Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»



ПУШКИН И ЛАРОШФУКО: ЕЩЕ ОБ ЭПИГРАФЕ К «ЕВГЕНИЮ ОНЕГИНУ»

Пустовит А.В.


Пушкин - ранний читатель скептиков, насмешников и пессимистических моралистов вроде Ларошфуко.
О.А.Седакова. «Не смертные таинственные чувства». О христианстве Пушкина.

I

Хорошо известно, что французский был вторым родным языком Пушкина, французская литература сыграла определяющую роль в становлении его творческой индивидуальности, а его библиотека состояла преимущественно из французских книг[1]. «Классики XVII в. были той школой литературы, на которой вырос Пушкин, и это отражалось на его творчестве во все стадии его жизни», - утверждает Б.В. Томашевский [2].
В материалах к «Пушкинской энциклопедии» имеются статьи о семнадцати французских писателях, родившихся в XVII веке: Буало, Данжо, Корнель, Кребийон-старший, Лабрюйер, Лафонтен, Лесаж, Мариво, Мольер, Паскаль, Прадон, Расин, Жан-Батист Руссо, мадам де Севинье, Фенелон, Фонтенель, Шаплен[3] . Имя Франсуа де Ларошфуко в этом перечне отсутствует. Между тем трудно себе представить, чтобы Пушкин, так хорошо знавший французскую литературу XVII столетия, мог не прочитать знаменитые «Максимы»! Цель настоящей работы состоит в том, чтобы привлечь внимание пушкинистов к «Максимам» Ларошфуко.
Поэт нигде не упоминает этого автора, но в библиотеке Пушкина имелись три издания произведений Ларошфуко: том сочинений Лабрюйера, Ларошфуко и Вовенарга (парижское издание 1826 г.), отдельное издание «Максим и моральных размышлений» (Париж, 1802 г.) и том мемуаров Ларошфуко (Париж, 1804 г.)[4] . Все три книги разрезаны.
Вероятно, впервые Пушкин прочитал Ларошфуко еще в ранней юности, поскольку библиотека его отца «наполнена была французскими классиками XVII века»[5] .
В Царскосельском лицее литературу учили по Лагарпу, и многое юный Пушкин черпал из его «Лицея…». В стихотворении «Городок» (1815 г.) поэт вспоминает об этом учебнике[6] . В десятом томе шестнадцатитомника Лагарпа (Siecle de Louis XIV – Век Людовика XIV) двадцать (!) страниц посвящены максимам Ларошфуко[7] .
Пушкинскому роману в стихах «Евгений Онегин» предпослан французский эпиграф: Pйtri de vanitй il avait encore plus de cette espиce d´orgueil qui fait avouer avec la mкme indiffйrence les bonnes comme les mauvaises actions, suite d´un sentiment de supйrioritй, peut-кtre imaginaire.
Tirй d´une lettre particuliиre
Проникнутый тщеславием, он обладал сверх того еще особенной гордостью, которая побуждает признаваться с одинаковым равнодушием в своих как добрых, так и дурных поступках, - следствие чувства превосходства, быть может мнимого.
Из частного письма
Ключевые слова пушкинского эпиграфа - vanitй (тщеславие) и orgueil (гордость). Четырнадцать максим Ларошфуко трактуют о тщеславии, двадцать – о гордости (см. Приложение). “Ларошфуко выводит поведение из единого, основного мотива, называя его гордыней (orgueil), - замечает Л.Я. Гинзбург [8].
В максиме 33 присутствуют оба качества - совсем как  в пушкинском эпиграфе!
33
L’orgueil se dйdommage toujours et ne perd rien lors mкme qu’il renonce а la
vanitй.
Гордость всегда возмещает свои убытки и ничего не теряет, даже когда
отказывается от тщеславия.
Перечитывая недавно «Характеры» Лабрюйера, я обратил внимание на следующую фразу: «Un homme vain trouve son compte а dire du bien ou du mal de soi : un homme modeste ne parle point de soi» ( Человек тщеславный равно получает удовольствие, говоря о себе как хорошее, так и дурное; человек скромный просто не говорит о себе) [9]. Итак, у Лабрюйера речь идет об очень важном моменте пушкинского текста, - о равнодушии тщеславного к доброму и дурному.
Вышеприведенная фраза взята из Главы XI (« О человеке»). Вот фрагмент Главы XI, представляющий собою как бы отграниченный от остального текста главы краткий трактат о тщеславии, проливающий новый свет на пушкинский эпиграф.
Les hommes, dans leur coeur, veulent кtre estimйs, et ils cachent avec soin l´envie qu´ils ont d´кtre estimйs ; parceque les hommes veulent passer pour vertueux, et que vouloir tirer de la vertu tout autre avantage que la vertu mкme, je veux dire l´estime et les louanges, ce ne serait plus кtre vertueux, mais aimer l´estime et les louanges, ou кtre vain : les hommes sont trиs vains, et ils ne haпssent rien tant que de passer pour tels.
Un homme vain trouve son compte а dire du bien ou du mal de soi : un homme modeste ne parle point de soi.
On ne voit point mieux le ridicule de la vanitй, et combien elle est un vice honteux, qu´en ce qu´elle n´ose se montrer, et qu´elle se cache souvent sous les apparences de son contraire.
La fausse modestie est le dernier raffinement de la vanitй ; elle fait que l´homme vain ne paraоt point tel, et se fait valoir au contraire par la vertu opposйe au vice qui fait son caractиre : c´est un mensonge.La fausse gloire est l´йcueil de la vanitй ; elle nous conduit а vouloir кtre estimйs par des choses qui, а la vйritй, se trouvent en nous, mais qui sont frivoles et indignes qu´on les relиve : c´est une erreur.[10]
В глубине души люди желают, чтобы их уважали, но тщательно скрывают это свое желание, ибо хотят слыть добродетельными, а добиваться за добродетель иной награды (я имею в виду уважение и похвалу), чем сама добродетель, - значит признать, что вы не добродетельны, а тщеславны, ибо стремитесь снискать уважение и похвалы. Люди весьма тщеславны, но очень не любят, когда их считают тщеславными.
Человек тщеславный равно получает удовольствие, говоря о себе как хорошее, так и дурное; человек скромный просто не говорит о себе.
Смешная сторона тщеславия и вся постыдность этого порока полнее всего проявляются в том, что его боятся обнаружить и обычно прячут под личиной противоположных достоинств.
Ложная скромность – самая утонченная уловка тщеславия. С ее помощью человек тщеславный кажется нетщеславным и завоевывает себе всеобщее уважение, хотя его мнимая добродетель составляет противоположность главному пороку, свойственному его характеру; следовательно, это ложь. Ложное чувство собственного достоинства – вот камень преткновения для тщеславия. Оно побуждает нас добиваться уважения за свойства, действительно присущие нам, но неблаговидные и недостойные того, чтобы выставлять их напоказ; следовательно, это ошибка.
Пушкин познакомился с книгой Лабрюйера еще в Лицее. Имя Лабрюйера упомянуто в незаконченном произведении 1829 г. «Роман в письмах», книга его была в пушкинской библиотеке . «Пушкин хорошо знал «Характеры», - отмечает Л.И.Вольперт[11] .
«Максимы» Ларошфуко были впервые изданы в 1665 г.. Первое издание «Характеров» Лабрюйера вышло в 1688 г. Лабрюйеру была известна книга Ларошфуко.
Лабрюйер продолжает традиции французской моралистики, опираясь на опыт Паскаля и Ларошфуко. В речи о Теофрасте Лабрюйер сам говорил об этом, отмечая, что ему «не хватает возвышенности первого и тонкости второго»[12]  и указывая на своеобычность своих «Характеров», которые совсем не похожи ни на «Мысли» Паскаля, ни на «Максимы» Ларошфуко. Лабрюйер противопоставляет Паскаля, стремящегося указать путь к истинной вере и добродетели, и воздающего должное человеку-христианину, - Ларошфуко, изображающему человека мира сего и пишущему о человеческой слабости и порочности, обусловленной себялюбием (своекорыстием, amour-propre) и гордостью. Это противопоставление христианской морали нравам реального мира  воплотится у Пушкина в «Евгении Онегине»: христианка Татьяна, которая «молитвой услаждала тоску волнуемой души» и гордый, тщеславный, себялюбивый Онегин, скептик и едва ли не атеист.
Ларошфуко пишет о том, что истинным признаком христианских добродетелей является смирение (humilitй):
358
L’humilitй est la vйritable preuve des vertus chrйtiennes : sans elle nous conservons tous nos dйfauts, et ils sont seulement couverts par l’orgueil qui les cache aux autres, et souvent а nous-mкmes.
Истинный признак христианских добродетелей - это смирение; если его нет, все наши недостатки остаются при нас, а гордость только скрывает их от окружающих и нередко от нас самих.
Смирение  присуще пушкинской Татьяне. Вот несколько фрагментов восьмой главы “Евгения Онегина”:

...Та девочка, которой он
Пренебрегал в смиренной доле
( XX)

...Мечтая с ним когда-нибудь
Свершить смиренный жизни путь!
( XXVIII)
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя.
(XLII)


Не правда ль? Вам была не новость
Смиренной девочки любовь?
(XLIII)

Даже гордый Онегин, полюбив Татьяну, становится не чуждым смирению:

Боюсь, в мольбе моей смиренной
Увидит ваш суровый взор
Затеи хитрости презренной,

- пишет он возлюбленной, но это потому, что любовь изменяет человека в ту вещь, которую он любит (говорит о природе любви Мейстер Экхарт, следуя слову Дионисия Ареопагита). Нельзя не заметить, что и Татьяна-княгиня приобретает (по крайней мере внешне) нечто от онегинского светского лоска:

Кто б смел искать девчонки нежной
В сей величавой, в сей небрежной
Законодательнице зал?
(XXVIII)
Уже было сказано о том, что ключевые слова пушкинского эпиграфа - vanitй (тщеславие) и orgueil (гордость).Вспомним о том, что книга Лабрюйера была написана как дополнение к сочинению ученика Аристотеля, греческого писателя IV в. до н.э. Феофраста “Характеры”. Первоначально Лабрюйер предполагал ограничиться переводом греческого автора, присоединив лишь несколько характеристик своих современников. Текст Феофраста состоит из тридцати небольших разделов, из которых XXI озаглавлен в переводе Лабрюйера “De la sotte vanite”, а XXIV – “De l`orgueil” : “ Il faut definir l`orgueil: une passion qui fait que de tout ce qui est au monde l`on n`estime que soi”[13] .
В русском переводе книги Феофраста этот раздел назван “Высокомерие” : “Высокомерие – это какое-то презрение ко всем остальным людям кроме себя” [14]. Лабрюйер переводит несколько иначе. В его тексте фигурирует не высокомерие, но гордость: “Надо определить гордость: это страсть, которая заставляет ценить ниже себя все что ни есть на свете”, - т.е. возвышает гордеца (по крайней мере в его собственном мнении) над всеми остальными людьми. Это и в самом деле черта характера Евгения Онегина; о присущем ему “чувстве превосходства” ( sentiment de supйrioritй) сказано в эпиграфе. Высокомерие и гордость сближены у Ларошфуко  в максиме 568:
L’orgueil, comme lassй de ses artifices et de ses diffйrentes mйtamorphoses, aprиs avoir jouй tout seul tous les personnages de la comйdie humaine, se montre avec un visage naturel, et se dйcouvre par la fiertй ; de sorte qu’а proprement parler la fiertй est l’йclat et la dйclaration de l’orgueil.
Гордость, сыграв в человеческой комедии подряд все роли и словно бы устав от своих уловок и превращений, вдруг является с открытым лицом, высокомерно сорвав с себя маску: таким образом, высокомерие - это в сущности та же гордость, во всеуслышанье заявляющая о своем присутствии.
Vanitй (тщеславие, суетность) и orgueil (гордость) Онегина упомянуты и в последней, восьмой, главе романа в стихах:

Что с ним? в каком он странном сне!
Что шевельнулось в глубине
Души холодной и ленивой?
Досада? суетность? иль вновь
Забота юности — любовь?(XXI)

Я знаю: в вашем сердце есть
И гордость и прямая честь.
(XLVII)
Ключевые слова пушкинского эпиграфа - vanitй (тщеславие) и orgueil (гордость) звучат также и в заключительной главе, свидетельствуя о стройности пушкинской композиции.
Следует, наверное, согласиться с мнением С.Г. Бочарова об эпиграфе к “Онегину”. Исследователь сближает  Онегина с главным героем романа  Б.Констана  “Адольф” и предполагает, что «прямые источники пушкинской мнимой французской цитаты …вероятно, не будут найдены», а «французский эпиграф… ко всему роману был для Пушкина опытом в духе «метафизического языка», опытом отточенного психологического афоризма... Ближайшим и особенно вдохновлявшим образцом такого аналитического языка был «Адольф», но та культура выражения, pastiche которой создан в этом пушкинском тексте, конечно, шире «Адольфа»[15] . Быть может, даже шире вообще французских XVIII-XIX веков, а восходит к семнадцатому столетию!
«Литературные пристрастия Пушкина... целиком принадлежат французскому XVII, а не XVIII столетию», - пишет Л.И.Вольперт[16] .
Итак, Пушкин создает эпиграф к «Онегину», используя опыт двух выдающихся французских писателей XVII столетия — Ларошфуко и Лабрюйера. Первый создает афоризмы, но не характеры. Второй создает характеры, но воплощает их в более или менее пространных текстах. Пушкин синтезирует достижения обоих, воплощая характер главного героя своего романа в блистательном афоризме.
С.Г. Бочаров утверждает: «Евгений Онегин» был не только энциклопедией русской жизни, но и энциклопедией европейской культуры...Пушкин имел дело …с суммарным опытом европейского романа как исходным пунктом романа собственного»)[17].
Действительно, культура выражения, pastiche которой создан в пушкинском эпиграфе, предельно широка: она восходит и к семнадцатому (Ларошфуко, Лабрюйер), и к восемнадцатому (Лакло[18]) и к девятнадцатому (Шатобриан,Констан, Байрон, Метьюрин) векам. «...все эти пласты европейской литературы в структуре пушкинского романа присутствуют, выражаясь гегелевским языком, в снятом виде», - пишет С.Г.Бочаров[19] .
Впрочем, если вспомнить о том, что в «Опытах» Монтеня (1533 - 1592), хорошо известных Пушкину и любимых им, имеется обширная глава «Sur la vanitй» (книга третья, глава IX)[20], то к этим трем векам французской литературы придется добавить еще и шестнадцатый. Эпиграф синтезирует (снимает, нем. Aufheben) высказывания французских скептиков XVI – XIX вв.
Перед нами конкретный пример того всеобъемлющего пушкинского синтеза, о котором пишут многие исследователи[21] .
Отметим, что в первом издании первой главы «Онегина» (1825 г.) русский перевод французского эпиграфа отсутствует. «...французский язык эпиграфа ...является знаком связи с европейской традицией, культурным ориентиром», - отмечает С.Г.Бочаров.
И Лабрюйер, и Монтень опираются на античных авторов (первый, как уже было сказано — на ученика Аристотеля Феофраста (IV в. до н.э.), второй — на римлян). Следовательно, необходимо согласиться с М.М. Бахтиным:
« «Евгений Онегин» создавался в течение семи лет. Это так. Но его подготовили и сделали возможным столетия (а может быть, и тысячелетия)[22]  Скорее тысячелетия, чем столетия: от Феофраста до Констана - двадцать два века.









[1]          Вольперт Л.И. Пушкинская Франция. – Тарту, 2010. Интернет- публикация.


[2]          Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. - Л., 1960. - С. 106


[3]          Пушкин. Исследования и материалы. XVIII — XIX. Пушкин и мировая литература: Материалы к «Пушкинской энциклопедии». - Спб., Наука, 2004


[4]          Модзалевский Б.Л. Библиотека А.С. Пушкина (Библиографическое описание). - Спб.: Типография Императорской Академии Наук. - Спб., 1910. - Репринт: М., 1988. - с.264, 268.


[5]          Анненков П.В. Материалы для биографии А.С. Пушкина. - М., 1984, с. 41.


[6]          Laharpe J. F. Lycee ou Cours de literature ancienne et moderne. – –Paris, 1800. - Жан-Франсуа Лагарп. Лицей, или Курс древней и новой литературы.


[7]          Laharpe J. F. Lycee ou Cours de literature ancienne et moderne. – Tome dixieme. – Paris, 1800, p. 297 — 318.


[8]          Гинзбург Л.Я. Человек за письменным столом. - Л., 1989, с.337.


[9]          Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры. – М., 1974, с. 383


[10]        Les Caracteres de Labruyere. – Paris, 1834. –Tome deuxieme., p. 149 – 150


[11]        Вольперт Л.И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы. - М., 1998, с. 19 - 33


[12]        Бахмутский В. Французские моралисты. - в кн.: Ларошфуко. Максимы. Блез Паскаль. Мысли. Жан де Лабрюйер. Характеры. – М., 1974. - С. 24


[13]        La Bruyere. Les Caracteres de Theophraste traduit du grec avec Les Caracteres ou Le Moeurs de ce siecle. - Paris, 1844. - P. 50


[14]        Феофраст. Характеры. Пер., статья и примечания Г.А. Стратановского. - Л., 1974. - С. 32


[15]        Бочаров С.Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину» (Онегин и Ставрогин). –Московский пушкинист. I. – М., 1995, с.213


[16]        Вольперт Л.И. Пушкин в роли Пушкина. Творческая игра по моделям французской литературы. - М., 1998, с. 216


[17]        Бочаров С.Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину» (Онегин и Ставрогин). – Московский пушкинист. I. – М., 1995, с. 213-214


[18]        Арнольд В.И. Об эпиграфе к  “Евгению Онегину”.  - Известия АН. Серия литературы м языка. 1997. том 56, №2, с.63


[19]        Бочаров С.Г. Французский эпиграф к «Евгению Онегину» (Онегин и Ставрогин). – Московский пушкинист. I. – М., 1995, с. 214


[20]        Essais de Montaigne. Nouvelle edition par Pierre Villey. Tome III. - Paris, 1923. - p. 214 — 293.


[21]        Пустовит А.В. Пушкин и западноевропейская философская  традиция. Гл.4. - К., 2015.


[22]        Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. - М., 1979, с.345.