... Лицо Расула, почерневшее от въевшейся в кожу копоти, было неестественно застывшим. Отсутствовали даже малейшие признаки мимических реакций – возможно, инстинкт подсказывал ему необходимость экономить даже крупицы энергии: ведь он не только двигался, но поднимался по крутому каменистому склону, неся на спине безжизненно свисающее тело товарища. Повидавшая виды униформа обоих по своему состоянию была явным свидетельством их недавнего участия в достаточно тяжелом сражении: изодрана, вся в пятнах крови и грязи…
…Он остановился на пару мгновений, закачался, видимо, под воздействием сильного головокружения. Лицо его побелело, потом окрасилось в землисто-серый цвет. Прикусив губу от сильной боли, он поднял помутневший взгляд к небу, прошептал что-то, сомкнув глаза, сделал три одинаково глубоких вдоха-выдоха. Сосредоточился, взглянул на проплывающие над ним облака…
Этого времени хватило, чтобы перед его глазами, сопровождаемые леденящими кровь скрежетом, глухими ударами и нереально замедленным треском раскалывающихся валунов, пронеслись жуткими клочьями застрявшие в сознании картины недавнего боя: взрывная волна бьет его в грудь и бросает с невероятной силой на обгорелую брусчатку окопа… Подброшенный в воздух, он падает вниз и безвольно приземляется на груду искореженного металла… Его рука нащупывает пульс на шее товарища… Сквозь густой дым на него летит пропитанный смолой кусок бревенчатой стены…
…Он выдохнул воздух и, сконцентрировавшись при помощи прежней "маски", упрямо двинулся дальше…
Зловеще-тоскливые птичьи крики не отвлекали его от необходимости преодолеть во что бы то ни стало предательский соблазн сделать пятиминутную передышку: надо было идти вверх, не останавливаясь.
Стервятники, лениво кружившие в небе, в своем ожидании опирались, очевидно, на простой стереотип жизненного опыта, подкрепленного генетической памятью, и в криках лишь некоторых – юных и суетливых – звучали нотки нетерпения: стая, видимо, привыкла к чуждым птичьей природе раскатам артиллерийских залпов и стрекоту "вертушек", время от времени заглушавших, но не прерывавших ее монотонный плотоядный хор.
…Расул достиг, наконец, вершины холма, коротко отдышался, огляделся по сторонам. Медленно присел и, бережно перехватив тело товарища, со знанием дела, неторопливо уложил его на бурую замшелую поверхность земли.
Что-то было "неправильное" в том, как судорожно сжимала подол расуловой куртки кисть раненого и как откинулась на бок его голова. Сглотнув слюну, Расул пару мгновений, нахмурившись, всматривался в лицо товарища. Прикоснулся пальцами к его шее. Дурное предчувствие не обмануло: парень не дышал.
По лицу Расула, не издавшего ни звука, проползла, медленно и мрачно, волна глубокой, молчаливой скорби, свойственной людям, испытавшим немало жизненных тягот и не слишком склонным к шумному проявлению каких бы то ни было чувств, но наполненным при этом любовью и милосердием, не нуждающимся в натужном самовнушении и далеким от всякой фальши…

Расул вез тело товарища в повидавшей виды старенькой "шестерке". Рука покойного продолжала сжимать край его куртки.
Дорога была далека от совершенства, машина изредка сильно подскакивала на ухабах.
– Потише газуй, брат, – буркнул Расул.
Шофёр кивнул, сбросил газ:
– Извини… Забылся… Мне за ребенком еще надо сле--тать… К теще…
– Ясно… Ты знаешь, где "салимовский" дом?
– Знаю. Туда и едем.
…По встречной полосе навстречу им проходили армейские грузовики и бронетехника…

Когда машина приблизилась к "салимовскому" дому, мальчик, дежуривший у калитки, помчался во двор, распахнул дверь, позвал кого-то, тут же вернулся на дорогу. Из дома один за другим выходили в скорбном молчании родственники и соседи погибшего солдата.
Дверь отворилась с жалобным протяжным скрипом. Расул вошел в комнату, где лежал на высоких подушках дед покойного.
Расул постоял молча пару секунд, потом тихо сказал:
– Пусть это последней вашей печалью будет…
Старик смотрел на Расула, не моргая и тяжело дыша, потом еле слышно прохрипел:
– Расул?.. Ты?..
– Да…
Дед отвел взгляд к стене, помолчал и, не глядя на Расула, продолжил:
– Я так сильно… ждал его… Ждал… И потому верил… Эх!..
Дед запнулся, кашлянул и мрачно добавил:
– Он тебя братом называл… А ты его не сберег…
Лицо Расула потемнело, на лбу обнаружилась вдруг глубокая морщина. Он промолчал, только сглотнул слюну.
– Значит, правильно говорят: Бог троицу любит… – продолжал дед, уставившись в одну точку. – Я не встану… Сами хороните…
Помолчав еще, он повернул голову к мальчику, который беззвучно плакал, стоя в дверном проёме:
– Эльхан, ты покажи, где надо рыть… Рядом с братьями. Слева от бабушки…
Мальчик кивнул, вытер слёзы с лица…

…Сельское кладбище располагалось на вершине холма. Погода стояла сухая, солнечная. На вершине громадного платана копошилось, трещало на разные голоса громадное птичье сообщество. Первый же оружейный залп поднял пернатых в небо, заставив их мгновенно замолкнуть. Контрастность наступившей почти нереальной тишины длилась недолго: сослуживцы погибшего солдата, выдержав положенную паузу, отсалютовали необходимое количество раз. Местный молла имел немалый опыт участия в воинских церемониалах и без задержки продолжил молитву. Солдата хоронили рядом с двумя могилами, на которых были изображены его братья в военной форме.
Во время всей процедуры здесь царило удивительно строгое, безмолвное проявление скорби, таинственным образом гармонировавшее с образцовой воинской дисциплиной. Даже мальчик, Эльхан, не плакал, держался ровно, опустив руки по швам. Все вместе – и военные, и жители посёлка – как бы на время превратились в небольшое войско, и их силуэты на фоне светлого неба были неподвижны…

Командир подвез Расула на автовокзал. Вышли из машины, постояли молча.
– Езжай, Расул… Бог в помощь… да, э-э… Вот здесь, в документах, – командир открыл папку с бумагами и выбрал среди них одну, – есть… э-э, как его… сертификат… Получишь в банке расчет и подъемные… Вот, а это – все бумаги из медсанчасти. И не морочь им голову. Они ждут. Копии я и без того отослал в центральный госпиталь, так что твои номера больше не пройдут. Или назначат лечение,.. или уж извиняйте… Как говорится, шабаш, отстрелялся... Как приедешь, отправляйся на обследование, а то они сами тебя найдут и заберут.
Расул кивнул.
Командир испытующе посмотрел на него, покачал головой:
– Не нравится мне твоё настроение… Смотри, Расул…
– Всё нормально, командир… Не беспокойтесь…
– Ты… это… Я знаю, дед тебе что-то не то сказал… Его можно понять… А ты, ясное дело, себя грызть будешь. Они, видишь ли, вас, городских, особой любовью не жалуют…
– Всё нормально… – невпопад повторил Расул.
– Что нормально?
Расул пожал плечами, усмехнулся смущенно.
– Ну, смотри…
– Я… это э-э… подъеду как-нибудь… Вы к деду зайдите, а… Присмотрите…
– Хм! Не учи ученого!.. Скажешь тоже…
– Ну, ладно…
Расул кивнул на прощание, огляделся по сторонам, как будто оставалось что-то недоделанное в этих краях. Потоптавшись на месте, добавил:
– Я… это… подъеду…
И побежал к автобусу…

…Баку встретил Расула зеркальными стеклами новеньких башен, ухоженностью своих улиц и деловито спешащими кто куда или расслабленно толкающимися на людных площадях молодыми, постарше, да и не сдающими своих позиций седовласыми жителями. Автомобили проносились в едином ритме и в полной гармонии с окружающим их блеском или, дружно, тесно и терпеливо сгрудившись, ждали того волшебного мгновения, когда горделивый полицейский перенаправит свой жезл, и всем будет позволено нажать на газ…

…В родном старинном квартале происходило шумное массовое и очень суетливое паломничество на просторный балкон родительской квартиры Расула. Соседи, родственники, друзья, заглушая голоса друг друга, сообщали все, что считали значительным и интересным для Расула, задавая, в свою очередь, кучу наивных подчас вопросов "о делах на границе", на которые он отвечал односложно, уклончиво, даже несколько смущенно. Или, скорее, раздраженно... Расул был здесь единственным, кто пошел на военную службу, нарушив бытовавшее в этом кругу правило поступать после школы в вуз… В общем месиве голосов можно было уловить лишь отрывки фраз:
– …А если с белым флагом кто-то выходит?
– …А тетя Соня снова замуж собралась, представляешь?..
– …Разорился окончательно, но не признается…
– …Конечно, противотанковые, других сейчас нет…
– …Это норвежская фирма…
– …В разведке?.. Как в разведке?… А мы думали…
– …Асфальт завтра привезут…
"Руководил" встречей близкий приятель Расула Салман, взявший на себя заботу защитить "тело" героя вечера от наиболее назойливых посягательств… Разглядеть границу между комизмом происходящего и милой трогательностью было невозможно.
Мать Расула и его тётя весь вечер ходили за ним по пятам, и слезы радости катились по их щекам, не просыхая…
Вокруг расуловского дома высился целый лес многоэтажек – недостроенных и уже заселенных… А вокруг были приготовлены котлованы для новых построек… Дом Расула, не подлежавший сносу, как сооружение, имеющее особую историческую ценность, выглядел на фоне всего остального эдаким узурпатором – несуразно застрявшим среди исполинов назойливым и давно уже отжившим свой век карликом, голова которого с комичным упорством продолжала удерживать на себе непропорционально громадную корону. На фасаде этого экзотического сооружения красовались две мемориальные доски с именами людей, здесь проживавших когда-то и прославившихся своим образцовым служением обществу. Здание было обнесено специальной оградой с надписями о его особом статусе, а вокруг хлопотали представители городских властей, журналисты, инженеры и наиболее активные старожилы…
А город, восхищаясь полнотой производимого эффекта, продолжал сверкать, кипеть и гудеть своим мягким баритоном, демонстрируя отвыкшему от столичного лоска Расулу все многообразие собственного обновленного облика и уверенность в несомненной правильности своего выбора.

– …Скажите "а-а-а…"
– А-а-а…
Расул сидел на стуле перед склонившейся над его задранной вверх головой молодой докторшей.
– Активнее…
– Активнее…
– Да не "Активнее!" А активно скажите "а-а-а"… – покраснев от смущения и обиды, буркнула девушка.
– Извините… А-а-а…
…Потом Расула подверг тщательному и долгому обследованию очень серьезного вида врач, вооруженный суперпрогрессивной техникой общего диагностирования. Происходило это в помещении, напоминавшем космический бункер.
– … Месяца четыре назад перелом перенес… – не отрывая взгляда от монитора, монотонным голосом "сообщал" Расулу доктор. – В левом предплечье… Без смещения…
Расул покорно кивнул:
– Было дело…
– Так… Осколок в межреберном пространстве, – продолжал доктор. – В твоем рапорте об этом ни слова, кстати, нет... Что за штучки, а?..
Доктор, оторвав взгляд от монитора, победоносно уставился на Расула.
– Штучки-дрючки… – выдержав небольшую паузу, индифферентно пробормотал Расул.
После полуминутного пристального разглядывания Расула доктор сказал:
– А… Понимаю… Редкий случай… Назад, в "гражданку", уже не можешь… Синдром Самурая…
– Хм… Ничего себе диагноз…
– Э-э… Это всего лишь цветочки. Ты подожди еще, что тебе Абдуллаев скажет… Про твои внутренности… Комиссия через неделю…

…В просторной гостиной стол был накрыт по всем правилам, укрепившимся в семье Расула еще со времен прабабушек и их сильно картавивших немецких экономок, не выходивших на прогулку в Губернаторский сад без шляпок с вуалью. Фотографии на стенах, мебель, все предметы, в том числе посуда, подсвечник и кружевная скатерть, покрывавшая стол, были будто взяты напрокат из музея театрального инвентаря. Почему-то были зажжены свечи. Мама Расула и две его тетушки пребывали в каком-то смущенно-напряженно-заторможенном ожидании чего-то особо важного, стараясь при этом – каждая на свой манер – изобразить полное безразличие и отсутствие каких-либо личных интересов. К тому же они не забывали следить за временем, то и дело поглядывая на часы. По телевизору шла научно-популярная программа, связанная с вопросами орошения бахчевых угодий, и все три дамы, время от времени отрываясь от экрана, многозначительно переглядывались и кивали друг другу: очевидно, желая продемонстрировать Расулу свою удовлетворенность качеством телепередачи. Расул же, ремонтировавший в сторонке дверцу буфета, недоуменно поглядывал на маму и тетушек, прислушиваясь также и к голосу диктора с целью уловить секрет удивительного интереса к развитию оросительных систем, неожиданно пробудившегося в рядах городской интеллигенции.
Раздался звонок, и мама с тетушками заспешили в прихожую. Через несколько мгновений они впорхнули в комнату уже вчетвером: с ними была расположенная кпышности, но старательно это маскирующая улыбчивая девушка, немало смущенная обстановкой и оказанным ей приемом. В руках у нее была тортовая коробка, перевязанная сиреневой лентой.
– Я... собственно… Меня попросили… доставить вам вот это… Я пойду…
– Спасибо, спасибо!.. Сколько мы должны? – засуетилась мама.
– Да нет… Мне все передали… Султан ведь сам заказывал. Он мне… Собственно… И вообще… Так неудобно…
– Султан?.. А! Да-да… Проходите!.. Проходите. Расул, ну оставь ты эти свои дела… Он у нас, знаете, очень способный… Руки золотые… Проходите.
…Суета царила немыслимая. Девица вращалась, топталась на одном месте, стараясь найти решение вопроса: как побороть смущение, при этом не обидеть милых старушек, но вырваться из столь несуразной ситуации.
Расул молча смотрел на все это и, кажется, ему становилось ясно, что по крайней мере одной из жертв расставляемой ловушки является он сам.
Когда все уселись, смущение лишь усилилось.
– Вот… – вздохнула мама. – Наконец мы за столом… – Хи-хи… Вот, знакомьтесь, этой мой сын Расул. Он… офицер… В нашем роду всегда были доблестные офицеры… Я хотела бы, чтобы он пошел… э... по линии Минобороны… Расул, это Земфира… Она дочь наших хороших друзей. У них своя кондитерская фирма. Несколько филиалов и…
– У меня Синдром Самурая. Вам, наверное, говорили… – прервал маму Расул.
– Это очень редкое, малоизученное явление…
…За столом воцарилась гробовая тишина. И тогда выяснилось, что телевизор никто не догадался выключить. Передача о земледелии была на подъеме своего сюжетного развития…
Не причастная к заговору Земфира молча оглядела собравшихся и, очевидно, уловив суть происходящего, поднялась и со словами "Приятно было познакомиться" направилась к выходу. Мать Расула, крайне смущенная, неуклюже вскочила, стол закачался, посуда зазвенела, альбом с семейными фотографиями с шумом соскользнул на пол…

…Тетушки шушукались на остекленной галерее, а Расул с мамой сидели, отвернувшись друг от друга в комнате. Телевизор молчал, тикали старинные часы.
– Ты… обидел ни в чем не повинную, очень приличную… и достойную девушку,
– дрожащим голосом прошептала мама.
– Я не рад этому… Но это – следствие… А причина в том, что я... и ты прекрасно это знаешь, ненавижу, когда за меня что-то решают!.. Вообще-то не я ее обидел, а вы! Вы ее подставили!
Расул обернулся в сторону галереи:
– Тетя Сона, тетя Лейла!
Тетушки появились почти мгновенно.
– Я не знаю, кто из нас самый упрямый! Но говорю! И не первый же раз! Хватит! С меня довольно!.. Это сводничество!.. Смотрины… Дефиле…
Раздался звонок, и одна из тетушек побежала открывать дверь.
– Вы позволите?
В комнату заглянул аккуратно одетый молодой человек с портфелем, за спиной которого находились еще люди:
– Меня зовут Акпер Самедов, мне поручено контролировать работы по реставрации. Вы позволите нашим людям быстренько, аккуратно пофотографировать вашу квартиру? А потом уже начнем делать и замеры…

Главврач госпиталя был явно одним из тех, кто "нюхал порох". Это было написано на его огрубевшем лице, украшенном шрамами, сверкало в глазах, смотревших прямо и несентиментально, а также отражалось на обстановке его кабинета: словно каким-то фантастическим образом в эту цивильную атмосферу проник дух полевой времянки. И еще фотографии на стенах о чем-то говорили. И плащ-палатка в углу на вешалке…
Он внимательно рассматривал Расула, допивая чай из грубоватой массивной кружки.
Расул так же прямо смотрел на него.
– Мне про тебя кое-что известно… Ты хороший офицер. Хочешь служить… – сказал главврач. – Но ты ведь знаешь, у тебя есть проблемы. Здесь все написано…
Главврач показал папку с результатами исследований и продолжил:
– Пока только лечение… И очень серьезное...
– Ну… А если так, то…
– Понял тебя… В лучшем случае будет предписана аппаратная служба. Учитывая заслуги, достойные показатели… А так – до свидания… "Гражданка"… Слушай, так, между нами: я вот смотрю, ты же не дурак… Глаза горят… Найдешь себя, Бог даст…
– Я там еще не закончил… Понимаете меня?
Главврач в упор смотрел на Расула несколько мгновений, а потом "влепил" ему, как пощечину:
– Ты что, один такой?! Там еще никто не закончил! Понятно?!
Потом вздохнул глубоко и тихо добавил:
– Такие вот дела… Да, а насчет последствий контузии забудь… У тебя все в порядке. Этот психиатр – дурак: написал целую телегу чуть ли не о раздвоении личности… Я это отменил. Это все – от излишнего соприкосновения с виртуальным миром. Поменьше в Интернет залезайте…
Расул кивнул. Улыбнулся:
– Спасибо… Учту…

Расул вышел из госпиталя, прошел по двору, по которому прогуливались выздоравливающие бойцы, и оказался на улице, где его ждал сидевший за рулем своей машины Салман.
– Ну что, можно поздравить?! – спросил Салман, когда они отъехали от госпиталя.
– В каком смысле?
– Ну… Вообще… Комиссуют?
– Да… Рекомендуют сделать харакири…
– Оперировать будут? – озабоченно спросил Салман.
– Ты, давай, ехай… – рассеянно ответил Расул.
Салман недоуменно взглянул на Расула, пожал плечами. Вздохнул:
– Ну, ладно… Тогда на дачу? К Абдулле?
– Не понял. Какой Абдулла?
– Я же говорил. Ну, этот… Я с ним сотрудничаю…
Расул улыбнулся, кивнул:
– Понял… Поехали.
– А что ты улыбаешься? А? – забеспокоился Салман. – Я должен ему отвезти товар… Ты мне как раз поможешь… Познакомишься… Он богатый… Можно сотрудничать… Заработаешь на харакири…
…Они ехали вдоль берега моря. И ветерок доносил до них шум прибоя…

Приехали они на хорошо ухоженную виллу с несколькими постройками и прекрасным садом. О вкусе архитектора можно было поспорить, но других минусов Расул не обнаружил.
Они выгрузили из багажника тщательно оклеенные скотчем увесистые коробки и занесли их в кладовку в сопровождении аккуратно одетого немногословного человека, которого звали Рафик. Он был здесь как бы старшим по хозяйству…
…Хозяин виллы, Абдулла, сидел на табуретке в идеально чистом просторном курятнике, огороженном стальной сеткой, и с увлеченностью кормил потрясающе красивых петушков бойцовской породы, стараясь распределять угощение таким образом, чтобы всем досталось поровну: извлекая из небольшого ведерка достаточно мясистых дождевых червей, он скармливал их по очереди своим питомцам.
На небольшом расстоянии от курятника, в тени развесистого дерева, отдыхала на качалке пышнотелая особа по имени Рубаба, в соломенной шляпе с широкими полями, темных очках. С книжкой в руке. Она с интересом и нежностью наблюдала за действиями хозяина.
– А-а… Салман… Приехал?.. Я сейчас закончу…
Не слишком отвлекаясь от своего занятия, Абдулла краем глаза оглядел молодых людей:
– А кто это с тобой?
– Это друг мой, Расул, – ответил Салман. – Мы вместе выросли, Абдулла муаллим…
– А-а, Расул… Привет… – рассеянно проговорил Абдулла, продолжая свое общение с обитателями курятника. – Вы пока идите, я сейчас закончу… Там, в холодильнике есть хороший сок…

…Абдулла выпил весь сок, что находился в запотевшем бокале, крякнул, аккуратно вытер рот висевшим у него на шее вафельным полотенцем.
– Хороший сок… – проговорил он как бы между прочим, внимательно изучив – зрительно и по запаху – дно бокала, и, оставшись доволен, добавил: – В наше время… надо… очень внимательно относиться… к выбору продуктов… Много опасной фальшивки…
Говоря это, он не без интереса и достаточно дружелюбно разглядывал Расула. Потом, как бы подтверждая результаты собственного анализа, покивал головой и обратился к Салману:
– Хороший у тебя друг… Да… Ну, расскажи, Салманчик, как там дела…
– Всё оказалось очень неплохо, Абдулла муаллим. У них хорошие помещения, сухие. Климат-контроль… ну, вентиляция. Всего четыре тысячи квадратов… Вот. Когда скажете, поедем. Сами посмотрите…
Абдулла покивал удовлетворенно и, почему-то обратив взгляд к Расулу, подытожил:–
Вот видишь, Расул? Климат-контроль…
– Да… – кивнул в ответ Расул, видя, что хозяин дачи ждет его встречной общительности.
Этого было достаточно, чтобы Абдулла, воодушевившись, продолжил.
– Ну, Расул, расскажи, кто ты, откуда… – Абдулла весело усмехнулся, – откуда и куда, как говорится… Шутка такая… Не обижайся, я, э-э… человек простой, иногда просто болтаю, так, без всякого смысла… Чтоб лучше отдыхалось, понимаешь?.. А мы ведь здесь просто отдыхаем или что?
…Пока они "болтали", какие-то люди подавали закуски, напитки… В некотором отдалении дымился мангал.
…– Ну, добро пожаловать! – Абдулла поднял бокал с вином, призывно глядя на Расула.
– Я не пью, Абдулла муаллим, – сказал Расул. – Спасибо.
– Правильно делаешь, брат, – похвалил его Абдулла. – Я тоже не пью… По причине своих убеждений. Так, бокал поднимаю. В знак гостеприимства. Ведь знаешь, сколько кругом любителей этого дела. Хм! Среди моих родственников тоже есть… Ну, закусывай, Расул…

…Возвращались Расул и Салман снова вдоль морского берега…
– Ну, как тебе Абдулла? – спросил Салман.
Расул словно не расслышал вопроса. Он был задумчив, держал в руке смартфон, явно поглощенный какими-то важными намерениями.
– Э-э, Расул…
Не получив ответа, Салман на этот раз не был настойчив.
Пальцы Расула набирали на телефоне цифровую комбинацию.
На дисплее появилось очертание какого-то пейзажа.
...Особые, сокровенные мгновения были посвящены звонкам командиру. Туда, где не так давно Расулу пришлось испытать не только чудовищные тяготы, но и ощущение обитавшего где-то рядом, за спиной, перед глазами, а может быть, даже проникшего в глубь организма некоего "вируса смерти", казнившего или миловавшего всего лишь в зависимости от вздорной прихоти невидимого глазу барабана фронтовой лотереи. Тот загадочно мерцающий в сумрачном пространстве Полюс Бытия не только приманивал, безраздельно подчиняя себе волю и мысли, но и оживлял в воображении с фотографической скрупулёзностью то ли воспоминания, то ли сиюминутно происходящие "там" реальные события. Главным же эффектом этого магнетизма были встречи с людьми, которых Расул подсознательно считал братьями и был к ним привязан всем существом своим. Возможность воображаемых перемещений иногда обеспечивали смартфоны: Расул в такие минуты "возвращался" в атмосферу завывающего ветра, раскатов грома, грохота бомбежки, коротких и долгих перестрелок и нервозных радиосигналов, а его фронтовые друзья, погружаясь в благоговейном молчании в мир пацифистских призывов, разглядывали дом его отца, старинную мебель и семейные фотографии в причудливых рамках...
…Расул сидел у себя дома перед компьютером, а за его спиной мелькали какие-то люди, осуществлявшие здесь реставрационные работы…
Расул улыбался, вглядываясь в изображение на экране компьютера. А там, в далекой и тревожной холмистой глуши была казарма, в которой он оставил своих боевых товарищей. Сгрудившись перед своим компьютером, они так же молча улыбались, глядя на Расула…
…Расул одевался за ширмой в кабинете хирурга.
– …важно то, запомните, что лечение должно быть регулярным. Все, как я вам написал, по графику,.. – слышался голос врача.
Расул вышел из-за ширмы, дозастегивая рубашку. В зубах у него были зажаты какие-то бумаги.
– …процедуры прерывать – это значит перечеркнуть все, что сделано…
– Ы-хы... ы-хы... – кивал головой Расул.
– Послезавтра в три… Счастливо… – попрощался доктор.
– Спасибо…
…Расул спешил по коридору госпиталя, когда зазвонил телефон.
– Да… Ну?.. Какое такое предложение? Хм!.. Ты меня опять в какую-то авантюру втягиваешь? А?.. Ну?.. Ну, хорошо… через полчаса у метро…

…Расул сел в машину Салмана:
– Ну, и…
– Слушай внимательно и не прерывая. Он сказал…
– Кто он?
– Ну, Абдулла, конечно… Не прерывай…
Они ехали по городу, застревали в пробках, мчались по шоссе.
Салман пытался сосредоточиться и изложить кратко и исчерпывающе свою важную информацию:
– Он сказал, что встреча с тобой произвела на него абсолютно позитивное впечатление, и что…
– Давай по сути…
– Слушай! Дай сказать, ну! Не прерывай… Он психолог, понимаешь? Очень умный, понимаешь? А все его дурацкие шуточки – это специальный инструмент, понимаешь? Для тестирования…
– Так!.. Это невыносимо!.. Я зачем еду? А? Для тестирования?
– Да нет! Ну, дай сказать! Он работу тебе предложит, я уверен… Ты же сам говорил, что тебе сейчас работа не помешает… Пока лечение, то да се… Как все сложится… Ну…

…Абдулла отпил сок, поставил бокал на плоскую расписную деревяшку, внимательно поглядел на Расула.
– Расслабься, – сказал он. – У нас абсолютно дружеская встреча. Я почти уверен – мы можем поладить. Ты – парень честный, я – тоже. Мне нужен надежный человек… Ты подходишь. Кроме того, я очень уважаю людей благородного происхождения. И сам стараюсь исправить в родственниках некоторые генетические шероховатости, так сказать… Кое-что мне удалось сделать… Но не все получается, конечно. Я ведь простого происхождения… э-э… понимаешь…
Заметив, что Расул проявляет едва заметное нетерпение, Абдулла прервал свой монолог:
– Ты хочешь что-то сказать?
– Да, если позволите… Дело в том, что все сословия… все люди – изначально простого по сути происхождения… Кто с гор спустился, кто с равнины пришел…
– То есть все равны, так сказать?.. Не знаю… Мой друг, Самед муаллим, компаньон мой,.. так он вообще считает, что все, кто из интеллигентов,.. ну, аристократов разных, они расслабленные, хлюпики… Я так не считаю, не беспокойся. Ха-ха…
Пей сок…
Расул кивнул в знак благодарности:
– И еще, Абдулла муаллим, скажите, почему вы так со мной откровенны? Ведь всего второй раз видимся…
– Э-э… Я, брат, в людях слегка разбираюсь… Ты – безопасен. От природы…
Разве что какой-нибудь форс-мажор может вмешаться. А это один к тысяче…
Указав в сторону Салмана, Абдулла улыбнулся:
– Вот он тоже хороший парень, но плут.
Абдулла расхохотался:
– Видишь, Расул, я не только с тобой откровенен!
– Абдулла муаллим! Что вы такое говорите? А? И не первый раз! – встав из-за стола, заголосил Салман. – Разве я хоть раз вас обманул? А?
– Пока нет, – весело продолжил Абдулла. – Сядь, Салманчик. И не переживай, меня обмануть невозможно…

…Потом они вдвоем ходили по территории, и Абдулла показывал Расулу хозяйство.
– В чем суть работы, что я хочу тебе поручить: немного водитель, слегка охранник, переговорщик, курьер по особо ответственным заданиям... Это для начала… Автомобиль для тебя – знакомый аппарат… в разведке служил, это важно… А вон там, в мансарде, будет твоя комната…
Рубаба поливала цветы на красивой клумбе, и когда они проходили мимо, Расул вежливо поздоровался. Женщина ответила лишь едва заметным кивком, а Абдулла сразу же среагировал:
– Об этой даме не беспокойся. Ее я охраняю лично – такое распределение обязанностей…
Сказал он это серьезным, даже строгим тоном, но потом незаметно обернулся к ней и весело подмигнул. Женщина ответила ему в тон улыбкой и понимающе кивнула.
Опыт службы в разведке не прошел зря, и Расул, не подавая виду, уловил ту небольшую пантомиму, что разыграл со своей подругой Абдулла, и это его, кажется, также немного позабавило…
– Ну, что, Расул? Как ты смотришь на мое предложение?
– Я согласен… Но давайте считать, что пока я у вас на… испытательном сроке…
– Я понял. На самом деле хочешь испытать меня. Спасибо за вежливость. А про зарплату не хочешь спросить?
– Я, знаете, ведь тоже слегка разбираюсь в людях… И еще: мне нужна пара дней…
Абдулла кивнул. Он был явно доволен.

…Дача Абдуллы погрузилась в вечерний покой. На небе мерцали звезды. Над морским простором сверкала, отражаясь в прибрежной ряби, полная луна.
На просторной двуспальной кровати лежала Рубаба в ярком цветастом халатике, а рядом, положив голову ей на живот, в позе младенца примостился Абдулла. Рубаба нежно теребила его волосы, а он лежал, не шевелясь, с блаженной улыбкой на устах, и не было в нем ни тени того чувства превосходства над окружающими людьми, той масти могущественного хозяина и тех иронических штришков обращения и общения, которые отличали его в большинстве ситуаций. Он был расслаблен и свободен от необходимости держать поверх своего природного "Я" какую-то маску.
– …Тебя не было, – рассказывала Абдулле Рубаба, – приезжал этот бухгалтер ваш, Тофик…
– Приезжал… Тофик… – рассеянно повторил Абдулла.
– Да… С приятелями какими-то… Я отсюда, со второго этажа смотрела…
– Хорошо и делала… Хи… – не меняя тона и с прежней улыбкой продолжал Абдулла.
– Да… Так по-хозяйски вел себя… Выпендривался перед этими, с кем приехал…
Шашлык заказал. Ребята ему сделали.
– Вкусный был шашлык? А?
– Не знаю, не пробовала… А им понравился…
– Значит, вкусный был… Хи-хи…
– Ты… Абдулла, присмотрись к этим людям… Поверь моему чутью. Все им доверил, на все "Да" говоришь… Подписываешь бумаги, не глядя…
– Над ними контроль есть. Контроль… – слегка изменившись в лице, сказал Абдулла. – Самед все контролирует…
– А Самед, что, ангел?
Абдулла приподнял голову. Строго взглянул на Рубабу:
– Ты что, спятила?! Мы с Самедом выросли вместе! Мы из одной деревни!.. Мы как братья!.. Все! Спасибо… Хватит… Каждый занимается своим делом. – Абдулла улыбнулся: – Вот ты нежно гладила мальчика по голове… Ну, вот и продолжай… Продолжай…

…Над городом вставал рассвет. Трепетали на ветру флаги. Просыпался морской порт… Мощные, с хрипотцой, гудки голосили над бухтой.
…Расул спал, облокотившись на спинку кресла, прямо перед компьютером, рядом с которым стояли чашка с недопитым чаем и целая батарея лекарственных составов в тюбиках, флаконах и баночках с таблетками. В комнату пробивались первые лучи солнца.
Автоматически включился компьютер, и засветился дисплей. Послышался звон часов, возвещавший начало дня, и полились звуки Государственного гимна, на которые наложился голос:
– Как и предполагалось, ваша дальнейшая служба в рядах Вооруженных сил по целому комплексу причин, связанных с состоянием здоровья, невозможна. Я сожалею… Примите искреннюю благодарность за боевые заслуги и достойное звания офицера отношение к воинскому долгу.
… Начавшись в воображении Расула, объявление и поздравление продолжились и закончились уже в госпитале, в кабинете главврача, который передал Расулу его документы и пожал с улыбкой ему руку… Реальность и горестное дежавю поменялись местами.
Расул сглотнул слюну, стараясь не выдать своего убитого состояния, поклонился и вышел из кабинета.
– Следующий!..

…Расул нажал кнопку звонка над калиткой, назвался в микрофон. И раздался щелчок. Он вошел на территорию дачи и пошел по аллее.
Управляющий Рафик встретил его и, как всегда, односложно приветствуя, перешел к делу:
– Это ключ от машины. Это… вон там, твоя комната, это ключ. Столовая ты знаешь, где. Вот твой сотовый, это номер. Если что, звони.
…Расул с унылым видом ел гречневую кашу, запивая ее кефиром.
Зазвонил телефон.
– Да… Понял. Иду.

Рафик встречал у ворот машину, из которой вышли две молодые женщины весьма интеллигентного вида. Расул подошел к ним и остановился. Какие-то люди помогали выгружать багаж.
– Это Медина ханым, сестра Абдуллы муаллима! Эта ханым – ее подруга… Медина ханым, этот человек… он отвезет вас, ему поручено.
Девушки пошли собираться, а Рафик вручил Расулу пластиковую карту и кратко проинструктировал его:
– Отвозишь на пляж, остаешься в машине, к девушкам не подходишь. Пусть купаются себе спокойно. Сколько захотят… Ну, а ты просто будь внимательным…
Расул кивнул, пошел к гаражу.
Когда ехали по шоссе, Медина спросила:
– Извините, можно узнать ваше имя?
– Расул.
– Я Медина… Если не ошибаюсь... я вас раньше не видела.
– Так точно.
…Пляж был особый, элитарный. Изысканные навесы, лежаки, разнообразные аттракционы. Многолюдно. Публика ухоженная, несуетливая. Расул, дождавшись очереди, вложил карту в аппарат, и хорошо отлаженный шлагбаум поднялся, приветствуя его приятной мелодией.
– Мы пойдем во-он туда, – выходя из машины, сказала Медина, указывая на не
большое возвышение вблизи кромки воды. – Когда будем собираться, я вам позвоню… Спасибо…
Расул кивнул.
– Да… еще… – улыбнулась Медина. – Вы… здесь впервые?
– Да.
– Ну… Я советую вам вон там посидеть… Можете заказать что-то…
– Спасибо… Я понял, – кивнул он в ответ.
…Высокие волны накатывались на берег, пенясь и сверкая в ярких солнечных лучах.
…Расул, усевшись под навесом бара, провожал взглядом своих "подопечных", направлявшихся к самому немноголюдному местечку на берегу.
Вокруг, заглушая друг друга, звучали абсолютно несовместимые, даже враждебные друг другу мелодии и ритмы. Там, где находился Расул, был слышен, однако, и шум прибоя.
Приблизившись к кромке, Медина огляделась, попробовала ногой воду и отбежала. Поежилась, снова огляделась в задумчивости и, поднявшись на бугор, уселась на песок. Накрыла плечи полотенцем.
Ее подруга вошла в воду, поманила Медину рукой, та, так же знаками, дала понять, что купаться не будет – холодно.
Расул, с интересом наблюдая за живостью и разнообразием происходящего, отпивал небольшими глотками чай за своим столиком. Иногда, испытывая ответственность за девушек, поглядывал в сторону берега. Бар находился на возвышении, и происходящее у кромки воды хорошо просматривалось.
В какой-то момент он заметил, что к Медине, уютно расположившейся в шезлонге, подошел молодой человек, поздоровался и присел рядом. Медина вежливо ответила, улыбнулась. Тот протянул банку с напитком. Девушка отказалась. Парень облокотился на шезлонг. Медине это явно не понравилось, но она промолчала, только сменила позу и отвернулась. Парень встал, приглашая Медину пойти с ним в море. Медина помотала головой, по всей видимости, объясняя ему, что мерзнет и купаться не будет. Было ясно, что парень этот ей хорошо знаком, хотя и не слишком приятен. Тем более, что, скорее всего, он не был абсолютно трезв, и Медина начала нервничать.
Расул пребывал в напряжении – с одной стороны, он отвечал всего лишь за транспортировку, к тому же ему было велено находиться на расстоянии от девушек, и вообще, вмешиваться в ситуацию было нелепо: людей на этом пляже явно объединяла какая-то общность, а он был здесь чужаком, местных правил не знавшим.
Но когда назойливый парень, схватив сопротивляющуюся Медину в охапку, понес ее к воде, Расул, резко поднявшись, побежал вниз. Медина, сопротивляясь накату волн, пыталась выйти на берег, падала, поднималась, снова исчезала в волнах, чуть не плача. Отяжелевший от воды сарафан прилип к телу, весь вид ее был комичен и жалок. Парень же крутился возле нее и хлопал в ладоши. Подбежав к ним, Расул отстранил парня, подал руку Медине, помог ей выйти из воды. Сняв рубаху, он накинул ее на Медину, оставшись в футболке.
– Э-э!.. Ты кто, милейший? – снисходительно и нагловато спросил "шутник".
– Отойди, – коротко ответил Расул, сбрасывая его руку со своего плеча.
Медина, чуть не плача, спешила за вещами. Подруга вышла из моря и пыталась ее успокоить. Когда Расулу пришлось, действуя локтем, избавиться от назойливого нахала, к ним уже спешили еще двое. Первый парень, воодушевившись, стал действовать смелее. Тогда Расул был вынужден применить какие-то не видимые со стороны "нежные спецсредства". На это потребовалась лишь пара секунд, и Расул, стараясь не задерживаться, поспешил к девушкам, собиравшим свои вещи.
Двое, приблизившись к Расулу с тыла, обхватили его, и изрыгавший проклятия зачинщик ссоры, воспользовавшись этим, умудрился ударить его кулаком в скулу.
Откуда-то появились и молодые люди с рациями в руках…
Пляжные охранники, как обычно бывает, главным виновником избрали Расула и принялись его опрашивать, на всякий случай не выпуская его из своих цепких опытных рук. Он им пытался все спокойно объяснить, но галдеж стоял немалый, к тому же общий шум пляжа, да и звуки прибоя увеличивали звуковой хаос. Только время от времени "пробивались" угрозы и брань инициаторов конфликта. Медина носилась среди них с телефоном, пытаясь при этом вырвать Расула из рук охранников. А три нахала, как могли, старались ей помешать. Наконец она дозвонилась до Абдуллы и передала трубку охранникам.
– Да… Понятно… Просто нам сказали… Да, да! Слушаюсь, Абдулла муаллим! – докричал свою "партию" охранник, и пляжный этап конфликта был исчерпан.

Юный "плейбой" по имени Рауф, инициатор стычки, стоял перед Абдуллой, с криками демонстрируя "травмированную и несгибающуюся" руку:
– Вот!.. А-а-а!.. Видишь, дядя Абдулла?! Видишь, что он сделал, гад?! Я убью его!.. Кто он?! Кто его тебе подсунул?!
Абдулла скептически-испытующе наблюдал ужимки племянника. А вокруг собрались все участники инцидента, кроме Расула.
…Расул на своей мансарде собирал вещи в сумку, стараясь ничего не забыть.
Со стороны комнаты, где проходила "разборка", доносились возбужденные голоса.
– …Она моя сестра! – кричал Рауф.
– Тетя, а не сестра! – исправила его Медина.
– Ну, молодая тетя! Мы шутили! Мы всегда шутим на пляже! Кто он вообще?!
Какой-то шарамыга! Решил, что может пристроиться к нашей компании! И еще руки распускает!
Медина и Абдулла переглянулись. Медина помотала головой, и Рауф это заметил:
– Что-о?!! Я потрясен!.. Потрясен! Ты на стороне этого ничтожества?! Боже, Боже!!!
– Ты почему при мне голос повышаешь?! – громко отчеканил Абдулла с каменным выражением лица, и "плейбой" мгновенно затих.

– Садись… – Абдулла кивнул на стул, стоявший напротив него.
Расул вошел в комнату, присел, ожидая того, что собирается ему "предъявить" хозяин. Он был спокоен, даже холоден, и явно готов к разговору с Абдуллой в любой тональности, стараясь при этом сидеть слегка отвернувшись, чтобы не бросалась в глаза ссадина на его лице.
– Это был всего лишь… небольшой… я бы сказал, микроскопический форс-мажор, – неожиданно бесстрастно, как бы индифферентно начал Абдулла. – Недоразумение… Я все понимаю. И фингал у тебя под глазом вижу… Не слепой. Будь внимателен… чтобы такое больше не повторилось… Просто будь внимателен… Здесь такой тип героизма звучит несуразно… А то, что тебе тоже слегка досталось, это хорошо…
Расул сделал едва заметное движение, и Абдулла это заметил:
– Говори, Расул.
– Вы… очень чуткий… – улыбнулся Расул. – Я вот что хотел бы сказать: э-э… наверное, я здесь… не очень кстати оказался. Не тот… формат… Несуразный…
Абдулла едва заметно напрягся. Лишь одно мгновение его взгляд был холодным, стальным…
Расул уловил это краткое послание – невольное или намеренное, понять было нельзя – но, не сбиваясь, продолжил в прежнем тоне:
– …Пока я приспособлюсь, то да сё… Давайте-ка я лучше уеду…
– Это мы еще успеем, Расул… Успеем… А пока... вот что: забудь ты это происшествие. Оно, поверь мне, старому волку, не стоит того, чтобы позволить ему поселиться в нашей памяти…
– Я уже собрался…
– Но это глупо! Из-за какого-то избалованного мальчишки… Хм… Тебе же здесь никто никакого неудобства не доставляет, правда? А мне ты нужен, понимаешь? И твой… формат нужен… Единственное, что требуется, это… Не вноси хаос, мой дорогой... – Абдулла хотел было ещё что-то добавить, но остановился. – Вот. И давайте, господа, обойдемся без сантиментов, – буркнул он и допил свой сок…
Потом он с фальшивой увлеченностью начал выстукивать на поверхности стола какой-то замысловатый восточный ритм, и его руки некоторое время с невероятной скоростью мелькали перед глазами изумленного Расула, старательно пытавшегося изобразить на лице полнейшее равнодушие. Финал своей импровизации Абдулла оформил двумя ударами тыльной стороной ладони и одним – при помощи локтя. Потом он победоносно взглянул на Расула:
– Ну? А ты так можешь?
– Нет, конечно, – не будучи в силах скрыть улыбку, пожал плечами Расул.
– Во-от! То-то и оно… – многозначительно добавил Абдулла…

…Бакинская бухта сияла своим прекрасным многоцветьем, некоторая часть ее огней, волнуясь, отражалась на тихо шуршащей поверхности воды. Ленивые гудки, доносившиеся со стороны порта, каким-то загадочным образом гармонично вплетались в разноголосый хор аттракционов, шашлычных и чайных заведений, а также их более амбициозных конкурентов с диковинными заморскими названиями.
Медина и Сева, ее подруга, сидели за столиком на веранде в небольшой уютной кондитерской. Перед ними были компьютер, какие-то исписанные листы, пара словарей, остатки еды. Неподалеку десятилетняя дочь Медины развлекалась на аттракционной площадке под присмотром няни.
…Медина вдруг оторвалась от работы, застыла на мгновение, прикрыла планшет:
– Никак эта сцена позорная из головы не выходит.
– Ты о чем? – удивленно спросила подруга, отрываясь от чтения.
Медина, словно не расслышав вопроса, продолжала:
– Отвратительно… Человек оказался единственным правильным среди нас… А его пнули!.. А я… хм… и не пикнула!.. Отвратительно…
– Ах, вот ты о чем... ненормальная! Забудь ты эту чепуху. Сколько можно?..
– Мне стыдно!.. Он… за меня вступился, а я…
– Ему сказали сидеть в сторонке. Нечего было нос совать…
– Он не из этих… холуев…
Сева как-то странно задергалась и, театрально заморгав своими пушистыми ресницами, уставилась на Медину:
– О-о-о!.. Тебя, по-моему, заносит. Я тебя знаю… Давай, нажимай на тормоза, пока не поздно… Хм… Семнадцатый век! Рыцарские романы!... Но твой брат – не романтик… И твоих… литературных пристрастий не разделяет.
Медина встала, положила книги в сумку.
– Дура ты, – буркнула она, не глядя на подругу.
Сева тоже встала, отвечая ей в тон:
– Сама дура… И даже идиотка!
Потом посерьезнела, взяла Медину за плечо:
– Я уверена, дорогая, хочешь ты или нет, все в твоей жизни будет нормально…
Но… Скажу на всякий случай: не вноси никакой путаницы, понимаешь? Ну… диссонансы разные… Эх, что с тобой говорить…
…Было неясно, слушает ли подругу Медина. Но смотрела она явно куда-то в сторону…
…Сева не ошибалась. Она неплохо знала свою подругу, кроме того, как однажды призналась сама Медина, "звериная интуиция Севы всегда опережала не только события, но даже мысли, чувства и побуждения, которые, возникнув, к этим событиям приводили…".
Расул "застрял" в памяти Медины по сути дела не столько из-за угрызений совести, сколько в результате возникновения неуправляемого процесса, толкование коего не подвластно даже самым просвещенным и мудрым людям. Процесса, способного подчинить себе любого смертного, лишив его покоя, изменив течение жизни…
Как это могло случиться? В какой момент все началось? Что в жизни Медины подготовило почву для появления самой энергии этого волнения? Можно лишь гадать, рискуя ошибиться.
Может, моральное одиночество? Или несогласие, протест, стремление к духовной свободе?.. Гнет преданного идее братской ответственности диктатора Абдуллы? Семейные правила, не допускавшие даже мысли об ошибочности решения старшего брата, к тому же искренне озабоченного необходимостью создать и обеспечить семейное благополучие сестры и растущей без отца ее маленькой дочери?
Может, подсознательное желание представить себя в роли некоего персонажа любимого сюжета?.. Или непохожесть Героя будоражащих ее воображение мыслей на погруженных в вещевой, цифровой, самовосполняющийся мир холодных, "правильных" людей, которыми окружил себя ее брат?..
А может, вне ее сознания и ее воли, все началось в тот миг, когда крепкая рука Расула коснулась ее пальцев и повела за собой, и были в ней и ласка, и целомудрие, и юношеская робость, и надежность, и сила… И быть может, это незначительное по сути своей пляжное происшествие в воображении впечатлительной молодой женщины прозвучало как "избавление" возвышенного, глобального, героического образца, благо, что по своему профессионально-образовательному опыту Медина не могла не опираться в своем подсознании на романтические параллели древности, когда дело касалось высокого накала чувств… Расул же в первое время даже не осознавал до конца значения того, что мысли о Медине стали в какой-то момент частью его жизни, постепенно завоевывая в памяти все большее пространство. Он хорошо запомнил, как однажды поздним тихим вечером услышал музыку, доносившуюся из отдаленной части сада. А когда подошел к беседке, ярко освещенной и скрытой за деревьями, то увидел Медину, танцевавшую в одиночестве: грациозную, хрупкую и беззащитную… И не удержался – снял ее танец на свой мобильный…
…Не мог забыть он и ее взгляда, полного благодарности, даже нежности, когда она украдкой кивнула ему головой, уезжая в город в день давно уже забытого всеми скандала на пляже.
…Вначале Расулу казалось, что причиной возникновения этого интереса были всего лишь те черты, которыми Медина отличалась на фоне остальных домочадцев Абдуллы: особая тактичность, уважение ко всем окружающим, красивая речь. Расул дал себе свободу лишь внутренне "любоваться" ею, как бы опасаясь повернуть сокровенный ключик своего аскетического сердца, позволив ему управлять собой…

…Медина что-то писала в своем рабочем уголке при свете настольной лампы. Маленькая Марьям семенящими шажками приблизилась к столу и остановилась. Двумя руками она держала поднос, на котором с тихим звоном подрагивали от неустойчивости стакан с чаем и вазочка с вареньем. Девочка с улыбкой детской гордости ждала, когда мама обратит на нее внимание.
– Ах ты моя заботливая хозяюшка! – воскликнула Медина, обнимая дочку. – Я мечтала о чае!. Представляешь?.. Как это ты догадалась?..
Девочка поцеловала мать и, счастливая, убежала в свою комнату…
…Медина выключила телевизор, приглушила свет в комнате и вернулась к работе.
…Марьям у себя в постельке поежилась. Зевнула и закрыла глаза, подложив ладошку под щеку.
Раздался сигнал мобильного телефона, сообщавший о поступлении сообщения. Медина прочла его и открыла ноутбук.
…На дисплее проступила надпись крупными буквами по центру: "Выбирай! Все это для тебя!" Потом появилась коллекция ювелирных украшений, довольно "весомых". Сперва – общий план на фоне черного бархата с подсветкой, обеспечивающей эффектное сверкание бриллиантов. Затем каждый предмет, помеченный номером, был показан в отдельности. После этого пошли роскошные подвенечные платья всевозможных моделей. Но Медина не восхищалась, напротив, она была в замешательстве, даже в ступоре. Она смотрела на экран, но казалось, будто видит она нечто иное, глубоко личное, гнетущее ее, вызывающее появление меж бровей едва заметной морщинки…
Потом включился скайп, и на экране появился круглолицый улыбающийся молодой человек плотного телосложения:
– Привет!.. Ну, как? Понравилось?
– Спасибо… – стараясь быть приветливой, отвечала Медина. – Все очень красиво. Но… стоит ли, ну… так торопиться?.. А, Валех?..
– Как, то есть? Все это не расходится с нашими планами. Ведь через два месяца… – начал было молодой человек.
– …Давай лучше потом поговорим… Как работа? Все в порядке?
– Все шикарно. Я скоро еду в Челябинск, и…
– Здорово!
– Да, договор подписывать… Все готово… А ты как? Давно не звонишь… Все в норме?.. Ты, по-моему, сегодня усталая какая-то… У нас уже поздно… Я не сплю, однако…
– Ну… Здорово… – невпопад пробормотала Медина.
– Что… здорово?.. – обескураженно спросил молодой человек.
Медина молчала, не зная, что ответить.
…За окнами послышался шум ливня, крупные его капли еле слышно застучали по металлу, стеклу, причудливыми струйками стекая вниз.

…Расул приоткрыл дверь в один из кабинетов госпиталя, и врач, который заканчивал прием предыдущего пациента, кратко отреагировал:
– Заходите.
Когда они остались вдвоем, доктор закрыл дверь поплотнее и налетел на Расула:
– Ты больной! На голову! Надо было тебя в стационар запихнуть!..
– …Подожди, что я тебе скажу… – пытался оправдаться Расул.
– Когда ты должен был явиться, а?! Все лечение насмарку! Еще раз опоздаешь…
– …Да подожди ты… Я же работу нашел…
– …Я тебя под конвоем сюда привезу… Давай, раздевайся… И два часа, минимум, после системы на койке будешь лежать!
… Расул мчался по шоссе на "пикапе", груженом каким-то инвентарем. Подъехав к даче Абдуллы, он передал "пикап" Рафику, пересел на "седан" и тут же уехал в обратном направлении.
…Подъехав к своему дому, Расул увидел маму, сидевшую перед фасадом на табуретке и внимательно, с умилением наблюдавшую за работой реставраторов, восстанавливавших орнамент на фронтальной части здания. Расул подошел к ней, прикоснулся к ее плечу. Мама вздрогнула от неожиданности и, увидев сына, улыбнулась и заплакала одновременно.
– Красиво… – тихо проговорила она. – Почти как раньше… Только немного грустно почему-то…
…. А по ночам Расул долго не засыпал, уединяясь на "своей" мансарде.
Напротив, оживляясь, он погружался в тот, прежний, особенный отрезок жизни, навсегда и насквозь пропитавший все его существо не сравнимой ни с чем мощью, смыслом, прозрачностью своей… Он вспоминал свой путь. Когда-то, в самом начале, была одна лишь забота: выдержать, не сдаться, одолеть страх! Забыть о боли! Стать идеальным солдатом! Смотреть в зеркало без стыда!
Потом – более высокое: не заболеть жаждой Славы! Не возжелать назваться Героем!...
… А дальше была обыкновенная изнурительная реальность, которую ни за что не хотелось менять на другое. И объяснению это не поддавалось…
Теперь жизнь на мансарде украшали лишь видеотелефонные встречи с сослуживцами, проходившие подчас с длинными-предлинными паузами, когда обе стороны просто смотрели друг на друга: Расул и несколько устало улыбающихся парней, лениво отпивающих свой армейский чай из громадных кружек.
"Передайте всем, что я приеду. Обязательно приеду. Вот остановится карусель и приеду, – говорил он, – а не остановится, на ходу спрыгну…".

…Из супермаркета двое работников выкатили тележки, переполненные пакетами, и стали загружать их в машину Расула. Отдельно от других упаковок они погрузили две достаточно объемистые сумки. И один из парней протянул Расулу сложенную вдвое бумажку:
– Вот, возьмите. Здесь адрес. И просили позвонить Рафику…
– Да, Рафик, слушаю.
– А-а, Расул. Так получилось, что этот... Хамза... застрял в аэропорту...ну, и ты отвези, пожалуйста... Две сумки... Это для Медины ханым. Адрес дали тебе?
– Да...
– Ну, договорились. До завтра... Будь здоров... Да, еще... вот что...э-э... Нет, ничего...
– Ну, пока...
...Расул поднял сумки на лифте. Позвонив в дверь, он подождал немного. Дверь открыла Медина.
– Здравствуйте. Это вам. Вы в курсе?
– Да-да... Заходите...
Расул занес сумки в прихожую, поставил их на пол и направился к выходу:
– Всего доброго.
– Спасибо...
Когда он уже дошел до двери, Медина обратилась к нему:
– Извините... Может, зайдете?.. Я бы хотела...
– Нет, нет!.. Э-э... что вы... Мне надо ехать... Простите, – неоправданно резковато, даже с нотками какого-то агрессивного упрямства пробормотал Расул, ощущая неуклюжесть ситуации и становясь от этого похожим на неотесанный столб.
– Нет-нет! Что вы! Это вы простите… Сумки тяжелые? Да?..
Медина также была смущена и взволнована, отчего натянутость их общения дошла до состояния обоюдного ступора и ненормально затянувшегося онемения. Все это безобразие достигло непреодолимого уровня, и, казалось, они должны просто молча разбежаться, понимая, что это есть единственный спасительный выход из тупикового положения.
– Да при чем здесь эти сумки!.. – глубоко вздохнув, воскликнула в сердцах Медина. – Никак не могу вам объяснить…
… На самом деле каждому из них в глубине души безумно хотелось "приоткрыть" что-то друг другу и даже в один миг "вывалить" все накопившееся до этой минуты, а теперь, здесь и сейчас возросшее вдруг до гигантских размеров Откровение, безжалостно сдавленное тисками социальных, традиционно-ментальных, патриархальных стандартов, усиленных какой-то особой природной сдержанностью.
"Дыхательная система, координация движений и речевой аппарат обоих пациентов не способны функционировать в пределах нормы", – отметил бы врач неотложки в своем отчете.
… Спасение пришло неожиданно.
…– Мама, а мы гулять пойдем? – раздался голос десятилетней медининой дочери.
Она подергала маму за край одежды, а потом обратилась к Расулу:
– Вы можете пойти с нами на прогулку. Правда, мама?
Медина засуетилась, совершив сразу с десяток абсолютно неоправданных и бессмысленных движений…
– Да-да… Если так... что… конечно… Это очень правильное… решение… Ха- ха!.. Истина, как говорится, глаголет… э-э… Ну, в общем, давайте… мы пойдем? Или…
Они все трое долго не могли разобраться с двумя не очень большими сумками, которые принес Расул, но которые вдруг перегородили достаточно просторную прихожую. Расул при этом попытался, произведя позорный удар лбом о зеркало, пройти сквозь дверь шкафа, без надобности разулся, в связи с чем Медина мгновенно полезла доставать ему домашние туфли, но нашла всего одну – детскую.
– Ну что же это?!. Боже мой!.. Простите, пожалуйста!.. Мне так неудобно… Прямо не знаю, что это такое… – голосила Медина.
– Какая проблема?!. Подождите, я сам… Это из-за меня, извините!.. Ну вот еще!... – перебивая Медину, восклицал Расул.
Марьям, дочь Медины, подергав Расула за рукав, указала ему пальцем на обувь:
– Обувайтесь… Мы идем гулять.
Расул неуклюже покрутился. Взял почему-то сумки и в одних носках вынес свою бессмысленную ношу на лестничную клетку. Потом вернулся и начал обуваться.
…А потом они долго хохотали. Вдвоем. Поскольку девочка сохраняла серьезность, недоуменно-снисходительно приглядываясь к их ужимкам.

За время прогулки по Приморскому парку, где непоседливая, стремительная Марьям успела в обнимку с мамой и своей любимой плюшевой собачкой испробовать все аттракционы, даже самые страшные и захватывающие дух, Расул больше молчал, сочувственно и суетливо усаживая девочку на сиденья и проверяя крепления, ну, а после не без удовольствия наблюдая за общим ликованием всех детей и взрослых, прошедших "испытание на храбрость".
…Потом они сидели за столиком в тускло освещенном дворе медининого дома. Марьям дремала на коленях матери, крепко вцепившись пальцами в ухо своей собачки.
…Привратник пил чай в своей комфортабельной будке и время от времени, насупившись, поглядывал на своих запоздалых гостей.
– На самом деле меня… э-э… буквально угнетает то, что… я как бы не имела возможности извиниться, – в волнении "выдохнула", словно освобождаясь от непосильной тяжести, Медина. – Я так рада, что могу сказать…
Расул помотал головой с едва заметной улыбкой.
– Нет, нет!.. Это не ерунда, – мгновенно поняв его реакцию, продолжала Медина. – По крайней мере, для меня. С вами поступили так отвратительно…
– Я вас понимаю… – прервал Расул. – Но мне, знаете… приходилось бывать и в более… неприятных обстоятельствах. Поэтому… зря вы так… углубляетесь… Это было простое недоразумение. Как говорит ваш брат, "микроскопический форс-мажор"… А эти люди просто… Вы за них не в ответе…
– Я – одна из них! – с горькой усмешкой воскликнула Медина. – Вы что, не понимаете?
– Нет, не понимаю! – Расул встал, подсознательно порываясь приблизиться к
Медине, но остановился, развел руками. – Вы… Вы – единственное существо, ради которого там можно находиться!..
Медина была потрясена.
Расул осекся, неуклюже потоптался на месте, почему-то снова развел руками и сел. Они некоторое время молчали, застыв каждый в своей несуразной позе. Потом Расул тихо сказал:
– Еще одна цитата из запомнившихся фраз вашего брата: "И давайте, господа, обойдемся без сантиментов".
Медина вздохнула, опустив голову. Какая-то темная волна на мгновение омрачила ее лицо и оставила на нем след в виде уныния и безразличия.
Расул, заметив это, встал:
– А давайте попросим у этого дяди чаю… А?
И направился в сторону сторожки.
Медина едва заметно улыбнулась ему вслед, оценив его тактичное стремление ненавязчиво сменить тему.
– Добрый вечер, – поздоровался Расул, заглянув в окошко. – Чаем не угостите?
– А ты кто, уважаемый? – ответил вопросом на вопрос привратник. – Что-то я тебя здесь раньше не видывал…
– Ну, значит, будем знакомы. Меня Расулом зовут.
Привратник, задумчиво разглядывая Расула, покачал головой:
– Это твоя "тойота" там стоит?.. Я ее вообще-то знаю.
– Чая, как я понимаю, не будет? – спросил Расул с улыбкой.
– Поздно, дорогой… Проводил бы ты даму да уехал бы отдыхать…
…Медина уже стояла наготове, держа сонную Марьям за руку.
– У него заварка закончилась, – сказал Расул, подходя к ним.
Медина улыбнулась, пытаясь не выдать нахлынувшую на нее грусть:
– Я понимаю… Спокойной ночи…
Расул сделал шаг, собираясь уходить, но снова обратился к Медине:
– Я не привык перекладывать тяжести на… чужие плечи, но думаю, теперь у меня есть задача – как жить дальше…
Медина вскинула на Расула глаза, полные слез, и обреченно кивнула.
…Когда Расул отъезжал от дома, привратник посмотрел на часы и записал что-то в свой журнал…

…В тенистой части сада Рубаба со знанием дела заботливо подрезала при помощи специальных ножниц ветви густых деревьев, время от времени поглядывая в сторону элегантного помещения, находившегося в нескольких шагах от нее. Окна помещения были не до конца прозрачны, но внутреннее пространство слегка проглядывалось.
Расул сидел напротив Абдуллы в его расположенном ровно посреди тенистого сада загородном офисе. Громадные оконные стекла изнутри не ощущались взглядом, и помещение выглядело как часть сада. В самом кабинете, кроме некоторой шикарной, экономно расставленной мебели, были и натуральные растения в кадках, увеличивающие иллюзию слияния с природой.
Строго, элегантно одетый молодой сотрудник компании подавал Абдулле бумаги, тот их быстро просматривал, делал некоторые пометки, на часть из них ставил резолюцию. Сам хозяин кабинета был одет совершенно не подходящим к этому изысканному интерьеру образом: поблекшие шорты, растянутая, покрытая пятнами тенниска, повернутая задом наперед кепка.
– Так… – мельком взглянув на Расула, произнес Абдулла, но не оторвался от просмотра бумаг.
Расул не проронил ни звука в ответ.
Абдулла поднял на него вопросительный взгляд, Расул едва заметным жестом дал понять, что в присутствии сотрудника говорить не хотел бы.
– Ты пока попей соку. В холодильнике возьми… – сказал Абдулла, и молодой человек мгновенно закрыл папку с бумагами.
– Да, конечно. Спасибо, – сказал он и вышел из кабинета.
– Так… – с улыбкой повторил Абдулла. – Ну, излагай, брат, мысли свои заветные…
– Я… должен уходить…
– Слушай, до омерзения мощная у меня все-таки интуиция! – всплеснул руками Абдулла. – Ха! Я, знаешь ли, иногда собою восхищаюсь… И мне от этого вовсе не стыдно! – Абдулла помолчал, слегка погримасничал… Потом задумчиво покивал головой, и лицо его приобрело более мрачный вид:
– Все-таки должен… Причина, обоснование, аргументы?..
Абдулла встал, подтянул сползшие вниз шорты и прошелся по кабинету, продолжая размышления вслух.
– Насколько я тебя знаю, это не просто каприз… Правильно?.. – спросил он, мельком взглянув на Расула.
Подойдя к кадке с деревом, на котором висели громадные лимоны, он понюхал один из них:
– Так. Может, зарплату повысить? А? Говори, не стесняйся.
Абдулла, судя по всем признакам, был искренен в своем старании понять ситуацию. Задав свой вопрос, он пытливо взглянул на Расула и наткнулся на холодное молчание с примесью плохо скрытых досады и упрека.
– А я, между прочим, готовил тебя к очень хорошей... достойной тебя работе…
Думаю, лишним будет заверять тебя, что я не лгу?..
Расул молча кивнул.
– Так… Понятно, – мгновенно попытался исправить ситуацию Абдулла. – Хм… Забыл, с кем разговариваю…
Абдулла опустился на стул в несколько растерянном состоянии, осознавая, вероятно, свое бессилие в одиночку найти нужные ответы. Он побарабанил по столу пальцами, исподлобья глядя на Расула.
Расул молчал, продолжать же настойчивое выяснение, при этом проявляя неподобающее своему статусу любопытство, Абдулла, судя по всему, считал недостойным. Было ясно, что он испытывал сожаление, может быть, даже обиду, но в первую очередь работал рефлекс "царственного самолюбия".
– Хозяин – барин! – хорошо имитируя безразличие, "пропел" Абдулла. – Мы ведь, собственно, ничего друг другу не должны. Но пару дней, я думаю, ты потерпишь… Завтра я в Актау лечу ненадолго… Вернусь, найду тебе замену…
Расул кивнул:
– Да… Конечно… Только, если можно, не очень затягивайте поиски. Это важно. Спасибо… Счастливой дороги…

…Расул съездил в город и в первую очередь направился в госпиталь. Там он лежал долго под капельницей, проходил разные формы обследования и выслушивал своего строгого друга доктора:
– Это военный госпиталь. Здесь повышенная ответственность и дисциплина. Если ты враг себе, я бессилен. Но подводить меня и мой коллектив я не позволю! И не будь неблагодарной свиньей, наконец!..
Расул кивал головой с покорным видом, потом сказал:
– Обещаю!
– Что обещаешь?
– Исправиться!
– Вон отсюда!..

…Восстановление дома шло хорошо. Мама не могла нарадоваться. Втроем с сестрами они пытались сдвигать покрытые запыленной клеенкой шкафы и перетаскивать громадные кувшины, чем доставляли немало затруднений ремонтникам, которые терпеливо и с добродушным юмором терпели все эти преждевременные манипуляции и даже включались во все бессмысленные действия милых старушек. Расул, естественно, приехав домой, стал участником общего процесса, создававшего весьма экзотическое дополнение к общему облику строительной площадки.
…На телефон Расула пришло сообщение: "Срочно найди меня. Салман".
Расул позвонил, но безответно.

…Расул сидел на своей мансарде за столом, заполненным тетрадями, книгами и исписанными листами. Светился дисплей ноутбука, на котором была отражена какая-то техническая схема. В задумчивости Расул включал и выключал настольную лампу, автоматически нажимая кнопку. В его воображении, а может, реально, на дисплее сотового телефона то появлялось, то исчезало лицо Медины и светились цифры, составлявшие ее номер.
…Медина тоже не спала. В руке ее подрагивало изображение, снятое на смартфон во время катания на аттракционе. Вместе с мыслями Медины изображение увеличилось, ожило. Потом показался, мелькнул Расул, заглядывающий в кадр. Он улыбался – озорной, беззаботный…
Раздался телефонный звонок.
Расул мгновенно включил свой мобильный.
– Вы не спите? – раздался голос Медины.
– Я разрешаю вам говорить со мной на ты… Минуточку. Это вы позвонили? Или я?.. Я собирался, но… Спасибо… что позвонили…
– Вообще-то было бы правильнее вам это сделать… Я так долго не решалась, что забыла, о чем хотела поговорить…
– Я, например, собирался помолчать, как всегда…
– Так мы на "вы" или…
– Пока неизвестно. Чтобы это выяснить, надо как-то специально построить фразу… Например: "Не скажете, сеньора, что вчера давали в "Ла Скала"?
– Или так. Послушайте, – перебила его Медина, явно увлекшись игрой. – Вот! Например… Смотрите! – тут она исказила голос: – Расу-ул, сынок, ты переутомился. Оставь всю эту ерунду, и – баиньки. Да, и не забудь зубки почистить.
– Ну, бабуля, еще минуточку, пожалуйста!..
– Вот "бабуля" – это уже слишком. Я вполне реально представляю себе соотношение наших паспортных данных, но можно было бы "тетушкой" назвать из вежливости. Хотя бы…
Они еще похихикали, помычали, повздыхали и в два голоса колыбельную запели.
…Медина замолкла первая. Как бы вдруг, вмиг напугавшись собственного легкомыслия. Вспомнив тот, реальный сюжет, в рамках и по дорожкам которого она должна и будет ходить, дышать и чувствовать…
Расул промямлил еще пару звуков и затих. Он, кажется, тоже ощутил все совершенно синхронно.
Потом Медина сказала:
– Я вспомнила… Этот… привратник наш, кажется, обратил на тебя специальное внимание… Неприятно… Гадость…
– Я должен приехать… Я должен понять все это… Я должен понять тебя, Медина…
…Расул мчался в ночи…
…Их встреча была идеально бесхитростной, прозрачной и не содержала в себе ничего, кроме почти молчаливого признания. Сила чувств, нахлынувших на обоих, затмила и значение окружающего мира, и причуды социума, и ответственность перед другими людьми, и необходимость жить дальше и помнить о прошлом. Так бывает, когда становится ясно, что именно эти двое ждали друг друга. Терпеливо и безропотно… Перед их глазами, вытесняя сиюминутную реальность, как бы оживали казавшиеся несбыточными робкие, обреченные фантазии. Никакой мистики, всего лишь представление о счастье… И если встреча эта происходила наяву, то рождена она была, безусловно, в каких-то хрупких глубинах их общего подсознания…

…Зазвонил телефон. Расул взял трубку и услышал голос Салмана:
– Что ты творишь?! Ты шизофреник?! Он убьет тебя! А меня выбросит на помойку! Ты лишил меня куска хлеба, гад!..
– Прекрати истерику! А в чем твоя вина?! Да и моя тоже?.. – прервал Салмана Расул.
– Ка-а-ак в чем?! А-а?! Она помолвлена! Официально! С братом компаньона нашего хозяина! Понятно?! Хо-зя-и-на!!
Салман заревел от бессилия и страха, и голос его пропал.

Утром Расул спускался по лестнице и, ощутив что-то необычное, замедлил шаг. Огляделся. Внизу на площадке переминался с ноги на ногу какой-то незнакомый крепыш, а садовник, поливавший деревья, недоуменно озирался по сторонам и был чем-то встревожен. Наблюдательная и пытливая Рубаба, приоткрыв занавеску, в некоторой тревоге взглянула на Расула и тоже осмотрелась.
Расул нахмурился, сконцентрировался по армейской привычке и продолжил движение.
– Доброе утро. Вы кто будете, уважаемый? – спросил он у крепыша.
Тот не ответил, с каменным лицом глядя на Расула.
Со стороны главного строения по аллее неспеша приближался "плейбой" Рауф, а следом за ним нехотя плелся Рафик.
За спиной Расула появился новый незнакомец и взял его за плечо. Расул собирался освободиться от "объятия" чужака, но подошел молчаливый крепыш, и он оказался в тисках покрепче, чем ему пришлось испытать недавно на пляже.
Расул молча ждал приближения Рауфа, а тот по-садистски не очень спешил, и его нарочитая вальяжность была скорее комичной, нежели зловещей. Приблизившись к Расулу, Рауф, видимо, возбудившись от нетерпения, как-то неуклюже ускорил последние шаги. Невпопад крякнул и, размахнувшись, отвесил Расулу звонкую оплеуху. Потом, собравшись, ударил его еще раз, посильнее. Потом кулаком в солнечное сплетение. Расул, не имевший возможности защищаться, был вынужден лишь грамотно держать удар, что он и сделал, не проронив ни звука. Рауф, ожидавший, видимо, более драматичного хода событий, слегка опешил, взволновался и, постаравшись наладить ровное дыхание, сказал сбивчивым голосом:
– Это просто предупреждение. Подонок! Ты с ней даже рядом находиться не имеешь права! Даже смотреть на нее! Где ты, животное? И где она?
Все, кто видел эту сцену, стояли, не шелохнувшись.
Только Рафик смотрел исподлобья, нервно перебирая связку с ключами, лязг которой почему-то явственно звучал в наступившей тишине.
Рубаба стерла со щеки слезу и задернула занавеску.
Расул загнал "тойоту" в гараж, закрепил на лобовом стекле вчетверо сложенную записку, на которой было написано имя Абдуллы, накинул на плечо свой рюкзак и направился к выходу. Рафик внимательно осмотрел ключи и документы на машину, переданные ему Расулом, и молча кивнул ему…
В аэропорту Абдулла почти мгновенно уловил что-то "нестандартное" в состоянии Рафика, встречавшего его вместе с молодым помощником.
– У тебя что-то болит? А, братишка? – спросил Абдулла с улыбкой, которая, впрочем, сразу же сошла с его лица, уступив место испытующе-напряженной угрюмости.
Рафик сглотнул слюну, в сильном волнении перевел дыхание:
– Есть… проблемы, но … я, видите ли …
– Ну … Дальше … – стараясь не переборщить в жесткости, настойчиво отчеканил Абдулла.
– Расул … уехал … – выдавил из себя Рафик.
Абдулла мрачно усмехнулся, помолчал.
– И это не все, что я должен знать, не так ли?
– Абдулла муаллим, пожалуйста … Давайте поедем… Я не хотел бы… Я могу что-то напутать …

…. В машине Абдулла не проронил ни звука. Рафик также молчал, нарушая тем самым традицию докладывать о всех новостях – больших и малых …
… Так же молча Абдулла входил в дом, где его ласково встречала Рубаба. Обычный ритуал, как она почти мгновенно поняла, был неуместен: только руку легонько погладила и сумку приняла. Приподняв уголок скатерти, взяла конверт и передала ему письмо Расула. "Я сожалею. Был вынужден нарушить договоренность. Форс-мажор. Микроскопический. С уважением, Расул" было написано в письме.
– Расскажи, что знаешь, – тихо, не поднимая головы, пробурчал Абдулла, медленно присаживаясь на стул.
– Может … потом?
Абдулла помотал головой:
– Нет, сейчас …
Рубаба тоже присела, вздохнула глубоко…
… Абдулла слушал молча, не поднимая взгляда на подругу.
– Дай … соку … – хрипло проговорил он, когда Рубаба замолчала.
– Абдуллаабдуллаабдулла… – послышался голос из соседней комнаты.
– Когда тебя долго нет, он сильно скучает … – невпопад усмехнулась Рубаба.

…Абдулла стоял у окна, нервно комкая край занавески. Рубабы не было в комнате. Скрипнула дверь, и в комнату вошел Рауф. Он был настроен достаточно спокойно, но когда Абдулла взглянул на него, на лице Рауфа отразилось невероятное волнение. Не давая парню опомниться, Абдулла влепил ему весьма чувствительную затрещину, от которой несчастный закачался, потеряв равновесие.
…Рауф рухнул на стул и некоторое время бессмысленно смотрел перед собой. Абдулла же терпеливо ждал, когда способность соображать вернется к парню.
– Что происходит?! Кто тебе позволил здесь самовольничать, а?! Щенок!.. Даже когда я подохну, ты не будешь иметь никакого права принимать решения! И даже давать советы!
– Я считал своим долгом… – начал было оправдываться Рауф, но Абдулла мгновенно прервал его:
– Молчать!.. Твой долг – слушать то, что тебе велит старший! Пока я отвечаю и за сестру, и за всю свою родню! – Абдулла окинул взглядом фотографии, висевшие в комнате. – И за всех вас!..
Рауф изо всех сил обеими руками треснул себя по голове и взвыл, и слезы брызнули из его глаз:
– Этот бомж, ублюдок… посмел… Боже! Боже!.. Он посмел забрать себе мою кровь, мою душу! А ты…
– Уберите его отсюда! – закричал Абдулла, и содрогающегося в конвульсиях Рауфа увел из комнаты Рафик, ожидавший за дверью.
– Терпеть не могу истерию, – пробормотал Абдулла. – Особенно в исполнении слабоумных…
Он подошел к столику, налил себе соку и сделал пару глотков.
– Рафик, зайди! – крикнул он в сторону двери…

Расул ремонтировал свой любимый старинный секретер, когда входная дверь скрипнула, и в коридор заглянул соседский мальчик.
– Дядя Расул, здрасьте… – почему-то настороженно, с опаской сообщил он. – Там вас спрашивают.
– Кто спрашивает?
Расул направился к окну, сдвинул штору и посмотрел в сторону дворовых ворот. Чуть в сторонке от белой "хонды" переминался с ноги на ногу завхоз Рафик. Будучи нетерпимым к беспорядку, он сбрасывал с тротуара носком ботинка составляющие, на его взгляд, неприемлемую картину неухоженности кусочки застывшего бетона, строительный гравий и другой мелкий мусор. В машине находились двое.
– Понятно… спасибо, Солтан, – поблагодарил мальчика Расул. – Скажи, я сейчас.
…– У тебя телефон не отвечает, – сказал Рафик, исподлобья глядя на Расула, когда тот, выйдя из подъезда, приблизился к машине.
– Знаю.
– Абдулла муаллим сказал привезти тебя… Разговор есть…
– Я приеду сам, – сразу же отреагировал Расул: тихо, но не колеблясь.
– Он сказал – привезти, – монотонно отчеканил Рафик.
– Ты что-то перепутал: я с вами больше не работаю… так что эти приказы на меня не распространяются…
Рафик, нахмурившись, молчал.
– Я сказал, что приеду. Сам приеду, – повторил Расул.
Двери "хонды" бесшумно открылись. Сидевший рядом с водителем сделал пару шагов в сторону Рафика и Расула. Водитель выставил одну ногу из машины.
Инстинктивно оглядываясь по сторонам, Расул вплотную приблизился к Рафику, который уже держал в руке телефон, набирая номер.
– Так нельзя делать… – тихо сказал Расул. – Пусть сядут…
Рафик сделал какой-то мало понятный жест рукой, и пассажир с водителем остановились. Отойдя в сторонку, завхоз заговорил в трубку:
– Он говорит, что сам приедет… Да… Так точно… Нет… Абсолютно. Хорошо…
Потом, обращаясь к Расулу, почему-то повторил:
– Абсолютно. Хорошо… Абдулла муаллим просил передать, что он тебе верит…
Расул в ответ лишь смотрел на Рафика с каменным лицом.
Не увидев ожидаемой реакции, Рафик повторил:
– Он тебе верит…

…Расул приехал в городской офис, поднялся на второй этаж, не встретив ни души. В кабинете Абдулла также был один. Он молча, глазами указал Расулу на стул. В волнении сглотнув слюну, заговорил:
– Объективно говоря, я должен хвалить тебя за твою порядочность… Я имею в виду… – Абдулла сделал паузу, освободился от чего-то, что тормозило его речь, снова сглотнул слюну:
– Я имею в виду то, что ты заявил об уходе, прежде чем посмел… прикоснуться к табуированному… предмету…
Расул хотел что-то сказать, но Абдулла остановил его жестом. Он явно закипал, хотя делал над собой усилия, чтобы остаться "в рамках".
– Но я не намерен тебя хвалить… Поскольку я азиат! По имени Абдулла!.. И это все определяет!.. Единственное, что я гарантирую тебе: ты спокойно уходишь. Это раз. Забываешь о существовании моей семьи. Это два… И третье: я никогда не напомню тебе о том, что когда-то был знаком с тобой…
Абдулла отвернулся, достал из кармана носовой платок, откашлялся:
– Ты пришел сюда добровольно. И я добровольно отпускаю тебя..
Он подошел к секретеру, достал оттуда конверт.
– И последнее, – сказал он сухо. – Я тебе должен. Это полный расчет.
Расул встал, с сожалением глядя на Абдуллу.
– Мне неинтересны твои эмоции, – так же сухо продолжил Абдулла. – Я просто делаю то, что считаю положенным по совести.
Он помолчал, а потом неожиданно взревел хриплым голосом, швыряя конверт в сторону Расула:
– И от других того же ожидаю!
От перенапряжения его стал душить кашель, и он снова поднес к губам платок. Расул дождался, когда Абдулле слегка полегчало, и сказал:
– Я буду все помнить… И про совесть тоже… Обещаю… Спасибо. Вы старались учитывать мои интересы. Теперь я понимаю, что не могу вам отплатить взаимностью.
– Ты ненормальный… Убирайся… – прохрипел Абдулла.
…Расул набирал на компьютере текст, который ложился поверх изображения Медины, зафиксированной в танце, что он снял когда-то вечером на свой телефон. Текст был таким:
"Мое самолюбие – это не первый вопрос, если на карту поставлены покой и благополучие дорогих для меня людей, – написал он. – Поклянись, что ты готова забыть меня, и я поклянусь сохранить тебя в памяти как самого дорогого человека. Если же ты выберешь место рядом со мной, то я сделаю все, чтобы защитить тебя".
Текст Медины лег на кадры, в которых Расул был снят со своими боевыми товарищами на передовой линии фронта.
…Расул сообщил Медине свой новый номер телефона и адрес, где он собирался находиться.
Теперь они были вместе перед лицом волнующей и чреватой испытаниями новой, не известной им комбинации жизненных обстоятельств.

…"неужели мое беспокойство имеет под собой почву! Я боюсь думать на эту тему! Ответь. Скажи, что все хорошо!"
Это было электронное письмо, которое получила Медина от Валеха. Своего настойчивого жениха. Она сидела перед компьютером в полной растерянности… Потом стала набирать ответ:
"…Это слишком непростая история. Видит Бог, я не хотела бы тебя огорчать… Положись на Время. Оно всесильно…".
…Медина и Расул сидели в немноголюдном кафе на уютном диванчике, тесно прижавшись плечами друг к другу. На столе были открытая бутылочка сока, нетронутое пирожное и чашка чаю.
…За окнами проносились машины.
…Расул с улыбкой на лице прочел телефонное сообщение. Обернулся к Медине:
– Ребята зовут… Дед привет шлет, о себе напоминает… Поехали. А?
Медина помотала головой:
– Не могу Марьяшу оставить… Конференция... я выступаю… И еще Абдулла. Ему сейчас очень тяжело… И не только наша с тобой история… А тебе не помешало бы съездить…

…Медина подъехала к дому на такси. Войдя во двор, она обратила внимание на парня, беседовавшего с пожилым привратником. Увидев ее, тот зашел в свою будку, а парень отвернулся с отсутствующим видом в сторону, достал сигареты, закурил, исподтишка присматриваясь к ситуации.
Медина задержалась на мгновение, потом энергичными шагами направилась к будке, распахнула резковато дверь и, фальшиво нахмурившись, обратилась к привратнику тоном "старшей по званию":
– Так! Ну, какие новости? Есть ли свежая информация?
– Вот... работаем,.. – начал было тот, растерявшись.
Медина продолжила, перебив его:
– А этот… боец? Как, справляется?
Медина кивнула в сторону "курильщика", и тут привратник, очухавшись, уловил нотки игры в словах Медины. Он уныло уставился на нее, потом тихо буркнул:
– Я здесь работаю, дочка. Делаю, что мне велят… А этот… откуда взялся, и не знаю…
Медина подняла кулак в знак военно-спортивного приветствия и крикнула успевшему незаметно отойти на довольно далекое расстояние "курильщику":
– Ну, бывай, боец! Не боись, прорвемся!
Тот лишь молча исподлобья взглянул на нее…
…Медина вошла в свой подъезд, а потом незаметно выглянула: привратник возбужденно гремел посудой, заваривая чай, и что-то недовольно бормотал, очевидно, проклиная свою незавидную долю, а второй, судя по жестикуляции, подробно отчитывался перед кем-то по телефону…
…Медина проводила няню, заглянула в детскую, где спала Марьям, и стала набирать номер.
– … Да, сестренка! – ответил Абдулла. – Я ждал твоего звонка.
– Абдулла, дорогой, мне надо с тобой увидеться…
– Конечно, сестренка. Я приеду к тебе… Уже утром…
– Спасибо… Я буду ждать…

…Абдулла отложил телефон, облокотился о спинку кресла, вздохнул. Потом долго смотрел в ту сторону, где висела клетка с попугаем.
Рубаба молча гладила сорочку – скрупулезно, не торопясь.
Попугай сидел на своей жердочке, неподвижно и бесстрастно уставившись на хозяина. Видимо, не в силах больше выдерживать паузу, говорящая птица решилась ее нарушить:
– Абдулла! Абдуллаабдуллаабдулла!
Хозяин не шелохнулся, только чуть нахмурился. Чуткая Рубаба прервала глажку, молча взяла клетку и унесла ее куда-то за дверь.
Абдулла продолжал сидеть в прежней позе.
Рубаба принесла бокал с апельсиновым соком, протянула его своему мрачному любовнику. Он взял бокал, взглянул на подругу, и в глазах его мелькнула искорка нежности. Вдохновившись тем едва заметным знаком , что она успела увидеть на лице Абдуллы, Рубаба приблизилась к нему и прикоснулась к его волосам.
– Постарайся всех понять, мой дорогой… – тихо сказала она. – Ты уже большой мальчик.
Абдулла нахмурился, поднял на нее взгляд, и его лицо вдруг стало отражением адской неразберихи совершенно несовместимых чувств, поползновений и их градаций: беспомощность, обида, гнев, ирония, жажда насилия, страх и апатия.
– Да ну вас всех… – проговорил он, усмехнувшись. – Вы все расплываетесь, как кисель… Как же можно вас понять? А?! Как понять то, что не имеет ни формы, ни размера, ни цвета? А?! И ни инструкции к использованию?! А?!
Абдулла встал.
– Пусть лучше все поймут меня! – вскрикнул он, ударив себя в грудь. – Это легче легкого! Надо просто прочесть правила, каким должен быть правильный человек! Все предписания священных книг об этом! Нельзя лгать, предавать друзей, зариться на чужое добро, морить голодом бедных. Вот что главное в жизни!..
Рубаба слушала его, терпеливо кивая головой. А потом тихо добавила:
– И еще главное – это любовь… Нельзя отнимать у людей любовь…
– В этом профиле ты, безусловно, компетентна… – усмехнулся Абдулла…
Не обращая внимания на ироничный тон Абдуллы, Рубаба продолжала:
– И еще одно главное правило, правда, разумеется, не божественное: "Доверяй, но проверяй!"

…Абдулла выбирал подарок для племянницы в большом богатом магазине. Рядом с ним был шофер, державший в руках пару пакетов.
…Ехали в комфортной машине по городу, и Абдулла задумчиво теребил уши пушистой панды, которую купил для Марьям.
…Подарок девочка приняла с восторгом – визжала, не замолкая. Абдулла старался преодолеть некоторую неловкость встречи. Медине досталась та же нагрузка.
И она справлялась с ней чуть похуже – вплоть до того, что, разволновавшись, уронила три тарелки, разлетевшиеся на куски…
Марьям причесывала своего нового пушистого "питомца", а Абдулла с Мединой сидели за столом в гостиной.
– Черешню? – спросила Медина, предлагая брату на выбор варенье.
– Давай… – ответил Абдулла.
Медина положила из вазочки варенье себе и Абдулле, отпила чаю из чашки.
Потом вдруг вскинула взгляд на брата и сказала дрожащим голосом:
– Помоги мне, брат…
Абдулла глубоко вздохнул, поставил чашку на блюдце.
– Позволь мне, наконец, открыться… Я прошу тебя, – повторила Медина, – помоги…
– Я – твой брат Абдулла и живу… чтобы помогать тебе… – сказал он в сильном волнении.
Он взял Медину за руку, привлек к себе, поцеловал ее в лоб:
– Я никогда не нарушал данного слова…
– Абдулла! Постарайся понять… Со мной случилось то... чего я уже и не ждала…
Считай – стихийное бедствие.
– Подожди, сестренка… Не иди дальше, не углубляйся… У тебя так… нескладно все получилось… Марьяша растет… Я просто хотел, чтобы была хорошая семья… Наконец…–
Но, послушай!.. – попыталась остановить брата Медина.
– Послушай ты меня. Разве я когда-то вынуждал тебя? А?.. Мы оба дали согласие… Оба!..
Медина сидела, обхватив лицо обеими ладонями, и пыталась побороть все усиливающуюся дрожь своего тела.
Абдулла, видя это, хотел приблизиться к Медине, но сдержался.
– Все будет хорошо, – сказал он. – Я пойду, сестренка.
Он дошел до двери, когда Медина, не поднимая головы, окликнула его:
– Абдулла, пожалуйста…
Абдулла обернулся.
– Пожалуйста, скажи своим людям, чтобы они за мной не шпионили, – продолжила она дрожащим голосом.
Абдулла оторопел.
– Что?! – в ужасе спросил он. – Каким людям?.. Этого не может быть… Тебе показалось.
Медина подняла голову:
– Это правда, Абдулла…

…Абдулла ехал по перегруженному транспортом городу, беспомощно встроившись в угол сиденья. Взгляд его был застывшим, бессмысленным.
…Высаживаясь из машины перед городским офисом, он задержался, просидев полминуты без всякой надобности с открытой дверцей…
…Бухгалтер Тофик подавал Абдулле финансовые документы, которые тот подписывал, не глядя. В какой-то момент он на секунду задумался, задержался на одной из бумаг, посмотрел на дату.
Тофик уловил этот штрих и сразу же пояснил с интонациями "почтительно-успокоительного" характера:
– Эти бумаги играют роль обоснования нашей сделки по лесоматериалам. Помните, еще в мае были поставки… Самед муаллим тогда звонил вам с Урала, вы не смогли приехать… и… Ну, вот теперь…
Абдулла пытливо взглянул на Тофика.
Тот с улыбкой преданного раба выдержал его взгляд.
– Я что-то… э-э… не припомню, чтобы Самед звонил мне с Урала… – задумчиво проговорил Абдулла. – Вообще говоря, это дурная манера – приносить на подпись документы с таким опозданием.
– Разумеется, Абдулла муаллим. Но вы сами говорили… При ваших доверительных партнерских отношениях… – пожал плечами Тофик.
– Ладно, ладно… Это не твой вопрос… – пробормотал Абдулла.
Тофик забрал подписанные бумаги и вышел из кабинета.
Абдулла взял пульт, включил телевизор. Через полминуты выключил его, набрал на телефоне номер. Дал отбой. Потом долго сидел без движения…
Зазвонил телефон, и Абдулла поднял трубку.
– Привет, Абдулла!
– А, здравствуй, Самед. Как ты?
Не отвечая на вежливый вопрос Абдуллы, Самед перешел к делу:
– Так. Чем ты там недоволен, а? Откуда в тебе любовь к дисциплине проснулась?
– Вот это фокус! Самед, что с тобой?
– Послушай! Когда на даче загораешь, неделями на работе не появляешься...
– Подожди же…
– …курятник свой вонючий подметаешь, а другие здесь за тебя вкалывают…
– Самед! Что ты несешь?..
…надрываются, за каждую копейку кровью платят, это как?!.
– Самед! Я знаю, это такая шутка. Черный юмор, да? Скажи…
– Подумай как следует о себе и…
Затем последовали отбойные гудки.
…Абдулла сидел, словно каменное изваяние, еще пару минут. Потом рука его рефлекторно дернулась, и он "ожил", медленно встал, походил по кабинету с недоуменным выражением лица, потом при помощи собственных мимики и жестикуляции стал "вспоминать" тот неожиданный диалог, что прозвучал только что по телефону между ним и Самедом.
…Потом он снова впал в ступор и просидел на стуле некоторое время. …На лице его отразилась какая-то новая мысль, он нахмурился и взял телефон.
– Медина… Ты скажи, как выглядел человек, который… ну, шпионил?..
Медина что-то отвечала, а он кивал головой:
– Понятно... так… Машину его видела?..Понятно… А раньше?.. А с каких пор?.. Понятно… Нет, не понимаю…

…В городе началась пора ветров. Качались яхты у причала, трепетали разноцветные вымпелы, добавляя особую краску легкомыслия в мрачноватую атмосферу немноголюдной береговой окраины.
Натянув на уши теплые шапки, в уголке, укрытом от самых бесцеремонных порывов моряны, сидели на кривоватой скамейке Медина, Марьям и Расул. Они молча глядели в сторону горизонта, и влажный ветер, вызывавший необходимость щуриться, лишь придавал их лицам немного комизма и беззаботности…

…Рубаба что-то вязала при свете торшера, мрачно поглядывая время от времени на экран телевизора.
Абдулла при помощи громадного бинокля осуществлял визуальный контроль своей обезлюдевшей дачи. Вокруг царила непривычная тишина. Не слышно было пения птиц, безмолвно застывших в своих просторных клетках, собаки были неухожены и скулили, тщетно теребя лапами опустевшие миски.
…За воротами послышались сигналы автомобиля и голоса. Заспанный работник, закутанный в плащ, на несколько номеров превышавший естественные для его тела размеры, шлепая тапочками, поспешил к воротам и впустил на территорию добротный британский автомобиль, из которого вышли Валех, брат Самеда, и его шофер. Рубаба, оттянув занавеску, молча вздохнула, нервно поправила воротник блузки…
… Абдулла вышел встретить Валеха и был заметно приветливее своего гостя, даже не ответившего взаимностью на традиционное объятие и только сухо пожавшего хозяину дачи руку.
Войдя в салон, Валех покосился на Рубабу, которая начала было накрывать чайный столик, но по молчаливой азбуке взглядов стало ясно, что ей надо уйти.
…– Я в ужасе, Абдулла!.. – начал явно подготовленную речь Валех. – Медина куда-то пропала, не отвечает на звонки, не пишет… Что это, Абдулла?
И мгновенно из соседней комнаты раздалось ответное "Абдулаабдуллаабдулла!" Валех замолк и, в ужасе сглотнув слюну, уставился на Абдуллу.
– Не придавай значения, – ответил на немой вопрос оторопевшего Валеха Абдулла. – Это так… Ничего…
– Это... Рубаба…ханым?..
Абдулла был настолько подавлен и деморализован самим приходом Валеха, что ему даже не пришло в голову повернуть создавшуюся ситуацию в сторону облегченного, юмористического решения.
– Давай соку попьем, – предложил он.
– Да нет же, какой сок? А? Ну, какой сок?!.
Валех махнул рукой. Покосился в сторону соседней комнаты, настороженно прислушался:
– Абдулла! Что нам делать, а?! Я не понимаю… Все так осложнилось… Самед мне ничего не объясняет…
– Валех, брат,.. Не надо ничего говорить. Просто – все будет хорошо…
– Правда? Ты обещаешь? Скажи…
Абдулла молчал пару секунд, потом начал кивать головой:
– Да, Валех, да…
– Спасибо…

…Подкараулив Расула у дома, где он встретился с прорабом, руководившим ремонтными работами, вежливые, но настойчивые посланники Абдуллы усадили его в машину и увезли на встречу к своему патрону.
Расул не сопротивлялся по целому ряду причин: он был один против нескольких вполне подготовленных людей. Кругом были люди – строители, руководители работы, при которых устраивать потасовку было стыдно. Также стыдно было бояться…
Приехавшие за ним люди были достаточно дипломатичны: они даже не хватали его за руки, улыбались, приветливо здоровались, имитируя вполне дружеские намерения, потому никто из строителей и не заподозрил ничего дурного.
– Расул, давай все сделаем спокойно. Неудобно перед этими… – сказал один из них. – Они вас так уважают…
Уже в машине он добавил:
– Мы тебя тоже уважаем. Но надо выполнять работу, не так?.. И Абдулла – тоже достойный мужик…

…Абдулла стоял, чуть наклонившись над Расулом, сидевшим на стуле с заложенными за спину руками. Оба были бледны, как хорошо подсохшая известь. Темные мешки под глазами. Подрагивающие пальцы. Оба, невзирая на сильное волнение, прямо, не моргая, смотрели друг другу в глаза.
– Чтоб ты меня правильно понял: я в своей жизни видел много негодяев, – сказал сипло, с придыханием Абдулла. – Но, как оказалось, не до конца научился их распознавать.
Абдулла кашлянул и окинул взглядом просторное помещение, где они находились. Это было что-то вроде спортивно-тренажерного зала. Взгляд Абдуллы скользнул по людям, которые там находились. Все они – человека три – были напряжены, взволнованы не на шутку и, казалось, испытывали сильное смущение. Что-то вроде томительной, мрачноватой завороженности.
Сглотнув слюну, Абдулла продолжил:
– То, что я скажу, ни в каких книгах не написано: жизнь так устроена – бывает, что ничтожества, замухрышки, дерьмо всякое… приносят пользу… А те, другие, про которых часто что-то… так старательно… сочиняют писатели, только все портят.
Понятно?
Расул помотал головой.
– Врешь ты, – с горькой усмешкой сказал Абдулла. – Все ты понимаешь…
Слегка смочив языком губы, Абдулла продолжил:
– Так вот. Ты – не дерьмо. Но ты посеял зерно вражды: сработал "форс-мажор"… Специальный посланник Сатаны!..
Абдулла не рисовался. Он страдал в эту тяжкую минуту, и эффект, завораживающий эффект, который производил сильнейшее воздействие на окружающих, возникал исключительно вследствие его полной искренности.
– Один случай из тысячи!... – продолжал Абдулла. – Ты не виноват. Просто ты оказался носителем слишком неуправляемых намерений! Это – классическая трагедия: столкновение противоположных интересов, не способных к сосуществованию…
Абдулла облизал губы, огляделся, и ему подали стакан с соком. Он отпил, взглянул на Расула.
– Ему тоже дайте.
Расул помотал головой.
– Ты не хочешь? – спросил Абдулла.
– Очень хочу… Но не буду…
Абдулла вскинул голову, как бы ожидая объяснения.
– Столкновение интересов, – ответил на немой вопрос Абдуллы Расул. – Ты хочешь…
– Ты уже со мной на "ты"? – усмехнулся Абдулла.
Расул ничего не ответил. Просто продолжил:
– …хочешь показать этим людям, что ты великодушный. А я хочу помешать тебе их одурачивать…
– Все! – перебил его Абдулла. – Не слушайте его, он – шулер!.. Он – вор!.. Разрушитель!.. Хм!.. Вандал!.. Что задумал!.. Все кругом растоптать!.. – Абдулла показал Расулу "кукиш": – Вот тебе! Это нереально!
Абдулла был явно сильно взволнован. Он как-то нервозно задвигался, заходил взад-вперед, размахивая руками. Остановился, обращаясь ко всем собравшимся:
– Один драматург сказал: "Если бы все человеческие мечтания сбывались, театр не имел бы повода к существованию". Как сказано, а?! Сильно!.. А ведь это никакой не драматург, а я, Абдулла, придумал!
И победоносно взглянул на Расула.
– А теперь, господа,… вернемся к вопросу великодушия! Але-е-апп!!! Развязать путы на руках узника! Дарую свободу! Черт возьми! Я, Абдулла, раб Божий, дарую свободу рабу Божию Расулу!!!
Наступило общее молчание. Находившиеся в зале люди не могли понять, шутит ли их шеф, или…
– Ну, чего застыли, бойцы?! Выполняйте!
Расулу развязали онемевшие руки, и он расправлял их, пытливо глядя на Абдуллу, с лица которого в один миг сошла улыбка. Он выглядел сильно утомленным.
Медленно приблизившись к Расулу, он тихо, еле слышно прошептал:
– Это последний бонус… Больше не могу, клянусь… Не доводи до греха… Завтра позвони Медине и скажи, что… – Абдулла запнулся на секунду и продолжил: – Скажи, что тебя больше не будет рядом с ней никогда… Слышишь, ни-ког-да…

…Расул собрал вещи в сумку, попутно поправляя предметы, разбросанные по комнате, загроможденной принадлежностями строительного характера. Мама, покорно сложив руки, с грустью наблюдала за его действиями:
– Ты бы поел, сынок. Я обед подогрела…
– Мама, я попросил Алика, соседа, он тебя отвезет. Ты поживи у тети Сони пока, – сказал Расул, не отрываясь от своего занятия.
– Ну почему же, сынок? Я здесь слежу за всеми делами… – удивилась мама.
Расул прервал сборы и настойчиво продолжал:
– Здесь пыльно… И шумят все время… И еще: не говори никому, где ты будешь… Чтоб не беспокоили, хорошо? Я вот… приеду, и все э-э… образуется…
Расул поцеловал маму и вышел из комнаты.
…Догнал отъезжающий автобус.
…Торопливо вошел в двери госпиталя.

…Расул лежал под капельницей.
В процедурную зашел его строгий доктор.
– Ну, как ты? – спросил он у Расула, торопливо хватая со стола какую-то папку и собираясь снова уходить.
– Отлично… Подожди, у меня к тебе просьба.
– Хм!.. А я-то думал, чего это Расул такой пунктуальный стал? Ну, говори…
– Мне… пару дней где-то пожить надо…
Доктор испытующе уставился на Расула.
– Ремонт… Все в пыли… Я же тебе рассказывал… – пояснил Расул.
Доктор, немного успокоившись, достал из кармана ключ и протянул его Расулу:
– Держи. У меня как раз подряд дежурства. Ну, есть, я пошел…
– Подожди… Если меня искать будут, не говори, что… Надоели все, понимаешь?..
Доктор посерьезнел, снова задумался.
– Эх, жаль, спешу я. Надо бы из тебя вытрясти все твои секреты… – буркнул он и, в сердцах махнув рукой, торопливо вышел из комнаты…
…Ночь… Улицы города были безлюдны… Проносились лишь редкие машины. На углу, где располагался ночной ресторанчик, дежурили сонные таксисты.
…Вахтер офисного здания дремал в своем уютном уголке.
Автомобиль Абдуллы стоял у входа, шофер спал с широко разинутым ртом и скособочившейся на спинке сиденья курчавой головой.
В кабинете Абдуллы тишину нарушали лишь тиканье часов да шелест перелистываемой бумаги. Абдулла, наклонившись над подшивками документов, водил пальцем по бумаге, и губы его беззвучно шевелились. Перед ним были термос, недопитый чай и пара пирожков в тарелке. Горела настольная лампа.
В двух шагах от него в кресле еле слышно сопела Рубаба. Документов было много – целая гора.
Не открывая глаз, Рубаба тихо, вяло проговорила:
– Абдулла, душа моя. Не мучайся. Все это тебе ведь не по зубам… Невозможно в этой куче что-то обнаружить. Ты ведь это ой как давно на самотек пустил…
Абдулла откинулся на спинку своего кресла, потянулся, вздохнул:
– Ты, конечно, права… В бумажном деле я не мастак… Терпения не хватает. Скучно… А Самед, болван, меня чуть ли не бездельником назвал… Он вообще в последнее время забывается, гад. В детстве он у меня как шелковый был…
Рубаба открыла глаза, задумчиво поглядела на Абдуллу, вздохнула…
– Тут один документ очень важный должен быть… Я трубы, помнишь, на Урал отправлял… Куда он запропастился, ума не приложу… – сказал Абдулла, продолжая поиски.
Рубаба поднялась, налила ему чаю из термоса…
Он набрал на телефоне номер. Послушал. Абонент был недоступен.

Утром зазвонил будильник, и Абдулла, протерев глаза, поразмыслил с минуту и взял телефон.
Не отвечали. Абдулла набрал другой номер:
– Привет… А где Тофик? Я его со вчерашнего дня не могу найти… Пусть наберет меня… Разыщи его, говорю… Что?.. Да нет же! Он что, скрывается, что ли?!.
Рубаба принесла ему соку.
– Ты понимаешь, – задумчиво пробормотал Абдулла, одеваясь, – это, в принципе, ненормально. Тофик как будто в подполье. Невозможно его разыскать. Всем уже сказано: найдите Тофика! Черт побери…
Рубаба внимательно взглянула на Абдуллу, нахмурилась, вздохнула.
Абдулла замолк, помрачнел, пожал плечами.
Проходя в ванную, пробурчал себе под нос:
– И дело вовсе не в дисциплине…
Он достал из кармана баночку с таблетками. Проглотил сразу парочку, поморщился, запил водой.—

…Абдулла прошелся по саду, заглянул к птицам, на секунду отвлекшись от омрачавших его настроение мыслей, передразнил горделиво прогуливающегося по своим владениям большого матерого петуха. Остановился, задумавшись.
– Эй! – крикнул он, оглянувшись вокруг.
Из подсобки выглянул старик-садовник:
– Доброе утро, Абдулла муаллим.
– Сам ты муаллим, – усмехнулся Абдулла. – В деды мне годишься… А где все, а?
– Кто где, сынок… По делам разбежались…

Абдулла вернулся в дом.
Из соседней комнаты вышла Рубаба: одетая, с сумкой через плечо.
– Э-э… Ты куда это?
– Я… Понимаешь, маму надо проведать, она давно уже зовет… У нее там стиралка испортилась. И… вообще…
Рубаба была почти естественной, говоря все это, но Абдулла как будто уловил странные, холодные нотки.
– А как ты поедешь?.. Сказала бы Закиру заранее…
– Нет, душа моя, я договорилась, все в порядке. Машина уже ждет…
– Ну-ну…
Рубаба звонко поцеловала его. Потом стерла с его лица следы своей помады, улыбнулась, чмокнула для убедительности воздух.
Абдулла крякнул, игриво хлопнул Рубабу ладонью по мягкому месту. Она, в свою очередь, театрально взвизгнула, хохотнула и помахала ему рукой. В ответ он задумчиво вздохнул, глядя ей вслед…

Абдулла со стариком-садовником в неярко освещенной подсобке молча доедали дымящуюся, горячую похлебку.
– Еще? – исподлобья взглянув на "гостя", спросил садовник.
– Спасибо…
Абдулла набрал номер.
– Сева? Это я, Абдулла… Спасибо… Слушай, я уже который день до Медины не могу дозвониться… Ты… передай, если увидишь… Пока… Да!.. Извини, даже не спросил, как ты поживаешь… Извини…

Абдулла сидел перед компьютером, пытаясь набрать какой-то текст, и это ему с громадным трудом, кажется, удавалось. На дисплее, наконец, сформировалось письмо, крайне корявое, неровно, неловко скомпонованное и написанное громадными буквами: "СЕСТРЕНКА ТЫ ЗНАЕШЬ Я НЕ БЕСПОМОЩНЫЙ ХЛЮПИК НО КАЖЕТСЯ Я НЕ СМОГУ ОБОЙТИСЬ БЕЗ ТВОЕЙ ПОМОЩИ"

…Медина бежала по аллее …Абдулла обнял ее, погладил по голове, Медина обхватила его руками, прижалась щекой к его груди.
– Спасибо тебе, – тихо сказал Абдулла.
Медина сильнее прижалась к нему.
– Тебя я могу лишь просить о чем-то, Медина… – продолжал Абдулла. – Только тебя… Одну тебя… Больше никого просить не умею. Не пробовал. И не хочу….
– Да, Абдулла, конечно…
– Сестренка, ты знаешь, я никогда никого не предавал. Даже предателей! Хочу так жить дальше. Всю свою жизнь до конца… Я и Самед кусок хлеба пополам делили. Нищими начали и вместе поднялись… Прости меня, Медина… Прости…
Медина молчала, и только плечи ее содрогались, и слезы, которые она не в силах была скрыть, катились из ее глаз.

…Мама Расула молча сидела на табуретке перед домом, на фасаде которого шли отделочные работы. На лице ее были написаны восторг и ожидание чуда.
Салман подошел к ней и обнял за плечи.
– Ой, кто это? – встрепенулась старушка. – А-а,.. Салманчик, здравствуй, дорогой. Ты видишь, как здесь красиво стало? А?
– Да, тетя Рая. Очень, очень красиво.
– Они еще раз красить будут… Я просила, чтобы посветлее краску подобрали, я люблю посветлее…
– Здорово! – прервал Салман. – Тетя Рая, мне Расул нужен. Никак не могу найти.
– А он… Ну, он почему-то просил никому не говорить, но тебе, конечно, можно… Только учти, это по секрету… Так, на всякий случай… Третий микрорайон, три, корпус три. Квартира доктора Османа – все знают.
– Так, три, три… – повторил Салман, поцеловал старушку. – Ну, я побежал… Да, может, я могу чем-нибудь э…
– Спасибо, Салманчик…

...День клонился к закату. Дача Абдуллы была, по странному стечению обстоятельств, безлюдной. Тишину нарушал только какой-то капризный пёс, докопавшийся до несчастного ежика, свернувшегося в клубок. Пёс лаял фальцетом, нарываясь на непреодолимую колючую защиту, а ёж тихо, брезгливо фыркал, нисколько не опасаясь за свою жизнь.
В тренажерном зале царила полутьма. Шаги и голоса отдавались эхом, и на фоне широких окон все, что было внутри, состояло из комбинации силуэтов, в том числе и находившихся там людей.
Расул снова сидел на стуле с заложенными за спину руками.
Напротив него, оседлав какое-то тренажерное приспособление, в не очень удобной позе находился Абдулла. Рядом с патриархом на небольшом помосте были какие-то бутылки – пустые и заполненные. Некоторые были не распечатаны. Абдулла взял одну из бутылок и стал, не торопясь, заполнять большой, сделанный из хорошего стекла бокал. Жидкость забулькала с нежным, аппетитным отзвуком.
– Будешь? – спросил Абдулла, поднимая бокал.
Расул не пошевелился. Его большие черные глаза поймали и отразили какой-то нечаянно заблудившийся здесь лучик света, и можно было увидеть искру гнева и боли, переполнявших все его существо.
– In Vino Veritas. Древнеримская мудрость... Выпей! Может, так ты одумаешься, упрямый бык!.. Французское. Лежало в кладовке четырнадцать лет... И я не прикасался... Гениальное вино...
Абдулла отпил, причмокнул... Потом вдруг вспомнил что-то и воскликнул:
– Да! Чуть не забыл. Сюрприз тебе приготовил... Эй, Салман, где ты там притаился?.. Вот, Расул, встречай. Это твой друг. Типичное дерьмо... Ха-ха- ха... Это же он помог найти твое убежище.
Расул, не мигая, смотрел на Абдуллу, предчувствуя новый удар и пытаясь заставить себя не верить.
– Ну! Салман! – более императивно и нетерпеливо закричал Абдулла. – Иди сюда! На свет выходи!
Салман, как оплеванный, с опущенной головой "выползал" из темноты, приближаясь к хозяину.
Расул не верил своим глазам. На лице его поочередно мелькнули ужас, боль, почти детская беспомощность... Абдулла отпил большой глоток вина:
– Давай, Салман, иди…
И вдруг он вскочил на ноги:
– Нет! Уби-рай-ся, гад! Меня тошнит!
Расул, буквально взорвавшись, заорал на Абдуллу:
– Что ты творишь?! Кто дал тебе право унижать людей?! Кто?! Ты калечишь их! А потом уничтожаешь!
Абдулла, качаясь, пошел на Расула с бокалом, полным вина:
– Ты! Урод! Ты думаешь, тебе позволено меня судить?! Урод! Тебе не понятно, что у меня тоже может быть идея?! Аристократ хренов!..
Абдулла склонился над Расулом, отдышался, выдохнул воздух и выпил залпом весь бокал.
– Какая идея?!. Ты говорил, что не пьешь! По причине своих убеждений! – выкрикнул Расул.
Абдулла взревел, с силой швырнул бокал об пол, разбив его вдребезги:
– Заткнись, урод! Это безалкогольное! Ха! Ты думаешь, я не знаю сказку… про стойкого оловянного солдатика?! Ха! Ты маньяк! Ты не можешь жить в мире! Ты хотел воевать – получай! Будет тебе война!
– Не говори… о войне! – в волнении выкрикнул Расул. И добавил, взяв себя в руки, уже потише, воспользовавшись возникшей паузой:
– Это не твоя тема! Не трогай того, что тебя не касается…
Губы Абдуллы задрожали, и он в необыкновенном волнении приблизился к Расулу. Тяжело дыша, он молчал некоторое время, и неестественный наклон головы был в это мгновение особенно пугающей деталью его облика.
Он вдруг распахнул, не расстегивая, свою рубашку, и пуговицы затрещали, разлетаясь по сторонам.
– Вот! Смотри! – зарычал Абдулла. – Мои легкие – решето! Весь прошит железом! Это почище твоего гастрита!..Пижон!..Выскочка!..Где ты был, урод, когда мы...голыми руками...те...первые удары...отбивать пошли?!..Молча...Безнадежно...
Абдулла подошел вплотную к Расулу и занес кулак над его головой. Расул не пошевелился.
Абдулла размахнулся и, сымитировав удар по черепу Расула, остановил кулак в сантиметре от его головы. Расул снова не дрогнул.
– Боже!!! – закричал Абдулла, задрав голову к потолку. – Почему весь мир против меня? Хм! Я знаю, потому что никто не хочет жить по законам! У всех на устах только одно слово – "Свобода!"
Потом он снова подошел к Расулу:
– Ты… вступился за Салмана! Он… ха-ха… Он предал тебя!.. А тебе хоть бы хны! Тьфу! Я никогда этого не пойму. Вы думаете, что можете заставить отступить такого парня, как я?! Вот вам! Шиш вам с маслом! Если хочешь знать, урод, руки у тебя вовсе не завязаны!.. Ты свободен!
Расул попробовал освободить руки, и это ему удалось.
Абдулла наклонился над Расулом и отчеканил абсолютно трезвым голосом:
– Вы все свободны! А я – нет!.. Я – Абдулла!
Он кричал все сильнее, расправляя тело и задирая голову вверх:
– …Я!.. Должен!.. Соблюдать!.. Законы чести!..
Он кричал так, что раздулись сосуды на лбу и на странно вытянувшейся шее… Кричал он хрипло. Потом вдруг безвольно поник, ссутулившись… Поморщился, может, от боли…

…Абдулла сидел за рабочим столом в городском офисе, в своем кабинете. Сидел, будто продолжая пребывать в том же состоянии ступора, в которое он впал в день последней своей встречи с Расулом в тренажерном зале: безвольно поникшая голова, мрачно нахмурившееся лицо. Полировка стола отражала лучи проникавшего сюда солнечного света, и его поверхность казалась столь же безжизненной, голой, сколь неприкаянным выглядел сам Абдулла, и сколь бессмысленным было его одинокое здесь сидение.
По широкому коридору, стены которого были украшены современными образцами живописи, энергично вышагивал партнер Абдуллы Самед, которого сопровождал бухгалтер Тофик, а следом шел, стараясь не отставать от брата, Валех. Тофик торопился, надеясь уложиться в отпущенное ему время. Он оставался при этом в кратчайшей удаленности от уха Самеда и по ходу тихо наговаривал ему что-то, время от времени похлопывая по массивной папке с подшивкой документов, зажатой под мышкой у Самеда.
Было удивительно, неестественно тихо кругом...
Когда дверь кабинета распахнулась, Абдулла рассеянно вскинул глаза. Первым зашел Самед, за ним Валех. Тофик, помаячив за их спинами, остался в коридоре. Абдулла поднялся навстречу братьям с явно доброжелательными намерениями, собираясь приветствовать их согласно дружескому этикету, но Самед грубо, со скрипом, одним рывком сдвинул кресло и резко на него опустился.
– Ты, Абдулла, как бы с Луны свалился, да?! – холодно съязвил он.
Абдулла застыл на мгновение, вздохнул, попытался взять себя в руки. Он продолжал стоять, и на лице его отразились признаки внутренней борьбы, поиска и столкновения самых противоречивых чувств – от уныния до готовности дать отпор.
– Вот теперь, Абдулла, – нарочито хладнокровно продолжил Самед, – ты в настроении, вполне соответствующем той дикой ситуации, до которой ты всех нас довел.
– Самед, брат, скажи, что... все... все это… неправда! Скажи… Ну…
Абдулла развел беспомощно руками, подошел к Самеду.
– Какая неправда?! Ха-ха! – деланно расхохотался Самед, продолжая сидеть в кресле. – Ты, кажется, разыгрываешь здесь какую-то дешевую симуляцию?! А? Типа, ты не в курсе? А?!
Не в силах более сдерживать себя и вдохновленный наступательными эффектами Самеда, молчавший до того времени Валех наконец заговорил:
– Ты ведь сказал, все будет хорошо! Абдулла! Ты ведь сказал…
– При чем здесь все это?! – вставая с кресла, прервал брата Самед. – Валех, братишка, забудь ты… Забудь… об этой…
Абдулла побелел, как полотно, на лбу его выступили капельки пота, губы задрожали.
– Самед… ты… – хрипло выговорил он.
Самед демонстративно махнул рукой и продолжал, обращаясь к Валеху:
– …Где мы, и где… Эх!.. Есть дела посерьезнее. А то, что за нашей спиной… Эх, противно… Все эти ваши семейные… импровизации, Абдулла, давно всем известны…
– Заткнись! – прервал его Абдулла. – Ты, Самед, совсем совесть потерял!..
– Ах, ты еще меня во всем виноватым сделай! Ты, бездельник, только купоны стричь силен! Мало тебе на чужой шее сидеть, так ты еще ограбить меня решил?!
– Что-о-о?!! – взревел Абдулла. – Ты… Ты с ума сошел!.. А-а…
Самед молчал, удовлетворенно, спокойно наблюдая, а Абдулла ходил по кабинету, как бы в поисках выхода из него и не видя перед собой ни мебели, ни двери. Ни этих двоих, ставших за несколько мгновений не только чужаками для него, но и страшными, грозными его врагами.
– …С ума сошел?!. Нет! Нет!.. – бормотал Абдулла. Он остановился, в упор глядя на Самеда, горько усмехнулся, покачал головой: – …Нет! Нет, нет… Я понял… Браво, Самед!.. Это… ювелирная работа…
Он потерял равновесие, закачался, оперся на спинку кресла, не без труда сел. Налил себе воды, выпил пару глотков.
Самед продолжал хладнокровно наблюдать за безвольными, заторможенными действиями Абдуллы.
– Когда это я прозевал все это?! Интересно… – задумчиво произнес Абдулла, поднимая взгляд на Самеда. – Или ты всегда был таким, а я просто наивно верил в народные приметы типа "хлеб-соль"?
Тут самообладание, кажется, покинуло Самеда, и он, пытаясь скрыть это, изобразил ироническую ухмылку, но она была достаточно фальшивой.
– Хм! Умничаешь… – улыбнулся Самед и, став вдруг снова жестким, добавил: – Чем умничать, лучше держал бы в узде свою распрекрасную сестричку… Еще про хлеб-соль…
Он не успел договорить, потому что Абдулла, к которому будто пришла из каких-то таинственных запасников свежая энергия, вскочил, хватая со стола массивную бронзовую статуэтку. Размахнувшись, он запустил этот тяжелый предмет в Самеда.
Одновременно завопил от страха Самед, Валех, верный чувству долга, бросился закрывать собою брата, на шум и крики из коридора вбежали люди во главе с Тофиком.
Тофик, действуя как будто по заранее известному плану, уже вызывал охранников. Валех был ранен в голову. Самед одновременно с проявлениями братской заботы об "истекающем кровью" Валехе не забывал сыпать угрозы и проклятья:
– На коленях ползать будешь! Посажу! По миру пущу!
Абдуллу охранники передали полицейским, а жалобно стонавшего Валеха увезла карета скорой помощи.

…В компании происходила проверка финансовых документов. Тофик с явными удовольствием и готовностью представлял следователям все бухгалтерские бумаги со своими комментариями. Работа юристов протекала на редкость споро и в хорошем темпе.
… Валех находился в одной из лучших клиник и быстро шел на поправку, коротая время заполнением кроссвордов или кормлением голубей, пристрастившихся к его окну, где всегда было чем поживиться.
… Найдя удобную позу и освещенную часть достаточно скромного пространства в следственном изоляторе, Абдулла писал письмо:
"Сестренка. Спасибо всем. Я, как ни странно, зла ни на кого не держу. Сам во всем виноват. Никто пусть не приходит. Никого не хочу видеть. К такой ситуации я, оказывается, был не готов. Поцелуй Марьям. Спасибо за посылку. Больше не присылай. Твой брат."

…Абдулла и его адвокат сидели друг против друга в комнате для допросов.
– Как вы, Абдулла муаллим? – спросил адвокат. – Условия нормальные?
Абдулла кивнул головой:
– Нормальные… Я вас слушаю…
– Так… Ну, вы, как говорится, отказываетесь от позиции максимализма. Как говорится, не так ли?
– Так… Против лома нет приема… А у меня в багажнике нет даже монтировки…
– В этом случае, по поводу нанесения тяжкого…
– Ясно… И что?
– Там последствия незначительные… Истец склонен все свести, так сказать, к финансовой компенсации. Короче так: вы передаете вашему… ну, бывшему компаньону Самеду Везирову свою долю имущественных прав на активы компании, и в этом случае их сторона отказывается от всех претензий по второй позиции и погашает все ваши штрафные и налоговые задолженности в бюджет. По первой же позиции вас выпускают под подписку о невыезде. До суда… И вы остаетесь с круглым нулем.
– Понятно. Давайте…
– Подпишите. Это промежуточные документы… Чтобы они... ну, убедились, так сказать…

...Территория дачи была совершенно пустынной. Ветер и дождь, объединив свои, казалось, предельные силы, "бомбили" все вокруг. Еще не полностью отвалившиеся от деревьев ветки держались на волоске.
Завывание, треск и частая дробь дождя внутри дома были слышны чуть слабее. Но само ненастье было очевидным благодаря сильно раскачивающимся за окнами ветвям деревьев и почти фантасмагорической игре теней.
В полутьме одной из комнат, прямо по центру, в несколько неуклюжей позиции стоял повидавший виды рояль, на котором были сложены какие-то упаковки, узлы и рулоны. Шкафы, книжные полки и стеллажи были почти опустошены, а рядом лежали связки книг, сумки, еще другие, вероятно, готовые к перемещению, предметы. Абдулла сидел на одной из упаковок и, приложив ладонь к сердцу, читал вслух какие-то трагические стихи о неразделенной любви, изредка заглядывая в страницы томика, который держал в руке.
Его слушательницей была миловидная, большеглазая, очень полная дамочка в цветастом халате, сидевшая в какой-то напряженной позе на диване.
Абдулла был доволен: он смог вызвать своим чтением слезы печали и сострадания...

…Абдулла стоял на коленях на краю крыши своего любимого курятника, одетый по привычке в задрипанные шорты и выцветшую, всю в смолянистых пятнах, майку. Во рту он, зажав губами, держал несколько гвоздей среднего размера, а молотком приколачивал отошедшую от края крыши металлическую сетку. Внизу, прислонившись к дереву, стоял Расул. Рядом с ним был явно не дешевый инкрустированный столик, на котором лежали ржавые плоскогубцы, пила и какие-то чурки. С краю стола стоял стаканчик с наполовину выпитым чаем. Было ясно, что Расул находится здесь уже достаточно продолжительное время.
Абдулла работал с явным увлечением, ловко орудуя молотком.
Рядом, создавая абсолютно непропорциональный шум, раздирали на части какую-то тряпку два одинаково упрямых щенка.
– Я, собственно, поговорить пришел. Когда можно будет?.. – стараясь перекричать молоток Абдуллы и тявканье щенков, сказал Расул.
– Га-а-и! – не вынимая гвоздей изо рта, старательно выговорил Абдулла, пытаясь усилить степень доходчивости своего ответа еще и мимикой.
Это ему удалось сделать, судя по тому, что Расул смог понять: Абдулла имел в виду ответ "говори!"
Расул окинул взглядом всю обстановку, пожал плечами:
– Разговор серьезный, может, присядем?.. Там, на веранде, или…
Абдулла разогнулся, вынул гвозди изо рта.
– А потом мне опять сюда взбираться, все заново начинать… Я тебя слушаю… Мы здесь одни… – пробурчал Абдулла. – Не считая охраны.
Он кивнул в сторону щенков и усмехнулся.
Расул выпрямился. Помолчал пару секунд.
– Я пришел к тебе… Абдулла, чтобы просить… руки твоей сестры, – невольно глядя снизу вверх и оценивая реакцию Абдуллы, размеренно проговорил Расул. – Потому что я хотел бы, чтобы все было по правилам.
Абдулла встал во весь рост, опершись кулаком о колено и сосредоточенно глядя на Расула. Он задумчиво покачал головой, потом, не прекращая этого движения, перевел его в горизонтальную плоскость, что должно было означать несогласие. При этом он мотал головой гораздо дольше, чем требовалось, чтобы смысл его манипуляций стал окончательно понятен. И, наконец, он изрек – торжественно, даже патетично:
– Ни-ког-да… Ни-ког-да я, Абдулла, не отступал от сказанного слова… Я тебе его сказал?.. Сказал. Кроме того, ситуация, в которой я оказался... э-э… накладывает на меня особую ответственность… Через неделю – суд. И если меня посадят, я должен быть способен сохранить свой авторитет и там… Там… Ты понял?
Абдулла многозначительно поднял вверх палец и собирался продолжить, но Расул прервал его:
– Там теперь все намного проще. Нет никаких "воров в законе" и всяких там… Демократия… Плюрализм мнений…
– Не знаю, не знаю… Если я туда попаду, обязательно восстановлю систему… Я привык к тому, что всюду должен быть порядок…
Абдулла, говоря это, спустился по приставной лестнице, подошел к Расулу и, понизив голос, проговорил доверительно:
– Тебе ведь необязательно получать мое согласие… Так, между нами… Ведь правильно?.. Кто я теперь?.. Бомж… Уголовник…
Расул смотрел на него сомнительно-сочувственно-изумленно, и вся эта сложная гамма чувств и тщетных попыток понять Абдуллу вылилась, наконец, в ужас.
А Абдулла продолжал – вдохновенно и одновременно мрачно:
– Тебе теперь есть прямой смысл… умыкнуть свою девушку… Украсть!.. И никакой головной боли…
Абдулла вдруг съежился, поник и медленно опустился на табуретку.
Расул, глядя на него, видимо, хоть и не сразу, но раскусил Абдуллу с его искусной клоунадой, и лицо его медленно расплывалось в улыбке.
Абдулла поднял голову, взглянул на Расула и подмигнул ему.
Некоторое время они по очереди и одновременно, и вперемешку кивали друг другу, усмехались, нахмурившись, замолкали, отворачивались, а потом вглядывались в лица друг друга.
Абдулла "сошел с дистанции" первым. Он сперва отвернулся, для отвода глаз почесал затылок, стараясь не выдавать своих тайных слабостей. Потом он отвернулся в противоположную сторону.
Расул потоптался на месте и отошел, понимая, что Абдулла должен остаться один.
…Когда он свернул на аллею, ведущую к распахнутым настежь воротам, то увидел группу стильно одетых людей, разглядывавших территорию, дом, бассейн и другие сооружения. Один из незнакомцев был явно "центральной фигурой" среди остальных.
Расул остановился, ожидая, что скажут эти люди. Один из них, молодой и подвижный, увидев Расула, обратился к нему:
– Здравствуйте… Мы по поводу объявления. С кем можно поговорить?
– Одну минуту, я сейчас… – ответил Расул.
…Подтягивая шорты и стряхивая стружки со своей живописной майки, к ним уже подходил Абдулла:
– Добро пожаловать. Я вас слушаю…
– Привет, брат. С кем можно поговорить? – спросил молодой у Абдуллы.
– Я вас слушаю, – повторил Абдулла.
Расул стоял в сторонке, не без интереса наблюдая за происходящим.
К этому времени к ним приблизился, рассеянно осматривая строения и посадки, тот, кто, по всем признакам, возглавлял группу.
– Это кто? – кивая в сторону Абдуллы, спросил он у своего спутника попроще.
– Скажи, пусть хозяина позовет.
– А я вам не нравлюсь? – спросил Абдулла.
Главный удивленно заморгал глазами и усмехнулся. Остальные заулыбались, переглядываясь друг с другом: Абдулла сильно развеселил их.
– Нет, почему же, ты очень симпатичный, но… – начал главный с добродушной улыбкой.
– Всё, – прервал его Абдулла. – Все свободны. Дача не продается. Счастливого пути, – и, энергично развернувшись, подтянул в очередной раз шорты и удалился.
– Слушай, кто этот человек? – спросил "главный".
– Это уже не имеет значения, – ответил Расул с едва заметной улыбкой. – Он никогда не меняет своих решений…
Откуда-то донесся голос неугомонной птицы:
– Абдуллаабдуллаабдулла!..
Приехавшие озирались по сторонам, окончательно смирившись с "мистическими" проявлениями того места, в которое они попали.
– Его так зовут, – весело сказал Расул.

...Мама Расула развешивала старинные фотографии на стенах, аккуратно протирая их рамки и стекла, расставляла статуэтки на полках, при этом успевая отвечать на вопросы Медины по поводу всех этих реликвий. Медина же, в свою очередь, старательно и ловко готовила "экспонаты", извлекая их из коробок и разворачивая упаковки. Попутно она с особым интересом и умилением рассматривала фото Расула в детском возрасте. В этих случаях ее будущей свекрови приходилось делать вынужденную паузу.
– Старайтесь, пожалуйста, меня не задерживать, Мединочка, – нежным голосом пропела мама.
– Ах, прошу прощения, Рая ханым! – ответила ей в тон Медина.
Было ясно, что их отношения складываются достаточно гармонично.
...Расул собрал сумку, обнял мать. Удовлетворенно покивал головой:
– Здорово! Вы молодцы, девушки.
Расул чмокнул маму в щеку, Медине же достался воздушный поцелуй. Заметив ее недовольство, Расул украдкой скорчил оправдательную гримасу, обозначавшую, что при матери надо соблюдать скромность.
...Выйдя из подъезда, он сделал пару шагов и остановился. Хорошо натренированное периферийное зрение заставило его оглянуться: у стены, на которой висела мемориальная доска, очень внимательно и с удовольствием разглядывая все хорошо отреставрированные элементы фасада, находился Абдулла.
– Привет, Абдулла, – окликнул его Расул. – А почему в дом не зашел?
Абдулла не сразу оглянулся и не ответил Расулу на вопрос. Вместо этого он сказал, не оборачиваясь:
– Отлично сделали... На совесть сделали...
Потом уже он обернулся к Расулу, и на его плече обнаружилась дорожная сумка:
– Я знаю, ты к своим едешь... Мне Медина сказала...
Расул кивнул.
– Я тоже прокатился бы... А?..
Расул улыбнулся, снова кивнул.

...Потом была дорога. Живописная и мрачноватая, солнечная и дождливая, по равнинам и по горным серпантинам...
...Приближаясь к месту назначения, они встретили на дороге переполненный оборудованием армейский грузовик, застрявший в глинистой жиже. Остановились. Расула мгновенно узнали и сердечно, шумно встретили двое его сослуживцев, сопровождавших груз.
С машиной пришлось повозиться. Вызволяя ее из грязи, больше других отличился Абдулла, проявивший смекалку и умение объединить усилия людей...

...На закате подъехали к месту назначения. С вершины пригорка были видны укрепления, окопы, разграничительная линия, еще окопы, а дальше - безлюдные, неухоженные деревни с высохшей растительностью и обгоревшими домами.
Абдулла сделал несколько шагов, выдвигаясь к краю холма. Расул последовал за ним, намереваясь поравняться. Абдулла отвернулся, сделал еще пару шагов: это могло означать либо нежелание общаться с Расулом, либо то, что он просто хотел уединиться. Расул остановился, не желая навязывать ему свое общество.
Там, внизу, лежало громадное пространство, покрытое густой зеленой травой и разделявшее позиции воюющих сторон.
Строго соблюдая дистанцию, жители обеих сторон робко, с опаской, иногда даже воровато и торопливо старались в часы затишья использовать это плодородное крестьянское богатство по его прямому назначению: кто траву покосить, кто бычка привести покормиться. Кто-то решался даже засеять небольшой огород: поближе к укреплениям своих…
…– Ну... Что, пойдем? – нарушил паузу Расул.
Абдулла, не оборачиваясь, молча указал рукой в сторону безжизненно опустевшей деревни, серевшей на противоположной стороне. Расул, не переспрашивая, терпеливо ждал.
Абдулла молчал… Потоптавшись на месте и все еще не оборачиваясь некоторое время, он, наконец, тихо пробормотал:
– Вон там…
Абдулла осекся. По щеке его катилась слеза.
Расул молчал, опустив голову, и Абдулла долго стоял, не оборачиваясь к нему.
– Вон там, – повторил он, – я родился.
Голос его дрогнул, и он замолк.
Место, на которое он указал, располагалось на "той стороне"...

– Мурад, покойный, последним был... Сыновья погибли... Потом и внуки...
Дед нахмурился, помолчал... Вздохнув, продолжил:
– Он тебя очень уважал... Говорил: "Брат он мне!.." Я знаю, ты его на спине тащил. В гору. Шесть километров. Мне командир ваш сказал...
Дед заплакал:
– Мне нечем тебе ответить... Нечем!..
Расул жестом остановил деда, и тот на время замолк.
... – А где Эльхан? – спросил Расул.
– На пасеке... Там все в запустении... Вот он, малыш, туда и поднялся... Расул, ты... это... его не забывай... Он тут пока мне помогает, спасибо ему... А если что... Ну, ты понял... Он говорит, на военного хочет учиться... Так ты посодействуй...
Расул кивнул:
– Не беспокойся, дед...
– Видишь, теперь я просто мешок с костями... Только здесь и здесь, – дед указал пальцем на лоб и на сердце, – что-то еще шевелится...
Помолчав немного, старик помотал головой.
– Нет, неправильно я говорю, – дед снова ткнул себя пальцем в лоб. – Здесь уж – дело "швах". Не тянет черепушка... Я тебе такую глупость сказал!.. Когда ты... Мурада привез...
Расул поднял голову, прикоснулся к руке деда.
Голос старика дрогнул, и он запнулся. Переждав немного, хрипло добавил:
– Прости меня, сынок... Я ничего не соображал...
Расул, молчавший все это время, прервал деда:
– Все! Не надо об этом... Все... Все... – Потом он как-то неуклюже скривился, едва заметно дернулся всем телом и добавил:
– Ты был прав, дед...
...Потом они долго смотрели друг другу прямо в глаза.
Расул был бледен. Под глазами темные мешки.
– Я плохо вижу, сынок, – почувствовав что-то, сказал дед, – но думаю, тебе надо заняться здоровьем... Серьезно заняться. С этим шутить нельзя.
...Успокоившись немного, старик продолжал:
– Я знаю... мне сказали, отец твой был очень знаменитым ученым. Благородных кровей... А ты знаешь, настоящие аристократы нам, деревенским, не чужие... Разве это странно?.. Совсем не странно: всё дело в том, что они ведь тоже к своей земле привязаны!.. Всем сердцем... Корни ведь в ней... Потому кровь чистая...
Лицо Расула сияло неподдельным восторгом. Он даже привстал, улыбаясь широко, как ребенок. Редчайший случай для сдержанного, даже мрачноватого человека.
– Знаешь, сынок, – воодушевился дед, – я где-то читал, что Лев Толстой очень деревенских уважал и в конце жизни... э-э...к ним пришел жить... И так свой путь закончил... А он был граф!..
Расул улыбнулся:
– Да, это правда.
Радуясь поддержке, дед продолжал:
– Нет, я не навязываюсь, я простой деревенщина... Всю жизнь вот здесь кукурузу сажал да с пчелами возился... И прочел всего-навсего семнадцать книг... Но я тебе вот что скажу: к нам сюда Гейдар Алиев приезжал... Я тогда помоложе был, конечно... Помню, он такой веселый был. Улыбался, долго так с людьми разговаривал... Я в толпе стоял и на него, не мигая, смотрел, разинув рот. Он меня увидел, еще пуще развеселился, прямо ко мне подошел, кепку на моей голове поправил и руку пожал. Мне, замухрышке! И спросил: "Как дела идут?!" Я не ответил. У меня голос пропал... Так вот, потом он как-то по телевизору сказал то, что я на всю жизнь запомнил: "Народ – все до единого, кто на этой земле хлеб ест, – должен одно понять: мир так устроен – ни один человек в одиночку не способен ни прокормиться, ни детей грамоте обучить, ни встать у порога своего дома, когда понадобится, и врага остановить... Потому, говорит, мы – семья! Как кулак едины должны быть..." Видишь? А? Какие слова!.. Любой поймет... И запомнит. И стар, и млад... Да упокоит Всевышний его душу...

...Расул с командиром пили чай на площадке под навесом небольшого строения, расположенного на пологом склоне холма.
Абдулла возился чуть поодаль, выискивая в зарослях какие-то стебельки. Некоторые из них он внимательно, не спеша, проверял на запах, растирал в ладони, а потом уже собирал в подол куртки.
– Кто он, этот человек? – спросил командир.
Расул ответил не сразу. А командир и не торопил его, внимательно, с улыбкой умиления наблюдая за тем, как сосредоточенно принюхивается к своим находкам Абдулла и как заботливо их складывает.
– Выяснилось, что он... мой родственник, – усмехнулся Расул.
Командир сперва понимающе покивал головой, но тут же недоуменно пожал плечами и улыбнулся:
– Я тебя не узнаю, Расул... Видишь ли, с тобой там, на "гражданке"... что-то такое, э-э... Какое-то... не такое что-то произошло... А?
– Абсолютно верно... Потому я... так хотел вернуться...
– Забудь, Расул, – твердо сказал командир. – Приводи себя в порядок...
Он помолчал некоторое время. Потом внимательно посмотрел на Расула и, оживившись, продолжил:
– Я тебе один секрет хочу рассказать. Тут недавно наши троих в плен взяли… Поджигателей… Траву поджигали, гады… Хм! Я просто от них балдею, ей-богу! Какой-то у них массовый инстинкт разрушения!.. Ну, что дает им это поджигательство?.. Ничего!.. Маньяки какие-то... Или, может, зависть?.. Ведь на нашей стороне трава зеленее,..жирнее...вот они и бесятся...Ну, и среди них мальчишка один. Лет восемнадцати... Худой такой, сутулый. И глаза горят... Я его допрашивал...
Командир был слегка взволнован. Отпив чай, он помолчал, потом продолжил:
– И он мне сказал: "Все, что вы спрашиваете, про это я, говорит, ничего не знаю. И ничего не понимаю. А вот что знаю и вижу, так это то, что скоро война кончится!" Представляешь?.. И глаза горят...
Расул помолчал... Потом усмехнулся в сомнении и сказал:
– Так это же, может, фуфло...
– Теоретически – да...
– Ну...
Командир уверенно помотал головой:
– Я сам, понимаешь, давно это чувствую... Бывало, в затишье, с биноклем, с телескопом часами их позиции разглядывал и все передвижения, все буквально... Темп, настроение, активность... Поверь моему слову: скоро... это... будет!.. Мы честно деремся... Но хотелось бы вспомнить, какая она, жизнь, когда... войны нет...
Командир изменился в лице:
– Знаешь... Я... его отпустил... Он плакал... говорил, я про вас маме расскажу... Я его отпустил, потому что он увидел то, что и я вижу... Не знаю, что мне за это будет… По закону я ведь совершил, ну… должностное преступление… А по совести сказать… не знаю. Не мне судить…

...Наутро шел дождь... Лил, как из ведра.
...Караульные в своих плащ-палатках, старавшиеся сохранить удачно найденную позу, необходимую для сохранения тепла и защиты от проникновения влаги, выглядели как правильно и на века установленные когда-то в этом пространстве каменные исполины.
...Почерневший от впитавшейся в него воды брезент покрывал нечто крупное и мощное, и все это вместе с гранитными глыбами и уходящими вдаль холмами составляло, казалось, абсолютно не делимую на части, естественную и гармоничную картину.
...Крохотные ручейки, старательно огибая покрытые мхом валуны, с радостным шумом несли доставшееся им изобилие куда-то вниз, где скрывалась за пеленой дождя линия жертвенности, ожидания и боли.
…Потом вдруг рассеялись облака, и Солнце – небесный дар – засветило на полную свою мощь. Из всех домов – жилых, служебных и защитных – вышли дети, и все остальные гражданские, и все солдаты, и офицеры. И только те, кто был в карауле под знаменем, остались на посту. Но и они краем глаза смогли увидеть эту волшебную улыбку природы, и заиграли искорки радости в их благодарных глазах…
…Идиллию, дарованную Природой, неожиданно нарушил протяжный звук сирены, доносившийся с противоположной стороны. А за ним и раздраженные голоса, переговаривающиеся при помощи усиливающих звук аппаратов, и тарахтение трактора. Внимание всех привлекла удивительная картина: с противоположной стороны поля, разделявшего позиции, бежала женщина, размахивавшая над головой самодельным белым флагом и державшая за руку худощавого сутулого паренька, бежавшего с ней рядом.
Издали к ней наперерез направлялся трактор, на котором были люди, пытавшиеся жестами и криками остановить ее, а с другой стороны бежали еще и солдаты. Со стороны КПП раздавались окрики, в которых сквозили панические нотки и ужас, в состоянии которого находились люди, приказывавшие нарушительнице порядка остановиться. Но она будто не слышала и не видела ничего вокруг себя, и целью ее было, очевидно, добравшись до позиции противника, совершить задуманное до конца. Время от времени она останавливалась, прикладывая к сердцу правую ладонь, и низко кланялась кому-то, кого высматривала, надеясь донести до этого человека свои чувства.
…А на холме с противоположной стороны, окруженный все увеличивающейся толпой, стоял командир. Он широко улыбался, ибо узнал в хрупком юноше солдата, которого освободил от плена. Сомнения не могло быть, в этом помог командиру мощный полевой бинокль. И он явственно видел, как горят глаза мамы и ее улыбающегося сына. Горят благодарностью, теплом и надеждой…
Среди взволнованных зрителей этой необыкновенной сцены были и Расул с Абдуллой, своим новым родственником и компаньоном по экзотическим путешествиям. Абдулла, наблюдая происходящее, радовался, может быть, больше всех присутствующих – размахивал руками, посылая ответное приветствие посланнице Мира. Лицо его сияло детской улыбкой, и он все обнимал Расула, стоявшего рядом с ним.
…Мать и сына догнали и посадили в кабину трактора. А она была неугомонна: все кланялась, не выпуская из рук своего белого флага… Все удалялась и удалялась…

...Расул поднимался по склону высокого холма. В его движениях, в том, как он дышал, были сосредоточенность, воля, опыт.
... Он остановился на пару мгновений, прошептал что-то, сомкнув глаза, сделал три одинаково глубоких вдоха-выдоха.
Сконцентрировавшись, внимательно посмотрел на проплывающие над ним миниатюрные, белоснежные облака. Небо было ясным, прозрачным.
Оглянувшись на мгновение, Расул увидел внизу следующего за ним Абдуллу. Было ясно, что он испытывает гораздо больше затруднений, преодолевая высоту: тяжело дышит, опирается рукой о колено.
Абдулла, перехватив взгляд Расула, остановился и жестами попытался дать понять, что, мол, "все в порядке, ты иди, я доберусь следом".
Расул улыбнулся, помахал рукой и продолжил свой путь.
Абдулла, стараясь там, внизу, повторять все движения, всю пластику и сноровку Расула, упрямо шел за ним...
...В густой траве стрекотали кузнечики и боязливо посвистывали затаившиеся в своих гнездах здешние добродушные пташки.
Двое упрямцев, не останавливаясь, двигались вверх по склону. Достигнув места, где рос более крупный и густой кустарник, они – сперва Расул, а потом и Абдулла – постепенно скрылись в зарослях, и только по тому, как шевелились ветки, можно было еще очень долго наблюдать их движение...