша жизнь скудна.
Расчислены все наши скорби от вершины до дна.
Прибавить ли тут, убавить?.. А жаловаться кому? —
В зеркале отраженному только себе самому.
Рыдают вечно скорбящие... Как одиноко им.
И, плача, ангел и дьявол бредут по делам своим.
* * *
Я — маленький камешек на морском берегу
И ушел бы отсюда — да никак не могу.
Я послушен стихии солнечного огня,
Даже легкий прилив передвигает меня.
Полируют меня волны и сушат ветра,
Жизнь окружающая по-своему хитра.
Если ладишь с водой и воздухом — на коне,
А высунешься — и станешь песчинкой в стене,
Вгрызающейся и денно и нощно в залив,
Рост ее так стремителен... и нетороплив,
Что вот я решился — и, как сумел, закричал.
Кто, казалось, услышит: волны, чайки, причал?
Но Тот, кто все слышит, понял меня в тот же миг,
Образ его прекрасный передо мной возник.
Я не сумею вспомнить, что случилось тогда,
Волны и ветер — теперь не мои господа.
Порой долетает шепот прибрежных камней:
Чего ты добился? Кто оказался умней?
Камень — и есть камень. Зачем в это дело влез?
И кто ты теперь?..
А я — волнолом... волнорез.
* * *
Ветер, который всегда навстречу, куда ни шагни, —
Его не ветром назвать бы правильно, а ураганом,
Задувает все на свете надежды и все огни
И всех разметал нас по континентам разным и странам.
Дует в лицо всегда он... и с каждым мгновеньем сильней,
Так что нельзя уцепиться за дерево, столб и камень.
Сколько же было знамений, времен... и годов, и дней...
"Числа" читал — и не верил, безумец, в сигонов пламень.
И остается тебе, принимая вихря напор,
Не о вздохе последнем вымаливать нощно и денно —
О таком пустяке: чтоб сложился словесный узор...
Повторяя слова, уносимые ветром мгновенно.
Никогда не поверю,
что Бог наказует детьми.
Да, я знаю все доводы...
Нет, никогда не поверю.
Мне не нужен такой.
Ты такого на память возьми.
Нету слез об утрате.
Не чувствую эту потерю.
Или тот,
окунающий грешников в море огня.
Ни уму и ни сердцу —
мне образ пленительный этот.
Я бы с этим в душе
не сумел продержаться и дня.
Как далек от меня
сей души воспитательный метод.
В общем, бисер метать
предо мной, атеистом, смешно.
Что ж, карай по своим
справедливым жестоким законам.
Я пытаюсь понять,
поглядев в этот мир за окно,
Что твердят эти бедные люди
не Господу Богу — иконам.
* * *
Славно быть веселым балаболом,
Ничего не брать себе в башку,
Увлекаться пивом и футболом,
К простенькому склонным быть стишку.
Я таким и был... и жил счастливо,
Но качнулось что-то в вышине —
И не до футбола, не до пива
Стало, к сожаленью, как-то мне.
* * *
Я, наверное, что называется, маргинал:
От одних отстал... и другие остались чужды...
Кое-что я, пожалуй, когда-то и знал,
Но по самой поверхности... глубины были без нужды.
Из ребенка вырос, но взрослым я так и не стал.
Даже дочке толком не смог объяснить хоть что-то
Из того, что понял. Старость — как грозный вал:
Внуки смотрят на деда, как на полного идиота.
Впрочем, они лучше прочих понимают меня
И не так далеки от правды какой-то голой.
Им не знать ли, что все остальное фигня,
Кроме истин, внушаемых семьей, и TV, и школой.
Только с ними ощущаю нечто вроде родства,
С отстраненностью наблюдая и тех, и этих.
Жизнь течет вне рамок этого баловства...
Как оно говорится, во-первых, во-вторых и в-третьих.
* * *
К скорбящим спустится ангел, пытаясь утешить, но...
Но кто сейчас верит в ангелов? — Это даже смешно.
К скорбящим поднимется дьявол с речью, полною лжи,
Но видеть сейчас дьяволов? — Это нелепо, скажи.
Кто в небесах прозревает волшебный, чудесный лик
И кто же зрит под землею адского пламени блик?
В отсутствие ада и рая как наша жизнь скудна.
Расчислены все наши скорби от вершины до дна.
Прибавить ли тут, убавить?.. А жаловаться кому? —
В зеркале отраженному только себе самому.
Рыдают вечно скорбящие... Как одиноко им.
И, плача, ангел и дьявол бредут по делам своим.
* * *
Я — маленький камешек на морском берегу
И ушел бы отсюда — да никак не могу.
Я послушен стихии солнечного огня,
Даже легкий прилив передвигает меня.
Полируют меня волны и сушат ветра,
Жизнь окружающая по-своему хитра.
Если ладишь с водой и воздухом — на коне,
А высунешься — и станешь песчинкой в стене,
Вгрызающейся и денно и нощно в залив,
Рост ее так стремителен... и нетороплив,
Что вот я решился — и, как сумел, закричал.
Кто, казалось, услышит: волны, чайки, причал?
Но Тот, кто все слышит, понял меня в тот же миг,
Образ его прекрасный передо мной возник.
Я не сумею вспомнить, что случилось тогда,
Волны и ветер — теперь не мои господа.
Порой долетает шепот прибрежных камней:
Чего ты добился? Кто оказался умней?
Камень — и есть камень. Зачем в это дело влез?
И кто ты теперь?..
А я — волнолом... волнорез.
* * *
Ветер, который всегда навстречу, куда ни шагни, —
Его не ветром назвать бы правильно, а ураганом,
Задувает все на свете надежды и все огни
И всех разметал нас по континентам разным и странам.
Дует в лицо всегда он... и с каждым мгновеньем сильней,
Так что нельзя уцепиться за дерево, столб и камень.
Сколько же было знамений, времен... и годов, и дней...
"Числа" читал — и не верил, безумец, в сигонов пламень.
И остается тебе, принимая вихря напор,
Не о вздохе последнем вымаливать нощно и денно —
О таком пустяке: чтоб сложился словесный узор...
Повторяя слова, уносимые ветром мгновенно.