Неутолимый аппетит книжного червя, отдаляемого бесконечными делами от вожделенного пиршества, побуждает меня время от времени набрасываться на скопившиеся у монитора горы томов и томиков, журнальных тетрадей и миниатюрных полиграфических шедевров с жадностью троглодита, выследившего дичь.
Мой рабочий стол обладает чудовищным магнетизмом — не успеваешь разгрести завалы, распределить по полкам, стойкам и кладовкам всё, что нападало на него за последнюю неделю, ан — глядь! — снова чашку с кофием некуда поставить… И раздражаешься, и бурчишь под нос сердито, и пытаешься отодвинуть бумажный бархан от компьютера, освобождая жизненное пространство, пока в один прекрасный миг необходимость не заставит тебя открыть хотя бы одну из прилетевших по почте или подаренных кем-то книг. Тогда — пиши пропало… ты потеряна для общества. Как минимум до тех пор, пока умственный worm не оставит тебя в покое. Мало того, что чуть ли не каждая «бумажная» публикация зовёт тебя к перу (топору?),— так ещё и в Интернет бросаешься за цитатами, справками, ходишь по ссылкам… в общем, веселишься от души!
И уже хочется поделиться весельем…
Разбирая почту последних трёх месяцев, я, например, с удовлетворением обнаружила, что сетования пристрастной публики по поводу скудости и общего упадка нашей литературной критики становятся неактуальны. Критики много. И комплиментарной, и, что симптоматично, «критической». На портале «Мегалит» открылось даже новое виртуальное издание — приложение к журналу «Новая реальность» под названием «Запасник: литература о литературе и литераторах». Здесь, в первом выпуске, представлено более двадцати литературоведческих «разборок» — достаточно внимательных и компетентных. А если пробежаться по выпускам самой «Новой реальности», по соответствующим рубрикам других журналов, представленных на «Мегалите»: «Альтернации», «Знаков», «Бельских просторов», «Контрабанды»,— убедишься, что эта критическая активность,— отнюдь не случайность, а — не побоюсь этого слова — тенденция.
Пространные поля и многоводные потоки плодов и излияний критической мысли предстают нашему взору — и на традиционных бумажных страницах, и на экранах мониторов,— стоит только набраться терпения и дочитать (долистать) каждый из журналов до конца: ведь именно там, под занавес, на пике впечатлений, и ожидает читателя встреча с Аристархами и Зоилами современного литературного процесса. И что же? «Новый мир», «Октябрь», «Звезда», «Нева», «Знамя» — можно сказать, крейсеры журнального флота — ведут свою линию в той же добротной манере, какая и прежде была им свойственна… Подробные разборы, благожелательная интонация — даже при высказывании действительно «критических» оценок. В общем, интеллигентно ведут себя люди, несмотря на то, что нередко пишут о наболевшем. Как говаривал когда-то философ В. С. Библер: «Я не осуждаю, а рассуждаю». Слава Богу, подавляющее большинство «журнальной молоди» следует этой достойной традиции.
Однако интеллигентская склонность к «рассуждению» нередко изменяет критикам новейшего, усовершенствованного образца. Чем-то «шариковско-швондерским» временами веет в чистом поле литературоведческого дискурса. Чем-то даже болезненно-маниакальным… Убедилась — не меня одну тревожит обнаружившийся симптом.
Вот Айрат Бик-Булатов, казанский филолог и поэт, в своём «Блоге поэта» пишет: «Больше всего стали раздражать грубость и хамство, которые легализуются не только в блатной среде, но и в среде интеллектуалов… Хамство оправдывается как некий род интеллектуальной игры… мол, а там-то, внутри — двойное дно! Запрятанная искренность. Не выпяченная интеллигентность. Смотрите, де, вы думали, хам, а он — кандидат наук! На самом же деле, хамство остаётся просто хамством. Маска превращается в лицо». Примерно о том же пишет и Антон Чёрный в предпоследнем, пятнадцатом, номере «Новой Реальности»¹.
Люмпенский тон в редакционных заметках о свежих публикациях всё чаще удивляет при чтении, казалось бы, столь почтенного доселе журнала, как «Сибирские огни». Манера, в которой скрывающиеся за инициалами (и, тем не менее, без труда узнаваемые) авторы, рассказывают о новинках, заставляет вспомнить Пролеткульт в самых гротескных и жутких его образцах! ²
«Библиографический» же опус некоего В. Т., запачкавший страницы четвёртого в 2010 году номера «Сибогней», вызвал резонанс по всему сетевому пространству и, видимо, надолго поколебал авторитет старейшего сибирского журнала в глазах просвещённой публики. Куратор литературного портала «Мегалит» Александр Петрушкин в сердцах молвил по этому поводу: «Неоднократное прочтение «библиографии» меня убедило, что нельзя спускать подобный непрофессионализм и заносчивость…»³.
Так что, друзья мои, кажется, «разменяли» и мы эпоху нового витка литературной борьбы. Взаимные покусывания имеют место. Иногда они весьма болезненны и к самому литпроцессу, как правило,— увы! — могут быть отнесены лишь косвенно.
Однако о находках. Настоящих и волнующих. С удовольствием наблюдаю за становлением нового литературного альманаха «Аргамак», который издаётся в Татарстане. Как большинство нынешних региональных «толстяков», он не замыкается в кругу «своих», местных авторов — и в Издательском совете люди крупные — от Москвы до самых до окраин, и среди авторов — известные и ещё не очень. Во втором номере (то есть просто по счёту — втором) — особенно привлекателен раздел «Поколение. Казанские шестидесятники». Здесь можно прочесть пронзительную прозу Рустема Кутуя «Неубывающая тропа», прекрасные стихи Виля Мустафина, повесть Романа Солнцева «Золотое дно»… Всё это — дань памяти мудрым нашим предшественникам, ушедшим уже из грешного мира сего и оставившим такую литературу, в которую ныне погружаешься, как в живую воду. И — счастье наше, что ещё можно написать и позвонить Николаю Беляеву, товарищу Солнцева и Мустафина, можно прикоснуться к его новым строчкам…

Видимо, поэтому так органичен в «Аргамаке» следующий за «Поколением» раздел «Эстафета». Здесь — стихи Екатерины Беляевой-Чернышевой и Дины Садыковой. А под рубрикой «Званые гости» — Николай Рачков:

…Светлана Савицкая с подборкой рассказов и Олег Глушкин с миниатюрными эссе.
Подлинная публицистическая страстность отличает статьи Веры Хамидуллиной о разорении русского языка и Петра Ткаченко о трактовке известной русской пословицы.
Продолжая тему языка и культуры, третий — самый свежий — номер «Аргамака» отводит изрядную часть своей площади аллюзиям к «Слову о полку Игореве…». Новая версия перевода «Слова…» кисти Петра Прихожана, изумительная перекличка двух плачей — русской Ярославны и татарки Сююмбике — запечатлённая в поэме Зиннура Мансурова (перевод Л. Газизовой и С. Малышева), эпические стихи Натальи Вердеревской «Баллада о речке Дарье». Военная тема развёрнута под рубрикой «Великой Победе — 65». Формальные эксперименты представлены главой из романа-катавасии Елены Колядиной «Весёлая галиматья». Впечатляющая подборка стихов. Но подлинной поэзией в этом номере «Аргамака» мне прозвучало эссе Владимира Ермакова «Музыка во льду: последняя интеллигенция». Поэзией сколь горькой, столь и катарсической.
Ко всему — замечу: «Аргамак» щедро и (что, в общем, ныне редкость!) со вкусом иллюстрирован. Приятно листать, рассматривать — читать. Переворачиваешь последнюю страницу с ощущением расставания с добрыми друзьями — умными и талантливыми.
Спасибо Николаю Алешкову — он сделал это!
В скромном Тульском журнале «Приокские зори» увидела новые рассказы Александра Астраханцева, очень хорошего красноярского «рассказчика», и потянулась к «приокской» прозе. Привлекли рассказ москвички Анны Лео «Революционер» и маленькие рассказики Сергея Крестьянкина. Очень много стихов, достаточно ровных и таких… планиметрических, не резонирующих взору, по крайней мере, моему. Отдельно представлено русское литературное зарубежье — Наум Ципис (г. Бремен) с дневниковыми эссе «Сны на русском языке». Прочла с возрастающим интересом. Рекомендую обратить внимание.
Подарок из Омска — от Сергея Денисенко. Роскошно изданная антология стихотворений омских журналистов за последние полвека «Заря не зря, и я не зря!..»⁴. Сто с лишним авторов! Триста сорок страниц весьма убористого текста. Из тех имён, что лично у меня постоянно на слуху,— Евгений Асташкин, Виктор Вайнерман, Сергей и Иван Денисенко, Галина Кудрявская, Татьяна Четверикова, Вероника Шелленберг… Не говоря уже об ушедших — прославленных! — поэтах Вильяме Озолине и Аркадии Кутилове. Мелованная бумага. Иллюстрации. Суперобложка. Дизайн. В общем, книга. При ничтожности тиража — уже раритет.
Рядом на столе — новый сборник Вероники Шелленберг «Сны на склоне вулкана» ⁵ с предисловием Юрия Беликова: «Не всех впускает сад, завещанный Господом. Но сие не означает, что пути сюда заказаны для тех, кто сделал этот Сад запущенным. Исполненная внутреннего драматизма книга Вероники оставляет надежду для заблудших и завет для преображённых:

Согласна.

Книжечка Сергея Сутулова-Катеринича, главного редактора альманаха «45-я параллель», называется «Полная невероять»⁶. Издана в Таганроге. В сборнике — стихотворения, баллады, танкетки. Странная, косноязычная, угловато-неудобная для глаза и уха поэзия… но зело маскулинная, брызжущая энергией — и от того оптимистическая. Мандельштам говорил: «Стихи Пастернака почитать — горло прочистить, дыхание укрепить, обновить лёгкие: такие стихи должны быть целебны для туберкулёза». Ни в коем случае не провожу здесь параллелей, но стихи Сутулова-Катеринича — причём, в целом, как явление,— должны быть целебны для депрессивных параноиков. Как электрошок или ведро ледяной воды на маковку.
Друзья-красноярцы также порадовали подарками. У Сергея Кузнечихина вышел сборник стихов «Дополнительное время»⁷. Наследник поэзии шестидесятых, Кузнечихин верен и нравственной требовательности предшественников, и жёстко заданной высокой планке художественного вкуса. Это остроумный, яркий, самобытный — и в то же время исключительно техничный поэт. Его стихи-афоризмы мгновенно ложатся на память — может быть, потому, что и чужие стихи он, как фокусник, извлекает из памяти, стоит только подвернуться случаю!

А прозаик Эдуард Русаков принёс книгу «На пороге рая» — шестой том Собрания сочинений, которое методично, книжку за книжкой, мизерным тиражом издаёт друг писателя Николай Негодин. Некоторые рассказы из этого сборника публиковались в толстых журналах, другие — читаю впервые. И те, и другие носят отпечаток характерного стиля Русакова — печальной иронии знатока души человеческой… И светит, и греет, и слеза на ресницу просится. Жаль, рядовой читатель этой книжки, скорее всего, не увидит: она расходится по знакомым. Так что следите за журналом «День и ночь», друзья. Здесь Русаков печатается регулярно!
Из Чикаго прилетела изумительная книжка под интригующим названием «На троих». Два прозаика и художник. Владимир Хохлев, Семён Каминский и Андрей Рабодзеенко. Ностальгические чувства, расшевеливаемые этой книгой,— не только и не столько чувства эмигрантские. Поколение семидесятых найдёт в ней своё честное зерцало… отодвинутое в пространстве и времени. Большое, как известно, видится на расстоянье. В книге много тепла, иронии, стремления к человеческой совместности, и это делает её желанной. Кладу на тумбочку у кровати.
И, наконец, Дмитрий Владимирович Мурзин со своей новой книгой «Клиническая жизнь»⁸. Стихи Мурзина — творения математика-расстриги. Вот ведь, кажись, не хочет он формальной логики, бежит её, как чёрт ладана, а — нет… сквозь филологический и живописный (импрессионистский) дым, нарочно напускаемый в стихи, просвечивают жесты… Эйлера? Или — Господи, кого ещё вспомнить из школьной программы? — Лобачевского? Так же точно несовместимо совмещаются в нём человек, глубоко православный, и — не догулявший своё греховодник. Поэтому проводок, который Мурзин умудряется — по мере чтения стихов — вживить в нервную систему читателя, попадает, прямо скажем, на вполне-таки готовую к энергообмену с автором почву (ибо кто из нас — грешных чад мира сего — не таков?). Иногда он задевает сильно. Иногда — скользит… мне кажется, некоторые укоренившиеся в системе Мурзина оглядки сегодня мешают ему до конца быть собой. Впрочем, собой — это кем?
Математиком? Художником? Филологом? Саркастическим иронистом? Страстотерпцем?

Вот так, впадая, как в ересь, в неслыханную простоту, утончённый виртуоз-версификатор и мастер парадокса Дмитрий Владимирович Мурзин возвышается до классической прекрасной ясности, за что честь ему, благодарность и хвала от удовлетворённо цыкающего зубом —
       Книжного Червя.