ни  в  бровь  ни  в  глаз  —

скорее  между  ног

подробности  всегдашней  дольче  виты

и  леты  кот  на  сковородку  лег
шипя  как  змей  больной  и  ядовитый

и  я  изнемогаю  от  чудес
и  от  пространства  будней  раз  бухая  —

сидит  у  изголовья  мелкий  бес
с  нерукотворным  ликом  вертухая

резная  боль  необрезной  доски  —

от  общих  мест  и  правил  я  завою

шепталый  снег  ложится  на  виски
и  поприще   не  блещет  новизною

ничьё —

вокруг  бесцветный  шум

и  на  дворе  который  год  агдамский

за  разный  ум  заходит  праздный  ум
и  ты  зайдешь  с  улыбкой  роттер  дамской

а  ближе  к  ночи  старческий  эразм
возьмет  свое  для   музыки  и  жеста —

мне  сладко  повторять  в  который  раз

повремени  постой  мое  бля  женство

мне  из  углов  предвыборней  тупой

мне  из  чудес  доходчивее  порка

пока  есть  пунша  пламень  голый  бой
и  отчих  зорь  защитна  гимна  стерка

и  сонм  теней  бамбука  под  луной

и  ты  со  мной  доверчиво  тепла

дурные  мысли  переймут  ли  дети

и  будет  так  еще  тысячелетье

такая  срань  на  свете  до  угла…

изабель —

черен  как  вино  град

град —

и  на  воз  напрасных  усилий

мы  у  града  вина  попросили
и  жемчужину  в  триста  карат

коротает  свой  век  каратист —

коротит  в  подвесной  черепушке

стоит  круглый  дурак  на  опушке
и  чугунную  песню  растит

ты  прости  просто  та  просто  ту —

просто  та  потому  что  бухая

за  подвижными  рамками  рта
черно  сливом  овал  набухает

казимир —

нарисуй  козий  мир

козий  мат

каземат  из  овала

и  живот  налитой  до  отвала

и  кошмар  в  переводе  каш  мир

и  квадратную  в  небе  луну —

черен  град  потому  что  престолен

шаганэ  я  тебя  шугану

потому  что  я  с  севера   что  ли….

азиатские  будни  мои

нарисуй  на  воде  иероглиф

немигающим  оком  змеи
распознав  обозначив  и  прокляв —

средоточие  сред  и  пустот

супостата  у  порции  супа

и  отсутствие  супа  у  сот
сотен  тысяч
и  впадинок  пупа

об  ноженная  сталь  на  столе
умерщвленною  плотью  болеет —

боколоб  околел

бакалея

кабала  балыка  на  сто  лет

и  стеная  я  в  стены  смотрю
поперхнувшись  несбыточным  ave —

ничего  протекающий  трюм
кроме  морды  крысиной  не  явит

я  иду  вдоль  заброшенных  хат
где  провидец  агрария  чаще —

психопат  говорит  я  сохат
и  сникает  в  ближайшие  чащи

гадом  будду  уйду  в  монастырь —

изумителен  в  моноспектакле

маскируя  любви  подлый  штырь
чтоб  выдавливать  рабские  капли

поцелуй  меня  в  нос  алконост —

поцелуй  меня  в  задницу  вера


беспримерной  тропой  агасфера
я  приду  погостить  на  погост

где  не  будет  друзей  и  семьи
и  никто  не  ответит  на  оклик —

азиадские  будни  мои

нарисуй  на  воде  иероглиф…

в  бочке  тумбы  пистолет —

глюк  бессон

писто  писто  пистолет —

бес  пистон

в  бочке  тумбы  б/у  блик —

и  дыра

фэйс  на  буке  клык  да  клик —

до  утра

в  бочке  тумбы  двести  грамм —

буду  пить

инста  инста  инстаграм —

вас  любить

в  небо  взвитое  перо —

птичьих  стай

чисто  чисто  под  ребро —

мэкки  найф

часовые  по  реке —

на  челнах

в  бочке  тумбы  в  тумбочке —

да  ну  нах…

в  метрополии  смех  и  затей  кутерьма
и  весомое  облако  пыли —

маскируют  фасад  за  которым  тюрьма
и  тюремные  байки  и  были

в  метрополии  смех  и  причуд  карусель —

и  на  страции  демонов  уйма

и  легко  на  троих  огурцом  похрустеть
и  смотреть  на  просторы  безумно

различая  халупы  и  особняки —

лжи  полоски  и  рожи  озимой

в  поднебесной  где  пастыри  и  босяки
поголовно  больны  амнезией

где  колония  в  каждой  из  брошенных  душ
существует  строптиво  и  глухо —

на  подходе  сезон  свежевания  туш
до  потери  сознанья  и  слуха

я  в  метро  словно  в  поле  войду  босиком
натыкаясь  на  взоры  палачьи —

метрополия  снег  с  аравийским  песком
и  соборное  облако  плача

мне  бы  лучше  с  раввином  идти  нагишом
на  затылке  лишь  кепи  оставив —

жребий  брошен

вопросов  вопрос  разрешен

за  прогнившими  досками  ставен

в  доску  свой  деловито  вползающий  червь
смотровое  окошко  буравит —

не  проси  понапрасну

не  бойся  не  верь

нет  иных  в  метрополии  правил…

город  в  ледяном
рубище

перекатываю  во  рту
леденец
звуков

зима

смотрю
как  транспортер  ручищами
загребущими
перебрасывает  снег
в  кузов

как  намагниченные  морозом
деревья
сна  липшими
иголками  измороси
замерли

как  шкура  убитого
зверя
бродит  по  у  лицам
без  хозяина

зима

все  дела  на  мази

как  лыжи

я  иду  в  магазин
и  улыбаюсь
бесстыже

что  с  того  что  под  шапкой
волосы  по  зимнему  липкие

и  деревья  стоят
ободранные
как  липки

когда  брошенная  вниз
тишина
обминает  пороги
обнимает  дороги
а  мои  обязательства
и  восторги
совершенно  не  стоят
труда

когда  всё  вокруг  белое
и  мороз  реку
словно
языком  облизал

мое  сердце  радуется
неумело

зима…

молчание  от  имени  людей  —

фаллическая  скука  колоколен

когда  устанешь  спрашивать  доколе
переходи  на  лексикон  блядей

и  блади  мери  да  пребудет  здесь —

и  грех  у  тех  в  обличии  хотдога

где  легион  людей  из  таганрога
давясь  слюной  его  желают  съесть

куда  идём  мы  с  пятачком  в  эдем —

ретивые  сбивают  с  ритма  бога

аперитивны  сводки  мвд
и  бабу-in  стенает  у  порога

и  запах  тленья  ширится  везде —

ширинки  наполняются  секретом

куда  идем  мы —

спит  очком  эдем
не  забывая  видеть  сны  про  это

и  правит  случай  случки  день  и  год —

мои  родные  чтоб  вам  было  пусто

хранительницы  адовых  пустот
готовые  к  рожденью  иисуса…

я  крупно  буржуазные  стихи
без  устали  и   умысла  писал —

а  после  писал  спал  читал  считал
и  уезжал  в  большие  автюки

там  был  баркас  карбас  и  карабас —

росистый  луг  и  на  дворе  темно

и  изобилье  сала  и  колбас
и  красное  дешевое  вино

там  были  даже  рыбы  иваси —

и  мать  моя  вестимо  и  твоя

но  я  мятежный  бури  попросил
как  будто  в  этих  бурях  счастлив  я…

я  выходил  на  улицу  шпионом
и  длился  дождь  раздавленных  червей —

и  он  вещал  вполне  определенно

становится  безлюдней  и  черней

он  говорил  купцу  и  эскулапу —

я  не  за  этим  город  городил

чтоб  надевать  шпионский  плащ  и  шляпу
и  мимо  луж  ползти  как  крокодил

спасибо  задо  верие  приятель —

мне  и  такая  участь  дорога

на  севере  олени  щиплют  ягель
накалывая  сферу  на  рога

он  оглядел  карт-бланш  лицо  окрысив —

как  водород  несвязан  и  летуч
я  уходил  в  раздавленные  выси

раздвинув  груди  гангренозных  туч…

намело

белым  бело

в  небе
солнца  блюдце
белое

и  березки  стоят
белые
в  папиросной  бумаге
задубелые

и  баба

белая
с  нежная
и  дебелая

у  как  много  дебилов

меня  знобило

било  зубилом  о  зубило

я  заболел

снег  бел

ноль  децибел

в  не  бе
солнца  белое  блюдце

след  от  саней
как  рельсы

никак

не  разойдутся…

все  волосы  обрей —

к  чужой  руке  пристань

у  города  в  норе
за  пазухой   христа

ночей  не  занимать –

любому  одолжу

отправлюсь  в  каземат
к  тарелкам  и  ножу

где  ждет  картошка  фри —

фри  вольною  ладьей

ты  мне  не  говори
я  глух  я  нем  я  твой

лист  вою  по  воде —

я  вдоль  тебя  скольжу

что  я  от  вас  хотел
что  я  тебе  скажу

день  прожитый  с  листа —

немыслимо  хорош

но  ощутима  сталь
но  ощутима  дрожь

и  так  похож  дневник —

на  воинский  устав

в  объятиях  твоих
за  пазухой  христа…

я  люблю  сумерки
наступающие  внезапно

сумерки  духов
и  духов  запаха

сумерки  фантасмагорий

не  новых

неоновых

сумерки  жизненно  не
но  необходимый  продукт

сумерки  гастрономов

и  астрономов

которые  бредут  улицами
бредят  лицами
в  поисках  вселенной  в  каждом

зря  бежите

сумерки  троллейбусов

самых  усталых  жителей
асфальтовых  плато

где  за  все  плата
сумерки

сумерки  бедолаг

побирающихся

пробирающихся
через  банановый  рай
стандартизованных  сумерек
со  скрипками  в  руках

затравленно

все  правильно

всем  трудно  жить

сумерки  улыбки  ножи
из  ножен  вон

сумерки  нимбом  возложены
над  головой

сумерки  скорой  помощи

бросающий  крики  тонущих
и  мигалок  мимо  лётные  блики
в  мимо  летние  лики
мадонн

сумерки  воздух  медов
и  ощущаем  наощупь

сумерки  порочных
раскрывшихся  ночью
орхидей  дев  див  идей

сумерки  ваши  души  отчетливы
одиночеством  хаотичных  движений

живы

не  умерли

черт  возьми

неужели

я  люблю  сумерки…

товарищ  брутто  был  как  пароход —

пучину  ночи  он  рассек  как  бог

и  уложив  меня  на  правый  бок
поплыл  неспешно  набирая  ход


товарищ  брутто  был  как  пароход —

и  я  поднялся  вроде  на  постой

но  там  где  выход  оказался  вход
зияющий  нетленной  пустотой

товарищ  брутто  был  как  пилигрим —

мы  пили  гримы  водку  и  лосьон
и  потому  мы  до  сих  пор  горим

а  он  плывет  прохладнее  знамен

он  отходил  от  берега  бочком —

брутален  как  горошек  мозговой

я  плюнул  ему  в  блюдечко  очко
и  он  поднял  невыносимый  вой

он  вынул  флаг  и  возвестил  содом —

он  лично  стал  у  личного  руля

и  не  сбежали  крысы  с  корабля
поскольку  мясорубка
под  винтом…

ночь —

под  ушками  гладит  затылки

ночь  раскинула  ноги

скручивая  горлышко
молочной  бутылке
думается  не  многим

я  зык  горит  горячо —

когда  вокруг  нулисты  рацио

холодильник
старый  сверчок
предупреждал  деревянные  головы
от  прелести  нажираться

а  спи  реальность  бытия
готова  уложиться  в  стены —

я  очень  рад  вас  видеть  не  на

горацио  или  я  сам  не  я

бедные  амуры  и  толстолобики —

мне  кажется  вы  устали

покачивая  одеял  могильные  холмики
организуя  уни  сонные  стаи

поутру  забираясь  на  колокольню
каждый  лишь  со  своей  судить  и  гадать  влеком —

читайте  заупокойную

да  пребудет  так  во  веки  веков

а  мне  старую  истину  извлекать  ли  новую —

истин  не  о  скопишь  впрок

когда  мне  дают  бумагу  линованную
пишу  поперек…

закрыть  глаза  и  наблюдать  себя —

бесцеремонным  и  пристрастным  оком

и  сознавать  насколько  хрупок  кокон
и  сколь  прекрасным  мраком  осиян

одна  стена  и  множество  дверей —

по  ту  сторонний  мир  однообразен

не  счесть  слова  в  тупо  сторонней  фразе
и  пережитки  в  мусорном  ведре

сползает  с  клубня  ленточная  тварь
спинной  хребет  перешибая  плетью —

ползет  состав  и  я  в  нем  безбилетник

в  надежде  перебиться  до  утра

во  сне  проснуться  и  сказать  каюк —

ножом  разрезать  сом  кнутые  веки

пускай  сомы  кнутами  гонят  реки
и  к  двери  каждой  ключик  откуют

а  мне —

ласкать  зеленых  обезьян
и  нагишом  блуждать  средь  маскерада

как  хорошо

что  никого  нет  рядом

закрыть  глаза  и  наблюдать  себя…

открой  вены  себе —

откровение

заговори
голосом  эмалированного  таза

кому  звук
кому  ясности  мгновение
кому  на  лоб  шишка

мета  с  таза

остальным —

у  парадного  подъезда
девятиэтажной  будки
цепью  звенеть
и  рванье  бинтов  комкать

у  блюда  стояли  у  блюдки

держась  за  голубую  каёмку

в  очередях  за  бройлерными  курами
восьмыми  или  двадцатыми  числами —

мы  все  выходим  на  один  уровень

парами  чистыми  и  нечистыми

мы  все  вровень —

о  гол  телые

о  сто  рожные

переливайте  звук  крови
из  веро  пустого  ятно
в  невероятно  порожнее

избегая  острых  углов  и  тоски
бегайте  по  утрам  как  бегаю  я —

я  должник  вы  стираете  мне  носки

тошнотворная  жалостливость  бытия

хорошо  когда  без  любви
продираешься  через  кущи —

карандаш  цветной  послюнив
я  раскрашиваю  не  сущих

слов  выграниваю  караты
в  бриллиантиновую  весну —

мели  мели  оратор

увечности  в  плену

так  расщепляя  ореховое  ядро
выплевывая  шелуху  открытий
на  тротуар
просто —

просто  я  выношу
я  выношу  всё
я  выношу  мусорное  ведро
вечерним  звездам…