* * *

Потому что пусто, печаль изустна,
отделив поэзию от искусства,
объявлю вам над пепелищем сна
торжество извилины ремесла,

и такой накатит под горло катет,
что срифмую даже крылатый катер,
одиноко бреющий там — в снегу.
Мастерство пропил бы, да не могу.

У кого-то блоком проблемы с Богом,
у меня же муза всегда под боком:
перебрав моторчик, наполнит бак,
заведусь, как будто сходил в кабак.


* * *

С миру по нитке — и будет стежок,
с миру по строчке — напишешь стишок,
с миру по теме — и можно к поэме
самый широкий добавить штришок.

С женщины каждой — по ласке одной,
с каждой дороги — вернуться домой.
Как ни ругаюсь, всегда под ногами
крутится, вертится шарик земной.

С друга — монетку, а с недруга — две.
Все, как один, растворимся в траве.
В солнечном свете поднимется ветер,
будто несчастья в моей голове.

Пусть голосит распечатанный рот,
как на гулянке предвечный народ,
лишь бы, покамест со всеми ругаюсь,
шарик земной совершал оборот.


* * *

С похмелья не страшен гуляющий вирус.
Я, выйдя на улицу, кажется, вырос —
полночи мело так, что было светло,
и снега на семь каблуков намело.

С утра по морозцу пройдусь, подбоченясь,
шарфом подвязав для приличия челюсть,
и ветра вчерашнего след ледяной
слегка заскрипит у меня под ногой.

У самой дороги растущая пихта
была ведь на семь сантиметров каких-то
вчера еще — вечером — выше меня,
стояла такая, ветвями звеня.

Сегодня же (все удивительно просто!)
я с пихтой сравнялся и статью, и ростом,
и можно меня, топором на заре
под корень срубив, отнести детворе.


* * *

Графоманом был когда-то, плащ коричневый носил,
рифмовал витиевато изо всех возможных сил.

Думки думал о потомках, доставал себе чернил
и писал стихи о том, как жизнь убогую влачил.

В заведении питейном как-то ночью за стихи
был изрядно отметелен полицейским от сохи,

ибо очень громко, точно обращаясь к небесам,
прочитал ему все то, что для потомков написал.

Не держал в обиде разум и, презревши благодать,
понимал: поэт обязан за стихи свои страдать.

Так почти полжизни прожил, научившись без конца
принимать за милость Божью избиение творца.


* * *

Как решение неразрешимых проблем,
лишь бы плесень мозги не затронула,
я почищу картошку, а милая М.
полистает Андрея Платонова.

Бронзовеет ночей пролетарский овал,
трудодни, как предчувствие, множатся.
Она знает почти наизусть "Котлован",
я же только орудую ножичком.

Можно было бы все поделить пополам,
только "все" почему-то не делится.
У меня в голове намечается план,
созревает желание действовать.

Мелкотемье. Одна из волнующих тем
поднята и стремглав залитована:
поострее возьму себе нож, а затем
полосну им по книге Платонова.


* * *

Грозовые ливни смывали сад,
и ложилась молния под уклон,
но когда шептал тебе: "Вот он ад!" —
понимал, что это еще не он.

Три заката разом в одно окно,
хоть глаза коли да на стену лезь,
но когда кричал тебе: "Как темно!" —
изнутри лучился почти что весь.

По началу сна угадай рассвет,
не волнуйся, только меня держись,
потому что смерти на свете нет,
если есть хотя бы такая жизнь.


* * *

Поехали на велике
куда-нибудь туда,
где солнце вяжет веники
у синего пруда,

в котором ест вареники
заиндевелый сом.
Поехали на велике,
забудем обо всем.


* * *

1

Это счастье:
тьма в окошке,
ад с любимой в шалаше,
на душе скребутся кошки —
тошно кошкам на душе.

Это горе:
свет в окошке,
рай под боком у жены,
на душе пригрелись кошки,
спят и даже видят сны.

2

С утра пораньше проснись и выпей,
придай надменность своей походке.
Тебе сегодня вручают вымпел
"переходящий" за верность водке.

Поглубже пряча печаль и скуку,
держись достойно, как при параде:
сам участковый, сморкаясь в руку,
представит лично тебя к награде.

И всякий сможет расправить плечи,
когда с трибуны под залп орудий
ты прогнусавишь в ответной речи:
"Заслуга ж ваша... Спасибыч, люди!"

3

Синий-синий дым над лесом,
у реки всплакнули вербы:
будь ты плотник или слесарь,
без работы не сидел бы.

Облаков цыганский табор
голосит: червона рута,
будь ты каменщик, тогда бы
не остался без приюта.

Всюду слышен птичий говор,
дуб качнулся величаво:
будь ты хоть какой-то повар,
в животе бы не урчало,

будь ты пахарь настоящий,
рыл бы землю то и дело.
Скоро-скоро сложат в ящик
бестолковейшее тело,

и потом, как только полночь
озарится тихим светом,
ветер молвит: вот же сволочь,
умер истинным поэтом.


* * *

Пока не выпещрены ливнями
тропинки вдоль старинных дач
и комары скромнее линии
глухих электропередач,

пока не поздно и над безднами
открыт воздушный коридор
и не такой уж страшной бездарью
слывет по праву Купидон,

оставь свой Рим и в Домодедово
с утра пораньше приезжай
в корзину сердца разогретого
сбирать клубничный урожай.