Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ЛИДИЯ СТЕПАНОВА


Живой язык


* * *

Мы родились, когда все пушки
Умолкли. И затихла даль.
Нам первой детскою игрушкой
была отцовская медаль.
И наши мамы были рады,
Что позади война и страх.
И нас, как высшую награду,
Держали в худеньких руках.


* * *

С утра казалось: дождь — он неминуем.
С утра стояли травы без росы.
Но суждено пролиться было струям
Медлительным в вечерние часы.

Бесстрастные затенькали звоночки
О переплет оконный, о карниз.
Знать, выставили дно небесной бочки
И ситечко подвесили под низ.

В одно слились и ближний шум, и дальний.
И светлый сон пришел в мою постель:
Кузнец легко стучит по наковальне,
Строгает доски плотничья артель.

Играючи, без видимых усилий —
Такой работой лечится недуг —
Они к утру и солнце смастерили,
И радуги горбатый виадук.

Мне показалось даже, что прозрели
Сирени куст и яблоня-дичок,
А лист, что был вчера незряч и зелен,
Смеясь, скосил серебряный зрачок.


День последний

Отцу

"Знать, вправду смерть придет за мною скоро", —
Решил старик — такой уж видел сон.
Но с близкими об этом разговора
Затеивать не собирался он.
Сперва полдня лежал на сеновале,
Потом, проснувшись, квас холодный пил.
Да все смотрел, как ласточки сновали
И навещали гнезда у стропил.
Обедать звали — притворился спящим,
А разбудили — буркнул: "Не хочу".
Дышал сквозь щелку воздухом пьянящим
Да, как дитя, ладонь тянул к лучу.
На ужин съел морковную котлету,
Ногой внучонка в люльке покачал...
"Что, дед, на завтрак сделать, посоветуй".
"А это дело ваше", — отвечал.
И тут же спохватился, что случайно,
Что ненароком выболтал секрет...
Но кто же знал, что есть у деда тайна?
Глубокой ночью умер старый дед.


* * *

К прозрачному стеклу прижавшись лбом,
Смотрю во двор, где осени победа:
Там каждый лист на языке своем
Поет, кричит, не слушая соседа.

Открыть окно — пожаром обожжет,
И в комнату ворвется запах едкий,
И язычок огня багрово-желт
Вот-вот сорвется с ясеневой ветки.

И вдруг внизу, под окнами, шаги.
Шаги того, кто мне ночами снится.
И ноги мне велят: за ним! Беги!
А руки — крепче в подоконник впиться!

Прильну к стеклу — и вот увижу вновь,
Как мельтешит метелица цветная
И одинокий лист — моя любовь —
Летит за ним, его не обгоняя.


* * *

Это словечко мы определенно

Любим, да только какой в том резон?
Мертвая точка. Мертвая зона.
Мертвый сезон.

Мертвая зыбь на огромном просторе
Мертвые шепчет слова.
Мертвая хватка. Мертвое море.
Мертвая голова.

В мертвые петли ложатся пилоты,
Летной доверясь судьбе...
Неудивительно, что отчего-то
Станет вдруг не по себе.

Что за поветрие, право, такое
Гонит словесную муть?!
Эх, постоять бы над вечным покоем,
Но не над мертвым отнюдь!


Владимир Даль

Он не зарыл, не спрятал этот клад,
На редкость щедр хозяин именитый —
Четыре тома далевских затмят
Сокровища палаты Грановитой.

Из прошлого, из вековечной тьмы
До нас домчалась огненная влага
Живого языка, сказали б мы,
А Даль сказал по-своему: живаго.

Тот ручеек, он вспыхнул как алмаз,
И вот уж Волга катит удалая...
Знать, потому так родственны для нас
Владимир Даль и всхолмия Валдая.


* * *

А в каждом дому хоть один человек да живет.
Иду вдоль деревни — и люди стоят у ворот.

Приветы, вопросы о том, как учусь и живу,
И я отвечаю, рюкзак опустив на траву.

И дальше иду, и опять прерывается шаг.
И те же вопросы, и брошен на землю рюкзак.

У нового дома, где пес на завалинке лег,
Опять разговоры, рюкзак отдыхает у ног.

И так постепенно — с начала деревни в конец,
К последнему дому, в котором живет мой отец.

Его обнимаю. И виснет рюкзак на спине.
К чему тут слова: все известно ему обо мне.


Творчество

В тот самый час, когда вино хмельное
Иссякло, и окончился хаос,
И голубь голубой к ковчегу Ноя
Оливковую веточку принес,
Тогда творец откинулся устало,
Измученный потоками дождя,
И с облака сошел, как с пьедестала,
И трубку закурил,
                                   а погодя
Он пальцами, на солнце золотыми,
Делил все эти воды, как ничьи,
Небрежно, словно строчку запятыми:
На реки, на озера, на ручьи.


Два письма

Что ж, напишу-ка я друзьям,
Свободный выдался часок:
Мол, здравствуйте, ну как вы там?..
И распишусь наискосок.

В одном письме — печальный свод
Безмерных тягот бытия:
"Поверь, от них уже вот-вот
Отчается душа моя".

В другом — набор веселых фраз
О том, как весело живу:
Хожу в кино в неделю раз
И каждый день — на рандеву...

И хоть веселье и беда
В одно слились, к чему тужить,
Когда ты можешь их всегда
По двум конвертам разложить!


* * *

Незаметно усну под грачиный галдеж на дворе...
И приснится мне город — холодный, заснеженный город.
Будет ветер на крышах железом греметь в январе.
Будет неба лоскут на квадратные тучи распорот.
И захочется стае крылатых, но каменных птиц
Полетать на ветру — сколько можно сидеть на фронтонах!
И взлетят. И сорвутся. И кубарем скатятся вниз
По уступам домов. И в глубоких сугробах утонут.
И одна возле ног упадет. Я ее подниму,
Подышу на нее — и над ней, не ожившей, поплачу.
А меня повстречав, кто-то скажет с опаской во тьму:
"Прогоните ее: она камень за пазухой прячет!"


* * *

Смотри вослед, смотри,
                                    пока не скроет
меня причудливый изгиб дорог.
Хочу, чтобы ненастною порою
твой взгляд меня от грусти уберег.
И в час, когда над уходящим летом
взметнется сноп закатного огня,
хочу, чтобы, пронизанные светом,
глаза твои смотрели на меня.
И, отправляясь в дальнюю дорогу,
я оглянусь — не раз, не два, не три...
А ты все время пристально и строго
вослед смотри.