Наталья Елизарова
Когда родством полна душа…
* * *
«Бесполезно пускаться в разврат, в преисподнюю, в бездну
бесполезно спускаться и в звёздное небо кричать»
Е. Исаева
бесполезно спускаться и в звёздное небо кричать»
Е. Исаева
Бесполезно бежать от тяжёлых назойливых мыслей,
Они носятся роем, как будто почуяли кровь.
Бесполезны стихи и нежнейшие старые письма.
Стал тяжёлым уют и каким-то беспомощным кров.
Улыбаться чужим тяжело, а своим тяжелее.
И пойти бы в разнос, только тело остыло уже.
Ничего не забыть, не понять, не забыть и не склеить.
Бесполезно метаться. Последний и точный туше.
* * *
Пожалуй, любви нет, а я долго верила
В эти сивые бредни церковно-марксистские.
Построить дом, родить сына, вырастить дерево,
И тихо питать очаг со своими близкими.
А в доме мечется ветер — не может вылететь.
Единственный сын растёт — чтоб ни шага в сторону!
А в дедушкином саду все деревья сломаны,
И новые яблони просто некому вырастить.
Всё, вроде, по схеме общей, без отклонения.
Ну, если не сын, а дочь — это тоже здорово.
А всё живое в памяти замуровано.
Оно не впишется в графики, к сожалению.
В эти сивые бредни церковно-марксистские.
Построить дом, родить сына, вырастить дерево,
И тихо питать очаг со своими близкими.
А в доме мечется ветер — не может вылететь.
Единственный сын растёт — чтоб ни шага в сторону!
А в дедушкином саду все деревья сломаны,
И новые яблони просто некому вырастить.
Всё, вроде, по схеме общей, без отклонения.
Ну, если не сын, а дочь — это тоже здорово.
А всё живое в памяти замуровано.
Оно не впишется в графики, к сожалению.
* * *
Это озеро-море создано кем-то свыше,
Как всё остальное в природе,— по спецзаказу.
Я кричу «красота какая», а ты не слышишь,
И куда ни глянь вокруг — сколько видно глазу,
Необъятный простор воды, и лесов, и неба.
Катер мчит и прыгает: волны-кочки.
Брызги. Ветер. Свист. Обидно так и нелепо,
Эту радость со мною ты разделить не хочешь.
Не умею маслом, акрилом, тушью,
Не вместить величие в объективы,
Не хватает слов… Ты меня не слушай.
Мне б и целой вечности не хватило…
Как всё остальное в природе,— по спецзаказу.
Я кричу «красота какая», а ты не слышишь,
И куда ни глянь вокруг — сколько видно глазу,
Необъятный простор воды, и лесов, и неба.
Катер мчит и прыгает: волны-кочки.
Брызги. Ветер. Свист. Обидно так и нелепо,
Эту радость со мною ты разделить не хочешь.
Не умею маслом, акрилом, тушью,
Не вместить величие в объективы,
Не хватает слов… Ты меня не слушай.
Мне б и целой вечности не хватило…
* * *
Стать пластилином, липнуть к твоим рукам,
Нет, нехорошее, неподходящее слово.
Словно заноза быть, ходить по пятам.
Я не готова, нет, я не готова.
Так не учили, учили беречь свою честь.
Новое платье гордыни, стыда и печали.
Я прогневила небо? Господи, чем?
Небо не отвечает.
Нет, нехорошее, неподходящее слово.
Словно заноза быть, ходить по пятам.
Я не готова, нет, я не готова.
Так не учили, учили беречь свою честь.
Новое платье гордыни, стыда и печали.
Я прогневила небо? Господи, чем?
Небо не отвечает.
* * *
Если на небе есть рай и ад,
Если когда-нибудь нас простят,
То обязательно разрешат
Свидания и передачи.
И я примчусь к тебе, как вчера,
И будем вместе уже до утра.
И ты не скажешь: «Ну, мне пора»,—
И я уже не заплачу.
Если когда-нибудь нас простят,
То обязательно разрешат
Свидания и передачи.
И я примчусь к тебе, как вчера,
И будем вместе уже до утра.
И ты не скажешь: «Ну, мне пора»,—
И я уже не заплачу.
* * *
А песнь моя почти что ни о чём —
Как пирожки по выходным печём,
Потом по будням — с чаем доедаем.
А песнь моя доступна и ясна,
Стоит в лесу берёза и сосна,
И кто из них роднее — мы не знаем.
Как пирожки по выходным печём,
Потом по будням — с чаем доедаем.
А песнь моя доступна и ясна,
Стоит в лесу берёза и сосна,
И кто из них роднее — мы не знаем.
* * *
Отняли или не уберёг.
Спрятал за печку бы, в дверь — замки.
Если бы каждого слышал Бог,
Были бы наши шаги легки.
Только попросишь соломки — на,
Сам расстилай, шевелись, спеши.
Только какого ж ещё рожна?
Водки стопарь. За помин души.
Чтоб не ругали, чтоб любовь — навек.
Мне верилось ещё, что человек
Быть счастлив может. Экая наивность.
Спрятал за печку бы, в дверь — замки.
Если бы каждого слышал Бог,
Были бы наши шаги легки.
Только попросишь соломки — на,
Сам расстилай, шевелись, спеши.
Только какого ж ещё рожна?
Водки стопарь. За помин души.
Чтоб не ругали, чтоб любовь — навек.
Мне верилось ещё, что человек
Быть счастлив может. Экая наивность.
* * *
И падала в пустую полынью,
и подо льдом, бескровная, лежала,
И снилось поле, словно я бежала,
Румяно-босоногая,— к ручью.
Там бился ключ, прозрачная вода
Сбегала по камням в густую траву,
И взрослые, конечно, были правы.
Я — не права. Малы мои года.
И я смотрела в пустоту небес,
В бескрайнее, бездонное, глухое,
И думалось — да что же я такое?
И что мы все? И что мы значим — без?..
И я тогда о пустяках молилась,
Чтоб не ругали, чтоб любовь — навек.
Мне верилось ещё, что человек
Быть счастлив может. Экая наивность.
и подо льдом, бескровная, лежала,
И снилось поле, словно я бежала,
Румяно-босоногая,— к ручью.
Там бился ключ, прозрачная вода
Сбегала по камням в густую траву,
И взрослые, конечно, были правы.
Я — не права. Малы мои года.
И я смотрела в пустоту небес,
В бескрайнее, бездонное, глухое,
И думалось — да что же я такое?
И что мы все? И что мы значим — без?..
И я тогда о пустяках молилась,
Чтоб не ругали, чтоб любовь — навек.
Мне верилось ещё, что человек
Быть счастлив может. Экая наивность.