Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Переводы



Классик французской поэзии Жюль Сюпервьель
(1884 — 1960)

Сюпервьель мало известен в России, тогда как это несомненный классик французской литературы, во Франции величина безусловная, в качестве и поэта, и прозаика. Уж не говоря о литературных премиях, включая премию Французской Академии за совокупность творчества (1955), и даже в 1960 году он был избран «королем поэтов». Сейчас во Франции вручается и премия Жюля Сюпервьеля.
Однако нельзя сказать, что русские поэты совсем уж прошли мимо творчества Сюпервьеля. Некоторое его влияние испытал один из самых известных писателей первой эмиграции Борис Поплавский, посвятивший ему стихотворение «Поэт из Монтевидео». А И. Бродский включил Сюпервьеля в составленный им для американских студентов список литературы, обязательной для чтения, в числе десяти французских поэтов ХХ века, чего не удостоились ни Валери, ни Деснос, ни Туара, ни Бретон, ни Превер, как и еще несколько всемирно знаменитых имен.
Родился Сюпервьель в Монтевидео, став вторым после Лотреамона «урагвайцем» среди больших французских поэтов. В раннем детстве потерявшего родителей, его воспитывал дядя — не слишком удачливый предприниматель. Однако учился он Сорбонне, в 1912 окончательно перебравшись в Париж, где и жил до самой смерти с перерывом на военные годы (1939-1946), которые провел в Уругвае, там создав свой знаменитый цикл «Стихи о Франции в беде».
Публикация стихов Сюпервьеля в 1919 была замечена «мэтрами» — Андре Жидом и Полем Валери, и он вошел в круг постоянных авторов лучшего в ту пору литературного журнала «Нувель Ревю Франсез» («Новый французский журнал»). А широкую известность ему принес вышедший три года спустя поэтический сборник «Дебаркадеры».
Возможно, не только эстетика Сюпервьеля, но и латиноамериканское происхождение, привлекало к нему интерес Х.-Л. Борхеса, написавшего в своем эссе, так и названном «Жюль Сюпервьель»: «Язык логики принадлежит дню и бодрствованию, язык мифа — ночи, детству и озарениям сна. Сюпервьель признавал над собой власть второго» (перевод Б. Дубина). И действительно, многие его стихи напоминают фантастические, иногда, грозные видения, возникающие на грани сна и яви: см. стихотворение «Бессонница».
 Притом, сам Сюпервьель утверждал, что больше боится быть непонятым, чем банальным. По крайне мере, его поэтика выглядела консервативной по сравнению с безудержным новаторством модных в годы его дебюта сюрреалистов. Однако именно он во многом указал путь крупнейшим поэтам следующего поколения, таким, как Рене Шар, Анри Мишо, Франсис Понж.

Александр ДАВЫДОВ



Жюль СЮПЕРВЬЕЛЬ



ОТРЯД БЕССОННОЙ НОЧИ
 
БЕССОННИЦА

Лихие рыцари — отряд бессонной ночи —
Беспамятные, что ликуют, суетятся,
Сбиваются в толпу о чем-то пошептаться,
Вновь сердца нашего задумав истребленье...
Но как же их сдержать, проклятые творенья,
На смятую постель вершащие набег?
Кровь запускает во все жилы исступленье,
Трепещет сердце, сбив свой равномерный бег.
А будущей зари на небесах явленье
Способно ль озарить и мир, и твой ночлег,
Пробить кромешный мрак, что стал землей и небом,
Где миг теперешний былым отправлен в небыль
И настоящего не отыскать вовек?
Оно в потемках тех витает, обитает,
Где рвутся с нами в бой все, кто нас угнетают,
Купая в кислоте; те, кто готовы нас,
Как сухостой, поджечь пыланьем своих глаз.
О, мука, что саднит непроходящей болью,
Ты станешь ли в тиши кровавить нашу плоть,
Примкнешь ли к нашему убогому застолью
Обсасывать тоски обглоданную кость?
Но ты вблизи людей укоренилась прежде
Чем ножиком тупым расковырять не раз
Все, как излишнее, так и благое в нас,
Затем, чтоб сделались обузой все надежды,
Тем в склеп нас обратив, разверстый напоказ,
Всю хлипкость наших тел разоблачивши прежде.
Пусть милосердный сон нам облегчает веки,
Но вогнутым камням вверяет нас навеки,
Тем, что с глубинами хотят нас обвенчать,
Пытаются тела свой ужас замолчать.
О, ночь, разверстая безмолвия ступеням,
Приди нас охватить своим оцепененьем,
Нас проводи туда, где спящего кровать,
Чье сердце на луну скулит, хотя негромко,
Воздень на край мечты, к ее последней кромке,
Туда, где смеркнутся блестящие зрачки,
По-прежнему чертя бесцельные круги!
Спать, позабыв о том, что мы зовем Вселенной!
От дремы небеса впрямь так уж далеки?
Неведом ее мир, где все мы чужаки,
Ландшафт и путанный, но и благословенный,
Куда все наши сны поток уносит пенный,
Где претворение готовит свой успех
Под небом девственным, распахнутым для всех,
Вдоль океана, где свой мир теряет спящий,
Минуя лабиринт бессонницы слепящей.



* * *

Милы названья бухт и все холмы пологи,
Что в легком мареве явились предо мной,
И на пустынный пляж накатывал прибой;
Бурлили небеса, где ласточки в тревоге,
Лихие странницы, спешили в край иной.
Но сомневаюсь не виденье ль предо мною,
Исконно ждущий тех, кто обретет меня, —
Пускай не во плоти, а лишь их имена —
Коль вместе вижу я, как рея под луною,
В слепую, наугад блуждают птицы дня.



* * *

Поднимет взгляд — и ветерки уймутся,
Опустит взгляд — и сразу тишина,
А роза, ею заворожена,
Умеет вслед за нею оглянуться,
И ширь пространств теперь чудес полна.



ОБСУЖДЕНИЕ

Поверх наших голов,
Боги, которые в нас обитают,
Переговариваются,
Вытянув шеи.
Мы отчетливо слышим: они произносят
Наши имена и фамилии, как если б мы были
Уже мертвы и безразличны ко всей природе,
Которой не дано уже выскользнуть из глухого затишья,
Чем также и мы объяты.
Они нас судят, нас взвешивают,
Вытаптывая наши различия,
Они выбалтывают наши секреты,
Потом вдруг обращаются в истуканов,
Недвижных, холодных, как железные виадуки,
Под которыми мы проходим,
Стыдясь своей наготы
И целиком лишившись иллюзий,
Но отчасти и гордые,
Что вдалеке сияет гора,
А перед нами плещется море.

Перевел с французского Александр ДАВЫДОВ