Сложность и новизна – самое интересное в работе с текстом

Современная русская литература настолько увлекла американку Лизу Хейден, что она не только переводит произведения российских авторов, но и ведёт посвящённый им блог.

– Как вы считаете, в чём основная задача переводчика? Что важнее: максимальная близость к тексту, воссоздание стиля автора или же передача общей атмосферы произведения?

– У меня, увы, нет однозначного ответа на этот вопрос! Я бы сказала, что самый простой ответ такой: основная задача состоит из всего вместе, ибо "максимальная близость" само по себе очень скользкое понятие. Каждый текст ведёт себя по-своему, имеет свои доминанты и нюансы, то есть свою специфику. Такие элементы, как стиль автора и атмосфера, являются важными частями текста, ведь без данного выбора слов и даже без данного порядка слов этот текст был бы иным. При отсутствии любой из этих частей текст будет хромать, и в самом лучшем случае он получится нецельным. Нужно сказать, что далеко не каждое произведение является цельным и прочным с точки зрения внутренней логики, несмотря на то, что, на мой взгляд, это важный фактор, отличающий литературу от нелитературы.

– На чём основывается ваш личный метод перевода?

– Я не стала бы говорить, что у меня есть какой-то особый метод перевода: если он у меня и есть, он состоит в отсутствии определённых правил. Каждая книга диктует собственные правила, так что, наверное, главный мой принцип – читать, писать и думать в течение всего процесса перевода, чтобы как можно лучше ощущать и понимать текст. Нужно решать сложные задачи в рамках каждого уникального произведения, потому что, скажем, общепринятый перевод какого-либо слова или литературный приём, который прекрасно срабатывает в одном переводе, может совсем не годиться для другого. Перевод – штучная работа.
Несмотря на это, у меня всегда есть один твёрдый этап процесса, который я называю "доверяй, но проверяй". Хотя я доверяю себе в подавляющем большинстве выборов – в ходе работы над любой книгой есть тысячи и тысячи выборов – и несмотря на то, что я сама проверяю свою работу по нескольку раз, я сотрудничаю с одной русской коллегой, которая сверяет черновик (вернее "серовик") каждого моего перевода с оригинальным русским текстом. Я ей очень доверяю. Она также отвечает на мои многочисленные вопросы о словах, выражениях и контекстах. Я очень часто спрашиваю, подходит ли какое-то необычное или "далёкое" по значению слово в переводе – её ответ даёт мне возможность, даже волю, рисковать в выборе слов больше, чем я могла бы без всех её проверок и сверок. Самое главное, её участие даёт мне ещё и возможность доверять себе больше, потому что я лучше узнаю текст и составляющие его части.

– Вы получили премию "Читай Россия" за перевод романа Евгения Водолазкина "Лавр". Сколько времени вы над ним работали? Что в этом романе сложнее всего для восприятия зарубежного читателя?

– Над переводом я работала месяцев восемь, хотя надо сказать, что до этого я читала "Лавра" и перевела небольшой пробник. Отрывки часто дают возможность заранее понять, как нужно будет переводить данную книгу, и такое как раз случилось с "Лавром". Нужно было с самого начала разобраться, как быть с архаизмами в тексте. После сдачи рукописи мы редактировали перевод – в издательстве Oneworld Publications очень тщательно редактируют и корректируют книги – и это требует достаточно много сил и времени.
Мне трудно рассуждать о восприятии романа за рубежом, потому что я больше всего замечаю читательские комментарии про, скажем, пластиковые бутылки и тот факт, что Водолазкин включил в текст и архаизмы, и современные слова. То есть звучат такие же мнения, что я читала и слышала от носителей русского. Может быть, это значит, что некоторые вещи воспринимаются одинаково?

– Над каким из переведённых вами произведений было сложнее всего работать и почему?

– Каждая книга по-своему сложная. Всегда кажется, что самым сложным произведением является то, над которым я работаю в данный момент. Я сейчас сдала рукопись перевода "Клоцвог" Маргариты Хемлин, где достаточно трудно было найти "голос" для английского перевода. Я его чувствовала с самого начала, когда читала роман несколько лет назад, но воспроизвести его всегда очень трудно, особенно тут, где есть и приёмы сказа, и исторический фон. Но в сложной задаче как раз и заключается удовольствие переводческого дела.
Часто бывает, что сложно проверять исторические факты или находить определения необычным словам. Это более технические моменты, но они съедают очень много времени и сил. В любом случае – главное, чтобы автор (простите, но я опять это повторю!) создал цельный текст со своей чёткой внутренней логикой. Самое трудное для меня, когда нет цельности. Без неё переводчику не за что ухватиться, и приходится гадать. Для меня целостность текста – полдела, тем более что я всегда читаю книги до подписания контракта и соглашаюсь переводить только те, которые я действительно чувствую (в разных смыслах слова) и искренне хочу переводить. Иначе рабочий процесс стал бы очень мрачным.

– Почему вас так привлекает именно современная русская литература? В чём, на ваш взгляд, её основные особенности, её отличия от, скажем, современной американской литературы?

– Я часто себя спрашиваю об этом! Современная русская литература меня привлекает именно потому, что она новая и ещё, разумеется, создаётся и обновляется. Её практически нет в учебниках, и это мне нравится, поскольку я люблю открывать для себя незнакомых авторов. В наши дни соцсети постоянно кричат о том, что нужно читать и любить – а тут выбор за мной. Мало у кого есть мнение о новейших русских романах. Я почти незнакома с современной американской литературой – я намного лучше знаю о том, что происходит в нынешней русской литературе – так что затрудняюсь говорить об отличиях. Я читаю новые американские и английские книги, но преимущественно в переводах, так я даже не знаю, откуда берутся те сходства, что я замечаю. Может быть, это определяется моим эстетическим вкусом? Или это явление намного шире? Я не знаю.

– Вы ведёте блог о русской литературе, пишете туда довольно регулярно и, похоже, внимательно следите за российским литературным процессом. Как и когда возникла идея начать блог? Получаете ли вы какую-нибудь обратную связь?

– Идея возникла лет десять-одиннадцать назад, когда я готовилась давать небольшой семинар по русской литературе. Я заметила, что мало по-английски писали про таких авторов, как Владимир Маканин и Людмила Улицкая, несмотря на то, что некоторые их книги уже были переведены. Особенно обидно было за Маканина (я некоторые его ранние повести очень люблю), так что я решила, что буду писать про современную русскую литературу. Собиралась писать о произведениях, которые уже переведены, но быстро поняла, что мне интереснее писать о малоизвестных вне России книгах. Мне кажется, именно поэтому я получаю обратную связь от писателей, литагентов и даже издателей, не говоря уже о читателях из совершенно разных стран. Этот мой блог считаю подарком судьбы, ведь моя жизнь очень круто изменилась после его появления.

– Как вы считаете, может ли знакомство с литературой другой страны помочь преодолеть множество существующих сегодня политических противоречий? Или это утопия?

– Это, конечно, вопрос дня. Я бы хотела так думать, но боюсь, что литература может только помочь в какой-то небольшой степени, тем более что ежегодно в США и Англии в среднем только процента три изданных книг – переводы. Это мизерная часть, особенно если эту "тройку" сравнить с количеством переводов в других странах. Но если говорить о некоторых переводах, которые имели успех в США, то можно понять, что многое из переводной художественной литературы описывает тонкие моменты в человеческой судьбе. К примеру, в самом близком к моему дому книжном магазине продали бешеное количество экземпляров романа "Вторая жизнь Уве" про раздражительного шведского старика. Продали так много, что сам автор, Фредрик Бакман, даже заезжал к нам на мероприятие во время своего отпуска. Пришло огромное количество слушателей. Я не знаю, сколько нас было, но стульев не хватало, и потом десятки человек встали в очередь на подписание книг. Это было что-то!
Если говорить об успехах русских авторов, то рассказы Людмилы Петрушевской в переводе Анны Саммерс и Кита Гессена попали в список бестселлеров газеты "Нью-Йорк таймс". Если взять ещё один момент из личного опыта, могу сказать, что приходили люди в книжный магазин в Бруклине, чтобы послушать нас с Водолазкиным. (Увы, стульев хватало.) Если думать про скромный успех переводов современной русской литературы, то мне кажется, что общее между ними – необыкновенность. Вообще принято считать, что сборники рассказов плохо продаются, но "страшные" сказки Петрушевской покорили читателей. Опять из своего опыта добавлю: давно известно, что сам Водолазкин не ожидал такого большого успеха своего "Лавра", даже в России. И несмотря на то, что я с самого начала знала, что "Лавр" имел очень приличный шанс найти своего читателя в англоязычных странах, я никогда не позволяла себя даже мечтать, что увижу такое количество положительных читательских отзывов на произведение, действие которого в основном происходит на Руси! Мне кажется, это заслуга Петрушевской и Водолазкина, что они смогли написать книги, которые и необыкновенны, и универсальны.
Но если вернуться к вашему вопросу... Хотя я не думаю, что само по себе знакомство с русской литературой может преодолеть политические противоречия, всё равно русские книги – как и многие-многие другие переводы классических и современных произведений с разных языков и про всякие случаи в жизни и истории – по крайней мере могут помочь читателям преодолеть некоторые психологические барьеры, чтобы они научились видеть и признавать человеческое и в себе, и в других.