Кирилл Ковальджи, «Поздние строки»
М.: «Вест-Консалтинг», 2017
М.: «Вест-Консалтинг», 2017
Эта рецензия уже была написана, когда пришло печальное известие о том, что Кирилла Владимировича Ковальджи больше нет с нами. Его уход — огромная потеря для нескольких поколений литераторов, которые учились у Кирилла Владимировича и не могут представить современную поэзию без его творчества, критических статей и мудрых замечаний. Его творческий путь насчитывает более шестидесяти лет непрерывной работы, и если суждено последнему рубежу веков оставить какой-либо след — пусть спорный, пусть противоречивый — в истории русской литературы, то неотъемлемой его частью станет и весомый вклад Кирилла Владимировича.
Мое лицо гуляло по эфиру,
Мои слова печатали станки.
Пожалуй, я небезразличен миру,
Он не сотрет меня, как мел с доски…
Мои слова печатали станки.
Пожалуй, я небезразличен миру,
Он не сотрет меня, как мел с доски…
— писал мэтр в своем последнем стихотворном сборнике «Поздние строки», ставшем яркой иллюстрацией зрелой и мастеровитой лирики автора.
Эта книга рождена пером человека опытного, познавшего жизнь во всех ее ипостасях, уставшего путешественника, нашедшего успокоение в философских размышлениях после долгой и трудной дороги. Она наполнена образами завершающего этапа жизненного цикла: описаниями «пышного увядания» природы, обращениями к прошлому, сожалениями о том, что «старость — минное поле,/Которое не перейти». Но все это — лишь антураж, лишь эффектное обрамление, призванное подчеркнуть несгибаемую крепость духа лирического героя. Этот сборник — прямое обращение поэта к вечности, с годами ставшей ему немного ближе, но все также непознанной, манящей непроницаемой завесой главной тайны бытия.
Эта книга рождена пером человека опытного, познавшего жизнь во всех ее ипостасях, уставшего путешественника, нашедшего успокоение в философских размышлениях после долгой и трудной дороги. Она наполнена образами завершающего этапа жизненного цикла: описаниями «пышного увядания» природы, обращениями к прошлому, сожалениями о том, что «старость — минное поле,/Которое не перейти». Но все это — лишь антураж, лишь эффектное обрамление, призванное подчеркнуть несгибаемую крепость духа лирического героя. Этот сборник — прямое обращение поэта к вечности, с годами ставшей ему немного ближе, но все также непознанной, манящей непроницаемой завесой главной тайны бытия.
Из календаря, как из вагона,
Выскользнуть в пространство на ходу.
Жив, здоров и цел — определенно
Окрылено ни в каком году,
В вечном добром мире без предела
Оказаться для счастливых встреч,
Ласково извлечь себя из тела,
А точнее — плотью пренебречь…
Выскользнуть в пространство на ходу.
Жив, здоров и цел — определенно
Окрылено ни в каком году,
В вечном добром мире без предела
Оказаться для счастливых встреч,
Ласково извлечь себя из тела,
А точнее — плотью пренебречь…
Пугающая и зовущая тайна перехода в новое, непознанное состояние; меланхоличный, но все же удовлетворенный взгляд на минувшие дни; любовь к близким людям — тем, что были, и тем, что есть, смешанная с чувством непреходящего духовного одиночества, знакомого каждому творцу… Эти темы, звучащие рефреном в последнем прижизненном поэтическом сборнике Кирилла Ковальджи, пожалуй, для многих являются самыми главными. Но автор не был бы самим собой, не затронь он в своих стихах еще одну тему — болезненную и горькую для каждого русского интеллигента: тему умирающей литературы.
Почетно превращаясь в экспонаты,
Поэты отправляются в музей —
Моих десятки дорогих друзей,
Прославленных недавно и когда-то.
Я прохожу по залам виновато —
Они, увы, с годами все пустей,
Два-три безумца из России всей
Еще парнасской жаждою объяты…
Поэты отправляются в музей —
Моих десятки дорогих друзей,
Прославленных недавно и когда-то.
Я прохожу по залам виновато —
Они, увы, с годами все пустей,
Два-три безумца из России всей
Еще парнасской жаждою объяты…
Столь пессимистичный взгляд автора на наше литературное будущее понятен и вполне оправдан. Эпоха «сетевой цифири» и «электронных рифмачей», и правда, едва ли располагает к появлению настоящих поэтов нового века. Однако и в самые смутные времена всегда должно оставаться место надежде. Ведь рукописи, как известно, не горят, а значит, даже в тоннах серого стихотворного песка, переполняющего сегодня «недобитые» литературные журналы и опостылевший Интернет, в грядущем останется шанс найти еще не одну крупицу настоящего золота.
Скорбя об уходе Кирилла Владимировича Ковальджи, мы все же утешаемся тем, что мэтр прожил долгую, насыщенную и необыкновенно плодотворную жизнь, подав тем самым пример каждому, кто считает литературу своим призванием.
Скорбя об уходе Кирилла Владимировича Ковальджи, мы все же утешаемся тем, что мэтр прожил долгую, насыщенную и необыкновенно плодотворную жизнь, подав тем самым пример каждому, кто считает литературу своим призванием.
Марианна МАРГОВСКАЯ,
кандидат философских наук
кандидат философских наук