Не видно ни струн, ни свирелей,
А музыка в небе звучит…
И в нежной его акварели
Медовой полынью горчит.

О, где ж вы, небесные гусли?
Кто создал, кто тронул струну?
Плывут в удивительном русле
Мелодии сквозь тишину.
Как будто из плена наружу
Стремятся те звуки, летят,
Не может не радовать душу
Божественный сей звукоряд…

И сладко, и грустно, и лихо…
Качнулась ветвей бахрома…
Соловушка, ты ли? Но… тихо…
То пела природа сама.

Мой малыш любимый, тише, тише!
Улетел на волю красный шар…
В это время души ребятишек
Ввысь вознёс губительный пожар.

Слёзы, слёзы… с лиц, не вытирая,
Им, солёным, разная цена…
Вас, стоящих у порога рая,
Горько вся оплакала страна.

У кого нет слёз, в душе – пустыня,
Сердце глухо ухает в горсти…
Телефон в ладони женской стынет:
Страх услышать: «Мамочка, прости!»

Те слова из пекла чёрным дымом
Навсегда осядут на душе.
Каждый себя сделал подсудимым,
Плача о погибшем малыше.

Пронесло… не надо близко к сердцу…
Только как всё это объяснишь
Тем, закрывшим роковую дверцу,
Для кого важнее был барыш.

Нам война объявлена негласно,
Потому, соблазнам вопреки,
Вето развлечениям опасным
В своих семьях вынести с руки.

Пусть досугом буден не обижен
Мальчуган, что к Пушкину прильнул,
Прочь от страшных монстров «Зимних вишен»
В заводь рек и леса тишину!

Приятно домой возвращаться с работы,
К семейному счастью спешить со всех ног,
Ведь там сквозь метели и ливней разводы
Горит для тебя лишь в окне огонёк.

И люди спешили в тот дом на Удмуртской,
К любви и покою в уюте родном.
Но вздрогнув, сломался вдруг вазой этрусской,
Как карточный фокус рассыпался дом…

Как будто дохнуло огнём Хиросимы,
Оглохшие уши не слышали стон…
Тоска и отчаянье невыносимы:
Так вот он, какой этот Армагеддон.

И хочется выть, как в лесу, первобытно
И с волчьим оскалом царапать завал,
И плиты ворочать в пылу ненасытном,
Ведь, кажется, кто-то меня там позвал…

«Мой дом – моя крепость» – там верили люди,
Но, видно, не крепость, а просто гнездо…
И сколько теперь переломанных судеб?
И крик устремляется в небо: «За что?!»

Но нету ответа… и скорбное небо,
Вдруг, как бы смутившись, разгладилось враз…
И хлынуло в окна, глядящие слепо,
Они заслезились, как тысячи глаз.

И снова себя ощутили семьёю,
Людским состраданием окружены…
Мы с эти народом и с этой землёю
Назло всем случайностям… выжить... должны…

В грёзы, туманы одета,
Ноги забрызгав росой,
Бродит неведомо где-то
Девушка с русой косой.

Бродит, о чём-то мечтая,
Взгляд – что водицы глоток…
Внутренне вся золотая,
Внешне – закрытый цветок.

Солнечным нимбом искрится
Тихо над нею заря…
Боже, кому она снится
В жгучих снегах декабря?

Парню, её половинке,
Что-то никак не уснуть…
Боже, сплети две тропинки
В светлый и радостный путь!

Пусть же под небом бездонным
Дивным цветком расцветёт
Юное сердце Мадонны,
И продолжается род!..

Бедная надломленная веточка!
Ветер тих, и ты цветёшь пока.
Не спасёт подвязанная ленточка –
Завязи не будет из цветка.

Как поют в саду весеннем зяблики,
Как томит июльским зноем тишь,
Как в ладони Спас роняет яблоки –
Ты уже, увы, не ощутишь…

И сама ль отсохнешь от усталости,
Или вольный ветер унесёт…
Ствол и не заметит этой малости –
Ветка без него не проживёт.

А сестрицы шепчут в кроне яблони –
«Ближе нет нам мать-сырой земли,
Жар томил, и мокли мы, и зябли мы –
Корни нас от гибели спасли…»

Ты же, от родных корней оторвана,
Лишь метле придёшься ко двору,
Или ко гнездовью чёрна ворона,
Или лишней щепочкой – костру…