Стас БОБЫРЬ
ДОРОГА ДОМОЙ
ДОРОГА ДОМОЙ
Станислав Бобырь (Стас Бобырь) — поэт, эссеист. Родился в 2001 году. В Союз писателей ХХI века был принят в декабре 2017 года. Живет в г. Краснодаре.
В КАЖДОМ
Дорога домой. Площадь и сумрак.
Кругом никого — вопросительный взгляд:
На улице свет зажег кто-то хмурый.
Тьма не вернется назад.
Кто он, герой повседневного быта?
Как он одет или даже одета?
Тот человек, чья фамилия скрыта,
Чтобы светилась планета.
Любой день недели; половина седьмого.
Особенно, если ноябрь; и грудь
Требует свитер. Последнее слово
Не ищет обратный путь.
Дожди и ветра для нее второсортны;
А, может быть, все-таки он?..
Включать — выключать; почти что по нотам,
Только — рычажный звон.
Щелчок. Вдруг быстрее становятся ноги
И — тише шаги, пока — нет.
Важно не это. Человек одинокий
Приносит на площадь свет.
Инкогнито, невидимка, призрак:
Что не возьми — и опять про него.
Быть таковым пожизненно —
Хранителем одного:
Прихожей — балкона; города — Моря;
Мира — планеты; Вселенной и прочего.
Быть одному и спорить
С бумагой нещадным почерком.
Все повторяется: снова и снова
Он выйдет на площадь и склонится низко,
Тот человек, чье последнее слово
Будет звучать на английском.
Свет по привычке падет на дорогу —
Лампам пылать. И в который раз
Кругом никого; ведь он понемногу
Находится в каждом из нас.
Кругом никого — вопросительный взгляд:
На улице свет зажег кто-то хмурый.
Тьма не вернется назад.
Кто он, герой повседневного быта?
Как он одет или даже одета?
Тот человек, чья фамилия скрыта,
Чтобы светилась планета.
Любой день недели; половина седьмого.
Особенно, если ноябрь; и грудь
Требует свитер. Последнее слово
Не ищет обратный путь.
Дожди и ветра для нее второсортны;
А, может быть, все-таки он?..
Включать — выключать; почти что по нотам,
Только — рычажный звон.
Щелчок. Вдруг быстрее становятся ноги
И — тише шаги, пока — нет.
Важно не это. Человек одинокий
Приносит на площадь свет.
Инкогнито, невидимка, призрак:
Что не возьми — и опять про него.
Быть таковым пожизненно —
Хранителем одного:
Прихожей — балкона; города — Моря;
Мира — планеты; Вселенной и прочего.
Быть одному и спорить
С бумагой нещадным почерком.
Все повторяется: снова и снова
Он выйдет на площадь и склонится низко,
Тот человек, чье последнее слово
Будет звучать на английском.
Свет по привычке падет на дорогу —
Лампам пылать. И в который раз
Кругом никого; ведь он понемногу
Находится в каждом из нас.
ХЕРУВИМ
Глубокий сон. Под тонким покрывалом
Потоком дней, по-юношески хватким
Тиски отпустят из закрытого подвала
Бродить в плаще по нескончаемой брусчатке.
Встать вдалеке, одновременно близко;
И на краю потопленного судна
Быть на «концерте одного артиста»,
Артистом, запершимся в сосуде.
Коварный сон. Брусчатка — вечная пустыня.
Жара над головой возносит свой клинок...
И ей нет дела: думать об идущем сыне
Неукротимо на Святой Восток.
Одежда путнику отягащает странство —
В ней душно, тяжело и неудобно.
Барханы — часовые; переменным братством
Себе карают неподобных.
Но нерушима верность, заключенная в маршруте,
Плащу и латам, взятым из подвала.
Пришедший на Восток, в одной минуте
Окажется под тонким покрывалом.
И жажда путника не поразит клинком,
Хоть нет воды, но потому неисправим,
Что за его спиной в халате нежно-голубом
Стоит зеленоглазый Херувим.
Потоком дней, по-юношески хватким
Тиски отпустят из закрытого подвала
Бродить в плаще по нескончаемой брусчатке.
Встать вдалеке, одновременно близко;
И на краю потопленного судна
Быть на «концерте одного артиста»,
Артистом, запершимся в сосуде.
Коварный сон. Брусчатка — вечная пустыня.
Жара над головой возносит свой клинок...
И ей нет дела: думать об идущем сыне
Неукротимо на Святой Восток.
Одежда путнику отягащает странство —
В ней душно, тяжело и неудобно.
Барханы — часовые; переменным братством
Себе карают неподобных.
Но нерушима верность, заключенная в маршруте,
Плащу и латам, взятым из подвала.
Пришедший на Восток, в одной минуте
Окажется под тонким покрывалом.
И жажда путника не поразит клинком,
Хоть нет воды, но потому неисправим,
Что за его спиной в халате нежно-голубом
Стоит зеленоглазый Херувим.
АНТИПОРЯДОК СТРОЯ
Двое в пространстве. Вечность
Полуминутного взгляда.
Двое не спят. Встречность
Двух воплощений ада.
Ад. — Кто говорит, что плохо?
Если тепло и нежно
Искрой зажигая порох,
Берет тишину за стержень.
Она молчалива. Строго
Лишь в тишине полминуты
В двух воплощениях Бога
Необходимы кому-то.
Антипорядок строя.
Платформа — на ней Земля
Устойчива. Только двое
Поймут его — ты и я.
Полуминутного взгляда.
Двое не спят. Встречность
Двух воплощений ада.
Ад. — Кто говорит, что плохо?
Если тепло и нежно
Искрой зажигая порох,
Берет тишину за стержень.
Она молчалива. Строго
Лишь в тишине полминуты
В двух воплощениях Бога
Необходимы кому-то.
Антипорядок строя.
Платформа — на ней Земля
Устойчива. Только двое
Поймут его — ты и я.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Если здесь бы хоть что-то держало:
Эта комната, эти стены;
То моя бы душа дрожала,
Ухватившаяся за постели.
И карабкался страх по шее,
Постепенно врастая в уши.
Воротник превратился в ошейник
И душил бы, душил бы. Слушай:
Меня высшее окрыляет чувство,
Но здесь, правда, ничто не держит.
Уезжать — это тоже искусство,
Хоть и манит металла скрежет.
Так и просит вернуться обратно
Под предлогом близости места.
Но Родное внутри и рaвно
Самой сильной черте протеста.
Эта комната, эти стены;
То моя бы душа дрожала,
Ухватившаяся за постели.
И карабкался страх по шее,
Постепенно врастая в уши.
Воротник превратился в ошейник
И душил бы, душил бы. Слушай:
Меня высшее окрыляет чувство,
Но здесь, правда, ничто не держит.
Уезжать — это тоже искусство,
Хоть и манит металла скрежет.
Так и просит вернуться обратно
Под предлогом близости места.
Но Родное внутри и рaвно
Самой сильной черте протеста.
A. R.
Покажи мне на карте небо —
Хаотичность его начала
И того, кто на небе не был,
Утонув в море черного чая.
Покажи мне фигуры созвездий,
Что никем не открыты поныне —
Всех блуждающих, что не вместе
Или вместе на мягкой перине.
Покажи, как цветут хризантемы;
И услышишь, мое сердце бьется
В такт сигналам твоей антенны
Со «звезды по имени Солнце».
Хаотичность его начала
И того, кто на небе не был,
Утонув в море черного чая.
Покажи мне фигуры созвездий,
Что никем не открыты поныне —
Всех блуждающих, что не вместе
Или вместе на мягкой перине.
Покажи, как цветут хризантемы;
И услышишь, мое сердце бьется
В такт сигналам твоей антенны
Со «звезды по имени Солнце».
БУДЬ НАГОТОВЕ
Будь наготове — тебя завтра толкнут под поезд.
Или крыша сведет твое тело с асфальтом;
Может, только с ума — это секунды. То есть
Просто запомни: неизбежно на тонком канате сальто.
Ответь, почему мы безумны, особенно ночью?
Когда в спину ветер бросает камни или попутно
Дует в твои хрупкие плечи, я знаю: ты хочешь,
Чтоб хоть на секунду задержалось глухое утро.
Или крыша сведет твое тело с асфальтом;
Может, только с ума — это секунды. То есть
Просто запомни: неизбежно на тонком канате сальто.
Ответь, почему мы безумны, особенно ночью?
Когда в спину ветер бросает камни или попутно
Дует в твои хрупкие плечи, я знаю: ты хочешь,
Чтоб хоть на секунду задержалось глухое утро.
ПРОБЕЛЫ МЕЖДУ СЛОВАМИ
В наборе сплошного шрифта —
Пробелы между словами
Уравновешаны грифом
Неба над головами
Прохожих и постояльцев
Кухни, гостиной, отеля.
Пересчитать по пальцам
Прибывших на неделе
Можно. Стремятся выйти,
Не мешкая в оборотах,
За грани слепых событий,
Нарочно на поворотах
Ступеней, на входе к лифту,
Спрятавшись за столбами
В наборе сплошного шрифта
Пробелы между словами.
Пробелы между словами
Уравновешаны грифом
Неба над головами
Прохожих и постояльцев
Кухни, гостиной, отеля.
Пересчитать по пальцам
Прибывших на неделе
Можно. Стремятся выйти,
Не мешкая в оборотах,
За грани слепых событий,
Нарочно на поворотах
Ступеней, на входе к лифту,
Спрятавшись за столбами
В наборе сплошного шрифта
Пробелы между словами.
СТО ОДИН
Эта ночь для глагола «спать» —
Злейший враг. Посчитай до ста.
Незаправленная кровать
До рассвета пробудет пуста —
Стимул взять нетронутый лист;
Не курить до утра почти.
Начинающий журналист
Доработает до пяти
И прильнет к простыне своей
Безызвестной унылой статьей.
Этот поиск ненужных корней
Ограничится простыней.
И когда задымлен балкон —
Означает: балкон в дыму.
Дым — откуда берется он,
Если тянет тянуть к утру...
Значит дома что-то горит
Внутрикомнатно; даже пыль.
На бумаге старик стоит —
Пожилой почтальон. Костыль
Держит в правой руке. Письмо,
Отправитель которого дочь.
Ее нет, но она в восьмом
Классе. Играет ночь
В недостроенном замке со мной
В прятки; и детский смех
Двери проносят. Порой
Кажется, не для всех
Символы, знаки — река.
Кажется, не поймет кто-то или никто,
Даже смотря свысока —
Лучше об этом потом.
Писателя ждет ответ.
Слово произвести —
Буквы сводить на нет.
Большего тридцати шести
Хватит, чтобы отдать сполна
Уходящему году вслед —
Он голодный; его слюна
Падает на паркет.
Хитроплетение зимних дней
По вискам своей чередой
Бьет метафорой не слабей,
Чем при шторме о берег прибой.
Я иду, огибая холмы —
Затеряться бы где-то в волнах
До скончания льдов и зимы...
Это Рим стоит на холмах.
Я — не город; но он во мне,
А вернее, на полпути —
Я к нему. Напишу на стене,
Чтобы он сохранился внутри;
Чтоб теперь говорить о том,
Кто заботливо, свысока
Смотрит. Его на потом
Не оставить. Вторая строка
Направляет мой грубый взгляд
Вверх — над сводом частей моста.
Нет дороги, ведущей назад.
Дай мне сил досчитать до ста.
Много женщин вокруг и мужчин —
Толпы верующих людей;
Уйма выдуманных причин
От ресниц до концов ногтей:
Не стараться и все равно
Быть таким же — одним из них,
Лишь касаясь. Веретено
В беглый ход заплетает штрих.
И намеренный спринт — абсурд,
Если только закрыты глаза
Ночью; зрачки не соврут,
Что спасение в волосах
Мягких русых, чей аромат —
Как лампада в кромешной тьме
Для идущего наугад
И стоящего на холме.
Анатомия близких тел
Не физически; но один
Дышит грудью второго. Мел
Ждет меня впереди.
Новый день, за которым ночь:
Так кругами, по часовой —
Заклинает исчезнуть прочь
От балкона; вниз головой
Окунуться в пространство сна;
И стоять без друзей у черты —
Одиноко. Моя весна
Не позволит топтать цветы
Никому, что посажены тем,
Кто мне дорог, а значит, свят.
Множество теорем
Я прочел; но пишу подряд,
Не давая себе остыть;
Без тревоги бросая в угли
Перечеркнутые листы,
Потому, как они помогли
Получить на вопрос ответ:
Что же манит меня писать?
Моя тень, что всегда на след
Впереди. Без минуты пять.
Злейший враг. Посчитай до ста.
Незаправленная кровать
До рассвета пробудет пуста —
Стимул взять нетронутый лист;
Не курить до утра почти.
Начинающий журналист
Доработает до пяти
И прильнет к простыне своей
Безызвестной унылой статьей.
Этот поиск ненужных корней
Ограничится простыней.
И когда задымлен балкон —
Означает: балкон в дыму.
Дым — откуда берется он,
Если тянет тянуть к утру...
Значит дома что-то горит
Внутрикомнатно; даже пыль.
На бумаге старик стоит —
Пожилой почтальон. Костыль
Держит в правой руке. Письмо,
Отправитель которого дочь.
Ее нет, но она в восьмом
Классе. Играет ночь
В недостроенном замке со мной
В прятки; и детский смех
Двери проносят. Порой
Кажется, не для всех
Символы, знаки — река.
Кажется, не поймет кто-то или никто,
Даже смотря свысока —
Лучше об этом потом.
Писателя ждет ответ.
Слово произвести —
Буквы сводить на нет.
Большего тридцати шести
Хватит, чтобы отдать сполна
Уходящему году вслед —
Он голодный; его слюна
Падает на паркет.
Хитроплетение зимних дней
По вискам своей чередой
Бьет метафорой не слабей,
Чем при шторме о берег прибой.
Я иду, огибая холмы —
Затеряться бы где-то в волнах
До скончания льдов и зимы...
Это Рим стоит на холмах.
Я — не город; но он во мне,
А вернее, на полпути —
Я к нему. Напишу на стене,
Чтобы он сохранился внутри;
Чтоб теперь говорить о том,
Кто заботливо, свысока
Смотрит. Его на потом
Не оставить. Вторая строка
Направляет мой грубый взгляд
Вверх — над сводом частей моста.
Нет дороги, ведущей назад.
Дай мне сил досчитать до ста.
Много женщин вокруг и мужчин —
Толпы верующих людей;
Уйма выдуманных причин
От ресниц до концов ногтей:
Не стараться и все равно
Быть таким же — одним из них,
Лишь касаясь. Веретено
В беглый ход заплетает штрих.
И намеренный спринт — абсурд,
Если только закрыты глаза
Ночью; зрачки не соврут,
Что спасение в волосах
Мягких русых, чей аромат —
Как лампада в кромешной тьме
Для идущего наугад
И стоящего на холме.
Анатомия близких тел
Не физически; но один
Дышит грудью второго. Мел
Ждет меня впереди.
Новый день, за которым ночь:
Так кругами, по часовой —
Заклинает исчезнуть прочь
От балкона; вниз головой
Окунуться в пространство сна;
И стоять без друзей у черты —
Одиноко. Моя весна
Не позволит топтать цветы
Никому, что посажены тем,
Кто мне дорог, а значит, свят.
Множество теорем
Я прочел; но пишу подряд,
Не давая себе остыть;
Без тревоги бросая в угли
Перечеркнутые листы,
Потому, как они помогли
Получить на вопрос ответ:
Что же манит меня писать?
Моя тень, что всегда на след
Впереди. Без минуты пять.
* * *
Нами манипулируют стены.
Мы — заложники мира;
Воздуха, пламени, пены,
Объединенных в квартире.
Нами манипулируют песни,
Которые созданы нами.
Мы — на водительском кресле
С завязаными глазами.
Нами манипулируют стулья,
Чьи спины намазаны клеем.
Оттенка ржавчины скулы
Показывают старение
Врага, распятого в среду,
Разбитой вина бутылки;
Завтрака и обеда,
Камня, свинца, затылка.
Нами манипулируют люди.
Другие становятся смыслом
Третьим. И что же будет,
Когда закончатся числа?
Но ничего, что если
Числа манипулируют нами.
Мы на водительском кресле
С завязаными глазами.
И, может быть, очень скоро
Однажды рухнет с обрыва
Машина без ручника, в которой
Мы все еще будем живы.
Мы — заложники мира;
Воздуха, пламени, пены,
Объединенных в квартире.
Нами манипулируют песни,
Которые созданы нами.
Мы — на водительском кресле
С завязаными глазами.
Нами манипулируют стулья,
Чьи спины намазаны клеем.
Оттенка ржавчины скулы
Показывают старение
Врага, распятого в среду,
Разбитой вина бутылки;
Завтрака и обеда,
Камня, свинца, затылка.
Нами манипулируют люди.
Другие становятся смыслом
Третьим. И что же будет,
Когда закончатся числа?
Но ничего, что если
Числа манипулируют нами.
Мы на водительском кресле
С завязаными глазами.
И, может быть, очень скоро
Однажды рухнет с обрыва
Машина без ручника, в которой
Мы все еще будем живы.
ПОКА ОНА ПИШЕТ В БРЕСТЕ
Пока она пишет в Бресте,
В Мальме умирает кто-то;
Днем, на рабочем месте —
Особенно по субботам.
Пока он возводит заборы
Из мелкого частокола,
К кому-то врываются воры
От низости произвола.
Кто-то под алкоголем
У школы сбивает ребенка.
Безвольно или же волей
Все связано нитью тонкой.
Не важно какого цвета.
А главное, если прочно
Соединяет предметы
Спинами — сшитые строчно.
Пока он копает яму
В далеком Владивостоке,
Кто-то под лишним граммом
Спускает по водостоку
Цепь и серебрянный крестик,
Любимой мелодии ноты.
Пока она пишет в Бресте,
В Нью-Йорке рождается кто-то.
В Мальме умирает кто-то;
Днем, на рабочем месте —
Особенно по субботам.
Пока он возводит заборы
Из мелкого частокола,
К кому-то врываются воры
От низости произвола.
Кто-то под алкоголем
У школы сбивает ребенка.
Безвольно или же волей
Все связано нитью тонкой.
Не важно какого цвета.
А главное, если прочно
Соединяет предметы
Спинами — сшитые строчно.
Пока он копает яму
В далеком Владивостоке,
Кто-то под лишним граммом
Спускает по водостоку
Цепь и серебрянный крестик,
Любимой мелодии ноты.
Пока она пишет в Бресте,
В Нью-Йорке рождается кто-то.