* * *

Не смей отчаиваться: тебе не хуже других,
Это совсем неважно, смертный ли это грех.
Чем же твой жребий так уж особо лих?
Всем тяжело, и судьба нелегка у всех.
Чем ты уж так отличаешься от других людей?
Ветром другим исхлестан, солнцем другим палим?
Знание это пришло, что же — владей
Пониманием грустным, что неотличим.
Это еще издревле было понятно всем тем,
На кого дуло всегда... и изо всех щелей...
Это одна из библейских важных тем...
Все это так — от этого не веселей.
Вряд ли кто скажет: худшее?.. лучшее впереди?
Птица по двору скачет смелая — воробей,
Ты на нее внимательно погляди...
Вот и не смей отчаиваться... нет, не смей!


ПО МОТИВАМ "ПЕСНИ ПЕСНЕЙ"

Стрелы любви и ревности, — стрелы огня,
Жгут до самых седин, до предсмертного вздоха.
Пламень опаляет до последнего дня,
Нам ли решать: хорошо это или плохо?
Их со смертью, адом царь Соломон сравнил
Не случайно и сам от них не раз пострадал.
Ограждал себя от них я по мере сил,
Но Аштарт бывала сильней меня и Баал.
Положи на любовь, сердце свое печать,
Укрепи ее светом звезд, Луны и планет...
Да, за многое придется нам отвечать,
Но не думаю, что за любовь и ревность... нет.


* * *

Есть ли душа у тварей Божьих,
кроме потомков Адама и Евы? —
У саранчи, например, под корень
губящей наши посевы.
Налетающей тучей, сжирающей все
до последней былинки,
Так что коса и косилка
не требуют больше починки
За ненадобностью.
Хозяин ложится на голую землю.
Впрочем, и саранчу
как творение Божье — приемлю.
Нет в Его закромах тварей,
хоть несколько менее милых.
Вот и эти милы:
семейство — отряд прямокрылых.
А потомок Адама бьется оземь,
смотрится зверем...
Есть ли душа?.. —
Я и в себе отнюдь не уверен.


* * *

Я — не пророк и не сын пророка,
                     как говорил Амос.
Но есть кое-что сказать и мне
                   об этой юдоли слез,
Терния и волчцы, от века
               произрастающей нам,
Акавит и кундас, что сполна
             вкусил наш отец Адам.
Я не пахал эту землю,
     но знаю, что шип и репей —
Испокон воздаянье наше,
                  какой ни возлей елей.
Но, может быть, Боже правый,
 мы вспомним под самый конец
Со слезами и сожаленьем
                   про терние и волчец.


* * *

В Книге Жизни кто записан, право,
Я не знаю... Впрочем, и зачем?
Мысли эти — та еще забава,
Лучше не касаться этих тем.
Что изменишь? Ангел смотрит строго
И сдувает со страниц песок.
Обо мне хорошего немного
Мог бы он вписать... Когда бы мог.
Да, итог подводится нелестный:
Нет, не рвал в бою последних жил...
Не войду я в светлый Град Небесный,
Этой чести я не заслужил.
Жить пытался в закутке и с краю...
Но когда повержен будет Враг —
Огненное озеро?.. Не знаю...
Сомневаюсь... Вряд ли, чтобы так.
Нет, на милость свыше нет расчета...
Безнадежно я смотрю в окно.
Есть ли в мире жалостливый кто-то
Столь, чтобы призреть такого. Но...
Поворот судьбы всегда зависел
От такой пылинки... пустяка.
И про эту Книгу судеб... чисел,
Что мы знаем, друг, наверняка?


* * *

Нет!.. Нет!.. Еще раз — нет!
Историю про Дину
Читать я не хочу... и слушать не могу.
А впрочем, кто я есть? — сказать: вот то отрину,
А эту часть приму, хоть гни меня в дугу.
Кровавый путь пройти. Пусть внуки Исаака
Доверчивых мужчин из города Сихем
На части покрошат, чуть выступив из мрака,
И в этот мрак опять погрузятся совсем.
Мне чужды гнев их, пыл, и ярость и свирепость,
И более всего жестокость их чужда.
О, Господи, не мне за крепостью брать крепость,
И как мне не близка извечная вражда.
И гнев их проклят был Иаковом за дело,
На всех нас лег потом злой отблеск их огня...
И как-то это все не зря меня задело.
Какой-то есть намек... намек и для меня.