Может создаться впечатление, что человек я мрачный. Отнюдь! Женщине вообще нельзя быть мрачной, она должна быть веселой, на ее оптимизме весь мир держится! Потому что – бойся не бойся, печалься не печалься – а жить надо, и силы брать для оптимизма, а значит, для самой жизни (своей и окружающих!) тоже необходимо. Как говорится: дорогу осилит идущий. Но только жизнь моя, подобно маятнику, между двух полюсов. На первом начертан девиз Сервантеса: ≪Давайте смеяться, чтобы не плакать≫, на втором слова Карамзина: ≪Может быть, мы забыли бы душу свою, если бы из глаз наших никогда слезы не капали...≫. Вот между этих полюсов, как видно, и существую. Нечто среднее между Пьеро и Арлекином.
Но в одном убеждена точно: вектор культуры определяется вектором памяти. Будем помнить и пестовать только тяжкое, мрачное, плохое, болезненное – получим и соответственную культуру. Скажете – не бывает такого? Что в самой природе культуры заложена устремленность только на высокое, светлое, доброе? Увы…
Безмерно чтимый мною Фазиль Искандер писал, что как-то ему довелось увидеть пучок стрел, найденных в высокогорной пещере. Стрелам было около тысячи лет. ≪Я долго рассматривал этот бесценный дар нашего далекого предка, этот хорошо сохранившийся, но слегка ссохшийся букет смерти. Особенно хорошо сохранились наконечники стрел, так сказать самая идейная часть: сердцевидные, ромбовидные, серповидные, клешневидные, зубчатые… Какое изобретательное многообразие форм при строгом единстве содержания – мечта пропагандиста. Глядя на эти стрелы, я почувствовал неудержимый позыв выблевать на историю человечества≫.
Я позволила себе привести этот отрывок, чтобы пояснить свою мысль: увы, не всякая культура нацелена на добро. Ведь кто-то трудился, изобретал, делал и даже украшал эти самые наконечники, направил все силы своего таланта на производство орудий смерти. Человек должен был выжить, постоянно спасаясь от опасности –следовательно, в основе его изобретения лежала тревога за будущее и память о плохом. Хорошо бы, если б адская изобретательность ограничивалась только целями безопасности и защиты. А как же тогда объяснить изуверские орудия пыток и истязаний? Да не просто нагромождения железа, дерева и кожи, а изукрашенные плетки, стулья с раскаленными шипами, на которые усаживали жертву, а при этом деревянные части стульев были покрыты искусным узором? А пекторали, выполненные по типу одноименного женского украшения? Это жуткий перечень можно перечислять долго, но факт остается фактом: люди на протяжении веков ТВОРЧЕСКИ трудились, совершенствовали свое мастерство, чтобы украсить орудия Боли и Смерти. Вектор памяти, направленный на негатив, порождает культуру зла.
Но совсем иное дело память печали. Печаль подразумевает умиротворенность, спокойное раздумье и в конце концов нацелена к свету. ≪Печаль моя светла≫ – поистине гениальный эпитет гениального поэта к этому слову. Но задолго до него другой поэт воскликнул не менее провидчески: ≪Не говори с тоской/Их нет. Но с благодарностию – Были≫. Благодарность – вот скрытый подтекст печали. Да, БЫЛО, да, горько, что ПРОШЛО, но сердце благодарно за то, что было. И пока помним с благодарностью тех, кто ушел, печаль наша будет светла, а значит, не очерствеют сердца наши, не заледенеют души, и вектор культуры будет направлен на добро.
Жаль, что замечательные передачи Л.Филатова ≪Чтобы помнили≫, ≪Серебряный шар≫ В.Вульфа, ≪В поисках утраченного≫ Глеба Скороходова прекратили свое существование после смерти ведущих. Это была еще одна возможность вспомнить прекрасных артистов. И еще одна возможность быть благодарными. А значит, стать в чем-то выше, лучше, благороднее.
Жаль, что таких регулярных передач нет о поэтах и писателях. Конечно же, о некоторых из них вспоминают к юбилеям или памятным датам. Но, во-первых, вспоминают как-то отрывочно. По типу: ах, вот, на носу юбилей такого-то, надо срочно о нем что-нибудь забабахать –пусть кто-то поделится воспоминаниями, кто-то стихи почитает и отрывки из прозы, фотографии представим, и все это пустим на фоне лиричного пейзажа или трогательной музыки. И все. Пока не грядет следующая памятная дата, когда очередного юбиляра вытащат из пыльного сундука забвения, отряхнут, сделают о нем передачу и вновь упрячут в сундук.
А, во-вторых, вспоминают не всех. В основном, лишь тех, чье имя было на слуху, ярких, хорошо известных в свое время. Да и то, спасибо, что хоть так вспоминают… А ведь имена многих других поэтов забываются, а то и вовсе неизвестны. О них знали в очень узких кругах, поскольку они писали для себя, и ушли в иной мир тихо и незаметно.
Я хотела бы вспомнить хоть немного о тех, кто достоин благодарной памяти потомков, чтобы, насколько это возможно, помешать забвению стереть их имена, и каждый мог помянуть их в сердце своём добрым словом.
Герои моего нынешнего эссе два поэта –Ирина Снегова и Николай Панченко. Увы, их имена мало что скажут нынешнему читателю. Мы ≪ленивы и нелюбопытны≫ по образному определению А.Пушкина. Между тем, нежную и хрустальную лирику Ирины Снеговойназывали ≪голосом любви≫.
Сведений о ее жизни удалось собрать крайне мало. Родилась 12 апреля 1922 года в Курске в семье профессиональных революционеров и научных работников. Юность пришлась на войну, но ей не довелось воевать, трудилась, как и тысячи других людей, в тылу. Окончила Литинститут им. А.М. Горького, переводчик со многих языков народов СССР. Скоропостижно скончалась в 1975 году, и только совсем недавно стало известно, когда – 14 июля. Хоронили ее без панихиды, без речей и литераторских поминок, по её просьбе. Доподлинно неизвестно даже, где похоронена. Кто-то пишет, что на Ваганьковском, кто-то – на Хованском, Введенском...
Узнав о своем неизлечимом диагнозе, практически не выходила на люди, проводила все дни на маленькой даче в Малеевке. Может быть, хотела, чтобы запомнили ее нестарой, красивой женщиной?... Ведь всю жизнь писала она тихую женскую лирику, нежную, проникновенную, бессмертную.
О женском писать трудно. Слишком хрупкая, тонкая сфера. А где тонко – там и рвется. Нужна предельная искренность, чтобы твое слово поражало в самое сердце, и тут же целебным бальзамом врачевало его. Ведь сердце и душа – а это точно! – ≪ежели обожжена – справедливей, милосерднее и праведней она≫.

Не было в 60-е годы тех, кто не знал бы ее стихов. Ими зачитывались, переписывали в тетради, заучивали наизусть, над ними плакали. Она, подобно Веронике Тушновой, умела просто и мягко говорить о самом сокровенном. Не о преходящем, а о том, что было, есть и будет всегда. О любви, разлуке, радости, страдании, нежности. Евгений Евтушенко, включавший в свою ≪Антологию русской поэзии≫ далеко не всех поэтов, даже именитых и известных, не обошел стороной Ирину Снегову и включил в свой сборник ее стихи.
Ее любили. Ее помнили...

Николай Васильевич Панченко… Поэт, переводчик, журналист, редактор. Участник Великой Отечественной войны. Член Союза писателей СССР (1961). После войны работал журналистом, возглавлял в Калуге областную комсомольскую газету ≪Молодой ленинец≫. Позже – редактор Калужского книжного издательства. Инициатор альманаха ≪Тарусские страницы≫ и член его редколлегии. Родился в 1924, ушел из жизни в 2005 году. Похоронен в Переделкино рядом с поэтессой Ниной Бялосинской. При жизни его было издано несколько книг его стихов. Это был автор великолепных, чеканных стихов, впечатывающихся в сердце, и необыкновенно образной, поэтической, красивой в самом лучшем смысле этого слова, прозы. Да он и сам был красивым, запоминающимся. Высоким, золотоволосым, золотобородым. В самом облике его было что-то герцогское. Родись он в прошлые века, золото и бархат смотрелись бы на нем органично. Но ему выпал на долю двадцатый век.

Николай Панченко из породы великанов и точно подходил под китайское определение героя: ≪Он сидит, как гора. Он двигается, как муравей, он останавливается, как вбитый гвоздь≫.
Его стихи очень крепко вбиты в историю России со Второй мировой до ≪глубокого разочарования Перестройкой≫. Эту историю Николай Панченко прошагал с готовностью погибнуть и ничего не искать для себя лично.

Одно из самых известных – и сильных! – стихотворений Николая Панченко: ≪Баллада о расстрелянном сердце≫

Поэт и переводчик Александр Ревич называл это стихотворение гимном послевоенного потерянного поколения, правдой об очень суровом, невероятно скупым на проявление ласки и нежности времени. Это была оборотная сторона Великой Победы. Отгремели праздничные залпы, и страну надо было поднимать из руин. Сразу же, без передышки, без времени на зализывания ран. Было не до ласки, не до ≪неженья≫. Сердца действительно ≪было выдано в обрез≫, да и много ли осталось от того окровавленного войной сердца?..
Сразу после смерти поэта кто-то из его друзей написал взволнованные искренние строки: ≪Когда умирают поэты, нам остаются слезы, стихи и память из самого нутра, до озноба…Известный спор: поэтами рождаются или становятся –жизнь разрешает однажды: поэтами умирают≫.

В интернете крайне мало удалось найти информации о Николае Панченко. Мало мне удалось найти ее и в библиотеке. Этот замечательный поэт, удостоенный премии ≪за честь и достоинство в литературе≫, еще ждет своего достойного и честного историка и мемуариста. А мне остается только благодарно склонить голову перед его памятью и верить в то, что ≪он не проплывет над толпой в сколоченной наскоро лодке≫, а останется в сердцах своих читателях. И вектор нашей культуры будет направлен на высокую духовность, и, что еще более важно –на глубокую душевность.