Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Валерий Лебединский


ПАМЯТИ ЛАРИСЫ ВАСИЛЬЕВОЙ

Не стало Ларисы Васильевой...
Казалось, ещё вчера она приезжала в Центральный дом литераторов, чтоб выступить на очередном мероприятии. Ничто не предвещало близкой смерти. До дня ухода она оставалась бодрой, включённой в работу, отзывчивой на любое приглашение.
...Я был знаком с Ларисой Николаевной в последние 4 года её жизни, но знал её по литературе с давних лет. Нас познакомила Мария Арбатова, достаточно близко её знавшая. И тут же возникла близость взаимопонимания, взаимоуважения творчества друг друга. Я предложил ей принять участие в «Музе», а позже — войти в состав редколлегии. Она охотно откликнулась на оба предложения, и в трёх последних номерах — её стихи.
Жила она относительно далеко, в семнадцати километрах от МКАДа, при созданном ею Музее «История танка Т-34», сконструированном, в числе других, её отцом. Сколько инициативы было ею проявлено, какая громадная работа в архивах, сколько встреч с ветеранами войны... Она стала основателем, экскурсоводом, смотрителем — душой боевого музея.
Встречались мы относительно редко, так как нечасто она наезжала в Москву. Я знал, что у неё больные ноги, и был приятно удивлён, когда, вскоре после знакомства, увидел её входящей в зал Центрального дома литераторов на мой юбилейный вечер. Она успела познакомиться с «Музой» и выступила, сказав о ней добрые слова.
Вскоре ко мне приехал человек, доставивший «в дар от Ларисы Васильевой» пять книг её прозы — великолепных, в твёрдых обложках, фолиантов художественных исследований и мемуаров. Книги эти — о друзьях и врагах, о Пушкине и его тайной и самой глубокой любви, о которой даже сейчас далеко не все знают, и которая оставалась пожизненной с юных лет, не соприкасаясь с любовью к Натали, но и не уступая ей. Любви к. императрице, жене Александра Первого, которая была старше Пушкина на двадцать лет и которую он впервые увидел ещё в Царскосельском лицее. Здесь поэтесса явила себя как глубокий учёный, исследовав и приведя архив писем императрицы и всесторонне раскрыв её образ — женщины любопытствующей, чуткой, писавшей письма как дневники.
О, многогранная Лариса Николаевна, я и сейчас читаю и перечитываю Ваши книги. Новизна и прекрасный язык, умение держать в напряжении — то, из чего складывается мастерство прозаика, — это ещё одна, наряду с поэзией, полноценная грань её творчества.
В книгах много открытий.
Знаете, как делаются открытия? Все знают, что здесь копать нет смысла: всё перекопано до вас, всё известно. А один не знает и копает...
Все знают, что стихотворение «Я помню чудное мгновенье.» посвящено Анне Керн. А Лариса Васильева копнула! И убедительно доказала, что. не ей, а той его любви. В самом деле, ничто не совпадает: Анна вряд ли являла собой «гения чистой красоты». И «голос нежный» не мог относиться к ней. А с той все черты совпадали. И ещё насторожило Васильеву: почему она — видение мимолётное, в то время, как они часто виделись, были близки? Нет, тут что-то не так... Анна была замужем за старым генералом и вела вольный образ жизни, изменяла. Пушкин пишет в письме к брату Льву: «Вчера переспал с Анной Керн». Так, между прочим. Да мог ли он ей посвятить такие строки? Автор исследовала воспоминания Керн глубже, чем делали до неё, и показала, как Анна. сама себя выдаёт, не подозревая об этом. Пушкин зашёл к ней перед её отъездом из Тригорского и, вдохновенный написанным, прочёл.Решив, что это о ней, она взяла из его рук листочек, но он. стал вырывать его, не желая, чтоб он остался у неё! Разве это логично? — ставит вопрос Л. Васильева: стихи, посвящённые той, кому прочёл, он должен был трепетно вручить, подарить, а не вырывать из её рук, чтоб они у неё не остались. А он вырывал. Ибо это — святое, тайное — не должно быть в чужих руках.
.Увы, очень редко встречался я с ней, прекрасной поэтессой, прозаиком. Работая над романом о Зинаиде Гиппиус, я увидел Васильеву в кадрах документального фильма, где она, с глубоким подходом и своим отношением к Гиппиус, говорит о ней в разных местах. Я позвонил ей. Оказалось, она не знала, что фильм давно вышел, и секретарь её помогла ей его посмотреть.
И был другой вечер в Центральном доме литераторов, который я проводил совместно с другим писателем. Васильева болела. Я знал, что её не будет, но вдруг... обнаружил её скромно сидящей где-то в середине зала. Я представил её присутствующим как выдающуюся русскую поэтессу (что, если и не дотягивало до этого слова, то больше формально, а не по существу). Пришла она в белых валенках, которые помогали ей, о чём назавтра напишет «Независимая газета». Так и вышла она к микрофону — небольшая, уютная, милая, с цветом валенок под стать снегу, и рассказывала о двух книгах прозы, над которыми завершала работу.
Ей было немного за восемьдесят. И хоть внешне ничто о том не говорило, она чувствовала близкий конец, как остро его чувствует художник. Это звучит в её стихах в «Музе».
И вот — злая весть: её не стало. Я позвонил её секретарю.
— Она села в кресло, — сказала секретарь, — как бывало после обеда. И тут же, как всегда, задремала. Потом увидели: умерла.

Любая беда — разве это не благо
для сердца, для буйной его полноты,
иначе о чём бы сказала бумага,
какие бы в ней отразились черты?

Валерий Лебединский,
член Союза писателей Москвы
и Союза российских писателей,
лауреат литературных премий.