Высоко гордыня вознеслась,
Оторвалась, бренная, от тела,
На краю, у вечного предела,
Вспомнила — забыла душу взять...
За грудки душа ее схватила,
Развернула резко, что есть силы,
И швырнула оземь... Стало жутко
Грешному, бездомному братку.
Повинился. Жить невмоготу.

Моему поверь, приятель, слову
(не скажу я ничего худого!):
Что твоя гордыня?! Та же утка —
Крякает, нарушив тишину.
И падет от выстрела глухого,
В кровь испачкав тонкое перо,
Не издав ни выхода, ни вдоха...
Небылью преданье поросло.
Мир наивно верует в Добро?!
Только не кончается эпоха,
Где гордыней торжествует Зло...

Живы мы, пока душа страдает,
Кровоточит, борется, прощает...
А когда покинем этот мир —
Налегке, бесстрашно, непритворно,
Кто споет молитвенно и скорбно
Над призренным телом — сняв с креста,
О душе, очищенной от зла?
Если хочешь сохраниться в сыне,
Душу пустяками не насилуй!
Пусть она его пребудет силой,
Чтобы нить времен не порвалась,
Чтоб не стать песчинкой и пропасть...

На переправе не было коней.
Лишь "шило-мыло" бизнес вековечный.
Да пара ветеранов дел заплечных
Прикармливала тощих голубей.
А воздух был пропитан вороньем,
Бессмысленным, кричащим, кровожадным,
И этот крик, усиленный стократно,
Бил голубей с размаху топором.
Табачный дым стоял под фонарем,
И горы бесполезные окурков
Червей напоминали. Стая урок,
Не брезгуя, съедала их живьем.
Река застыла между берегов
Не в силах пробудиться в непогоду.
Паром старел, стонал, не зная броду.
Простился с жизнью, да и был таков.
Гримасничали лицами вождей
Убитые парадные портреты.
На пристани скрипел скелет буфета,
Забытый всеми, брошенный, раздетый...
На переправе не было людей.

Ты жизнь сравнил бы с шахматной доской?!
В невидимых угрозах (шахи-маты!)
Вся наша жизнь — щедра и полосата —
Причудливой является игрой.
Причудливой — как предвкушенье чуда?!
Дебют удачный. Бурный миттельшпиль.
Развязка близится? Иль долгожданный штиль?!
Ты ж ищешь бури в риске безрассудном!
Твои фигуры снова рвутся в бой!
У каждой свой маневр, своя планида...
И тайный смысл игры, от глаз сокрытый,
Становится и жизнью, и судьбой.

Как незаметно дети подросли!
Как незаметно к нам подкралась осень...
О чем ее мы шепотом попросим?
О чем с ней по душам поговорим?
Зачем ты, осень, листьями шурша,
Напоминаешь, что и мы не вечны?
Что нам осталось в жизни быстротечной?
Узнать, где упокоится душа...

Есть высокая поэтика в мягких знаках на строке!
По-кошачьи выгибаются, растворяются в тебе.
Есть гранитное величие в твердых знаках над строкой.
Гренадеры их Величества, позабытые толпой.
Есть шипящее, змеиное в долгих звуках "ща" и "ши".
Раскаленные пустынею, они ползают в тиши...
Рядом— буковка отважная, без которой нем язык!
С несгибаемой харизмою! Ее абрис многолик.
То хребтом она возвысится над житейской суетой,
То одарит даровитою хромосомой род людской!
На халтуру не похожая, на устах у всех она.
И такая... твердокожая, что стоит на ней страна!