Семён БЕЗГИНОВ

+++

это закончится
это закончится через месяц

из нашей резервации
ушли

все

химики
филологи
математики

нас осталось пятеро
биологов
изучающих навоз

на пятерых резервация
и из биологически процеженной тушёнки торт на новый год.

резервация
при таком количестве особей

чисто экономически

невыгодна.

хотя мы им
самое живучее зерно,

и как писали предыдущие из нашего клана умеющих задавать вопросы -
теперь никто не уйдёт голодным.

а нам идти - в красную зону,
не будет пайка и цифровых, про все книг,

здесь остались реднеки,
и просто, для того, чтобы жить

нам пятерым по одному разделиться

и нами же придуманный новой породы синтетический спирт
жарить с реднеками

говоря - что мы с ними одного покроя
единого душевного строя

что одни для нас падают и воскресают звёзды.

лилия,
дочка
тебе не знать радости пробуждающих жизнь слов,
тебе стирать за реднеками всю жизнь их бельё.

лилия,
дочка,
звёзды падают, потому что - сгорают.

для тебя же - это след на небе,
привет от спустившегося на опустившуюся землю, и поэтому готовую для
прихода зевса.

нас была пятеро, лилия,
это резервация

поэтому, лилия, для тебя звёзды - лишь господни росчерки на бесконечно
жёстком небе.

+++

адам был усердным человеком
он взял
аптекарские весы
и по песчинке
взвесил все каракумы
майкл был упорным человеком
он взял пистолет
и убил
всех плохих людей
григорий был не менее упорным
из куска синей глины
он соорудил печь
и сжёг всех хороших людей

затем бог даровал им всем
вечную жизнь

пепел хороших людей
превращался
в обожжённый солнцем песок
и продолжали раскачиваться весы
на этот танец смотрели
плохие люди
и вдруг становились хорошими
а когда песок на секунду оказывался взвешен -
на дне каракум
вдруг виднелась синяя глина

пётр тоже был вечным
он любил просто смотреть
на адама
на майкла
на григория
пить горячий чай
закусывать горьким шоколадом
шоколад, кстати,
брался из ниоткуда
и никогда не заканчивался.

+++

Вчера

Снилось мне

Что убил человека.

Дал по голове

Ему

В развалинах графской усадьбы

(Каких много в окраинах белорусских областей).

Долго рубил ему горло

Штыковой лопатой

Отделял

плотницкой пилой

(План убийства был слаб деталями)

Руки, ноги

И более мелкие конечности.

Возил

Руки, ноги

И более мелкие конечности

По городу

В рюкзаке на маршрутке,

Распихивал их

Под гаражи, мосты

В старые подвалы,

Потными руками писал жене

В соцсети:

“Нет, ещё не скоро.

Есть тут ещё одно

Небольшое

Дело".

А знаете,

Я и правда

Хотел убить

Какого-нибудь

Человека

Пожиже

Поплоше

Погаже

Маякнуть молотком по темечку

Первосортной гниде

Из тех,

Что не хоронят даже родственники.

К счастью,

Мне теперь не придется заниматься

Этим хлопотным делом.

Сон - штука полезная.

Бережёт время и силы,

Которые можно потратить

На

Другие проекты.

+++
хаотичные волжские волны

и у бикбулатова я что-то потырю



степень содержания

татарский ритм



великое имперское



кремль

но только не кремль

имперское

но только не имперское

великое

но только не великое

всё всё всё

в котором от всего

две третьих



и были конечно татары

и была татарам конечно дана тысяча лет

чтобы придумать свою речь

чтобы речью своей спустя тысячу лет заговорить

и конечно спустя тысячу лет

последней важной

самой критичной сотне лет



самый последний из татар

вдруг неожиданно остановился



у меня есть не только деревянный дом

у меня есть мануфактура, лён

а ещё

тысячу лет назад



все мои предки



приняли ислам



все мои мечети



тысячу лет подряд

говорили моим языком



здравствуй, бикбулатов, привет, бикбулатов

давай до свидания бикбулатов



впервые в жизни пишу текст

с упоминанием фамилии

с обыгрыванием фамилии

с повторением фамилии

с уничтожением фамилии



так давай до свидания бикбулатов

там где встаёт казанский кремль

там где казанские фасады

там где казанские здания

пытаются повторить всю татарскую историю



там остаётся только русская история

раз от раза

когда ты пытаешься говорить "татары"

там екатерина великая

рассылала типовые проекты

и объясняла всем русским

в том числе и татарам



что такое россия.



и неожиданно забывая татарскую речь

ты вскипаешь русскими стихами

возвращаясь к татарской речи



как мне кажется

пытаясь вспомнить себя



что мы в сумме

просто мы с тобой вдвоём

успокоившиеся на раздолбанном балконе

на котором липкий линолеум

холодные макароны

и песок стелется не то чтобы с подошвы ног

а песок стелется из глаз

из рук



и даже в казани

из самых лучших зданий

обреченно падает песок

бикбулатовы в состоянии процитировать библию наизусть

и всех лучших людей в этом мире

процитировать ты в состоянии наизусть

я остаюсь помимо

я остаюсь кроме

и татарские племена с русскими

встают наравне

и любые племена с любыми племенами

встают наравне

ты вроде бы спасаешь себя

а мы в итоге пытаемся спасти что-то кроме нас

и это кроме нас

ни русские ни татары

ни баттлы



это что-то такое

даже если казанский кремль наконец будет снесён

даже если каждого из татар как обычно

в нквд

будут расстреливать на***



это что-то такое

что останется помимо нас

+++
мир, пожалуй, закончился -



его восторженный пепел



углями

столетних, умерших под безличным ковшом, зданий,

ложится тебе на твои податливые



глупые ладони.



вот и твой крик -

не твой крик



- когда время невидимо
страшно



так целует



тебя

в темечко.



а ты

ты всё ещё играешь в прятки



свой крик

мокрой тряпкой

на обожжённую конечность



поиском маши, маши, маши, пятилетней маши в голубой самосшитой от бедности юбки



оборачиваешь.



кричи, не кричи,

план захвата вселенной



даже по мелочам,

даже если встанешь, даже станешь центром пивного бара -



провален -



везде, где бы не начиналась волга, где бы заканчивалась волга



где бы не шла торжественно и всегда река -



маша не даст, ей пять лет,

ты собой не станешь - ведомый голосом пепла, а не своим голосом



- за каждым городским переулком видится что-то господне синее,



но - только зрение - удел человеческий,

и ты вот снова



сколько не говорил бы о пепле мира



кричишь

сам с собой играя в прятки.



стыдно!

даже ацтеки не играли в такие игры -



даже вместе с миром ты сгоревший -



ты в итоге все принявший многотысячетний казанский, нижегородский, варшавский воздух -



знающий в себе

только

ежедневную, человеческую, постыдную часть.



и слова ли в твоих руках,

радости ли тысячелетние



-



игры в прятки,

и строя из слов себе памятник



-





слова из твоих рук бессловесным, чуждым песком уходят.



ДА!



ты пытался силком взять эту тысячелетнюю реку -



и поминая имена Маркса,

или поминая



имена

тех



кто, как и ты

просыпаю песок



прямо с моста пытался взять её волны

- и песком просыпался на дно -



брезгливо кушали рыбы твои пустые, однословные кости.



До реки путь долог



там всё, чего не любишь,

там, чего боишься,

там, ты - собой не прошенный.



по буеракам до волжской водицы

спотыкаясь о лишние мосты и памятники



чураясь плесени долгих временем домов



вдруг попадая

в точку



где все времена говорят действительным тобой



неужели ты будешь сыпать ещё пустой песок между пальцев?



тихий бревенчатый дом,

все пироги его времени



вся память этого измождённого дерева



высыпается тебе в глаза



на минуту

ты - не ты,

а Слово.



И так ли важен теперь путь до реки?

В текстах Семёна Безгинова насилие оказывается необходимой составляющей, без которой невозможно обрести новую оптику. Каждый текст — последовательное, ритмичное движение через "ежедневную, человеческую, постыдную часть", через разлитое во времени ощущение апокалипсиса к точке, которая могла бы вознести над повторением привычного. Однако как только эта точка достигается, текст исчерпывает себя, полностью уходит в эту возможность.
Обнаружение нового, выход за пределы, очерчиваемые текстом, в области, внеположные насилию, осуществляется через травму, нанесённую либо лирическому субъекту, либо им самим. При этом важно отметить выраженность субъекта в этих текстах. Часто меняются точки, из которых идёт разговор от первого лица, задействуются маски, позволяющие расплавить устойчивость проявления субъектности в тексте. Часто субъектность выражается в форме множественного числа. В этом случае множество вбирает в себя опыт насилия, увеличивая его, а переход к новому в этом случае становится всеобщим.
Эта речь не эмпатическая, поскольку эмпатия в ситуации, когда "мир, пожалуй, закончился", невозможна, но она объединяет в себе многие голоса. Субъект, "ведомый голосом пепла, а не своим голосом", объединяет в общем потоке "все времена", говорящие "действительным тобой". Это переживание истории как опыта совместного сгорания, и всё, что остаётся доступным для действия, — это попытка "спасти что-то кроме нас".

Реакция на социальное – политически с ней согласен, как публицистика может и нужно "для идеологической борьбы", но литературно - одномерно. А когда автор пытается писать о чём-то ином – остаётся только одномерность. Графика стиха выглядит попыткой придать весомость сказанным словам за счёт их выделения в отдельные строки, но при постоянной форсированной интонации и повествовательности текста слова всё равно сливаются даже не в линии, а в трудноразделимую массу.