Евгений ЛЕСИН
Москва
Москва
* * *
Снесли киоски, но потом
Воздвигли будку.
И вот она идет на слом.
Привет рассудку.
Есть пониманье в голове
И осмысленье.
Деревья пилят по Москве.
Озелененье.
Иди спокойно по дворам.
Прочь беспокойство.
Все перекопано к херам.
Благоустройство.
Остатков города не жаль.
Неси скрижали.
За фестивалем фестиваль,
И мундиали.
Прут россияне, хохоча
И Заратустра.
Нет, никакая не свеча.
Петля и люстра.
Ты снова где-то со смешком.
Кого-то лапал.
Ну что ты падаешь мешком
Со стуком на пол?
Воздвигли будку.
И вот она идет на слом.
Привет рассудку.
Есть пониманье в голове
И осмысленье.
Деревья пилят по Москве.
Озелененье.
Иди спокойно по дворам.
Прочь беспокойство.
Все перекопано к херам.
Благоустройство.
Остатков города не жаль.
Неси скрижали.
За фестивалем фестиваль,
И мундиали.
Прут россияне, хохоча
И Заратустра.
Нет, никакая не свеча.
Петля и люстра.
Ты снова где-то со смешком.
Кого-то лапал.
Ну что ты падаешь мешком
Со стуком на пол?
* * *
С тревогой о трамваях 3, 39, А
У меня совсем уже нету сил
Удивляться судьбы салютам.
Что-то автобус, гад, зачастил
По трамвайным маршрутам.
Прямо по рельсам, стервец, идет.
Чинили рельсы тут, выделяли…
Боюсь, раскурочат, и скажут: вот,
Сами того желали.
Жизнь, конечно, – говным говно,
Но всегда есть повод для улучшенья.
Ко всему всегда готово давно
Верное населенье.
А трамваи что? А трамвай пускай
Оскорбляет, ну, скажем, Вену.
А у нас и так тут кромешный рай.
Головою в стену.
Удивляться судьбы салютам.
Что-то автобус, гад, зачастил
По трамвайным маршрутам.
Прямо по рельсам, стервец, идет.
Чинили рельсы тут, выделяли…
Боюсь, раскурочат, и скажут: вот,
Сами того желали.
Жизнь, конечно, – говным говно,
Но всегда есть повод для улучшенья.
Ко всему всегда готово давно
Верное населенье.
А трамваи что? А трамвай пускай
Оскорбляет, ну, скажем, Вену.
А у нас и так тут кромешный рай.
Головою в стену.
100 ЛЕТ РОЗНЬ
Все Икары летят наверх,
У Дедала своя семья.
Вот и строят четвертый рейх
Белой гвардии сыновья.
Люди просто толпа калек,
Лишь поэзия – благодать.
Если Бронзовый – третий век,
То четвертому не бывать.
У Эрота пустой колчан,
В лабиринте спит Минотавр.
Где Харон – адмирал Колчак,
Там Аресом – Корнилов Лавр.
Фирма выполнит ваш каприз
И разыщет в любой норе.
И романтики смотрят вниз,
Оказавшись на фонаре.
У Дедала своя семья.
Вот и строят четвертый рейх
Белой гвардии сыновья.
Люди просто толпа калек,
Лишь поэзия – благодать.
Если Бронзовый – третий век,
То четвертому не бывать.
У Эрота пустой колчан,
В лабиринте спит Минотавр.
Где Харон – адмирал Колчак,
Там Аресом – Корнилов Лавр.
Фирма выполнит ваш каприз
И разыщет в любой норе.
И романтики смотрят вниз,
Оказавшись на фонаре.
* * *
Хрустят бульдозеры брусчаткой,
Застоя нет, полно идей.
Вздыхают русские украдкой,
Стесняясь жалости своей.
Запрятав грусть как можно дальше,
Кричат восторженно: «Распни.
Долой столицу лжи и фальши.
Горите яркие огни».
И все горит. Горит красиво,
Огонь успеет за мечом.
Вздыхают русские стыдливо,
А россиянам нипочем.
Немного истины в стакане,
Перемешай и помолчи.
Ждут – не дождутся россияне,
«Когда остынут кирпичи».
Застоя нет, полно идей.
Вздыхают русские украдкой,
Стесняясь жалости своей.
Запрятав грусть как можно дальше,
Кричат восторженно: «Распни.
Долой столицу лжи и фальши.
Горите яркие огни».
И все горит. Горит красиво,
Огонь успеет за мечом.
Вздыхают русские стыдливо,
А россиянам нипочем.
Немного истины в стакане,
Перемешай и помолчи.
Ждут – не дождутся россияне,
«Когда остынут кирпичи».