Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Марк ПЕРЕЛЬМАН


Марк Перельман родился в 1994 году. В 2012-м поступил в Литинститут имени А. М. Горького на отделение перевода художественной литературы с немецкого языка. В 2013—2015 годах стихотворения опубликованы в "Литературной газете", 2-м альманахе "В Ружейном переулке" ЦГДБ имени А. П. Гайдара, эстонском альманахе "Таллин", выпусках альманаха "Пятью пять" и дискуссионном клубе "Время ЛД" литературного журнала "Лампа и дымоход". В 2015-м стал призером Всероссийского студенческого конкурса литературного творчества. В 2016 году — участник совещания молодых писателей при Союзе писателей Москвы.

* * *

Дар речи, ты незыблемый и зыбкий,
как я хочу вернуться к букварю
с неясной и блуждающей улыбкой,
понять, зачем пою и говорю.
Мне буквы уподобились, босые,
как дети, убегающие прочь
от возраста, как ливни областные
и плечи тех, кому уже невмочь
держать над самым сердцем груз атланта,
бросая взгляд на острие ножа...
хватило бы терпенья (не таланта)
добыть огонь и пальцев не разжать.
Дар речи, милосердный и жестокий,
продел в меня серебряную нить:
я знал, что он восходит на востоке,
еще не зная, с чем его сравнить.


О СВОЙСТВЕ ВРЕМЕНИ

Безликой теореме
смотрю в анфас:
не мы теряем время,
но время — нас,
не помня о пропаже,
себе в глаза
смотря, и это даже
не доказать
живущим ныне, присно,
поскольку взгляд
лишь переводит числа
на нотный ряд.


* * *

Бесшумный вал сиреневой волны
накатывает мягко, словно валик,
вдали чернеют камни, валуны,
собратья мелких камешков и галек.
Все, бывшие на пляже, разбрелись
напиться перед сном зеленым чаем,
пар вьется, поднимаясь в синевысь,
к туманному крылу прибрежных чаек.
Оставшись одному, на терпкий вкус
Воды соленой и вина и хлеба,
понять, что знал не только Иисус —
любой ребенок знал, взглянув на небо,
услышав зов созвездий в облаках:
на внешней стороне любого века
мы — альфа, жизнь в бесчисленных веках,
на внутренней — лишь сон, ее омега.
Густеет ночь, смыкается прилив,
податливый издревле Моисею;
Икар здесь падал, крылья опалив,
и памяти морской — нет, не посмею
я пожелать ни другу, ни врагу,
и остается лишь, прикрыв глаза, мне
морской звездой лежать на берегу,
пока вода обтачивает камни
да острый прищур битого стекла
для тех, кого обычно ранят стекла
и дети их — бутылки, зеркала;
в одних моя душа насквозь промокла,
а во вторых видна почти насквозь,
почти — поскольку зеркало немного
лжет, ибо делит душу вкривь и вкось
с предметом; впрочем, скатертью дорога
любым попыткам вечность разделить;
пока созвездий участь разделять я
могу — земля и море мне кровать,
по крови и воде мои собратья.


ПРАЗДНИЧНЫЙ ГОСТЬ

Г а и т я н и н

Что ты делаешь, белый мальчик,
на святом карнавале?
Наши речи немолчны,
протяжно гремят барабаны...
Мы о мертвых поем,
как столетия распевали
о бессчетных надрезах,
возникших от первой раны.
Что ты ищешь среди танцоров
в южном пепле, в жаре Гаити?

М а л ь ч и к

Я ищу ваших темных взоров,
но помочь меня не просите.

Г а и т я н и н

Что забыл ты среди печали?
Наши маски детей пугают,
силуэты молочно-дымны...

М а л ь ч и к

Волны Леты меня качали,
ваши дети со мной играют
и поют неземные гимны.


* * *

Я выгнал музу в дождь и холод,
я вытолкал ее взашей,
мне нужен был предлог и повод,
и вроде быт похорошел.
Уселся в кресле поудобней,
блаженно греюсь у огня.
но дома нет меня отныне,
как и снаружи нет меня.
Меня не водится в природе,
нет на порогах, у дверей
гостиницы, что нынче в моде,
в расширенных глазах зверей,
не видно тени, силуэта,
но — тонкий свист иголок, плач
весны, — не смолкнет скрипка эта;
хоть музыку переиначь,
а муза тонкими плечами
пожмет, и дождь пойдет сильней,
меня окликнув, как в начале,
судьбой напиться вместе с ней.