Тамара Жирмунcкая — образец советской интеллигенции. За плечами у автора — полвека творческой деятельности, но она следует завету классика — «быть знаменитым некрасиво». И, вместо увесистого многотомника, умещает избранные стихи в маленькую книжку карманного формата.

Книжечка вмещает в себя лучшие стихотворения и поэму «Мать Мария», посвященную Марии Кузнецовой-Караваевой. Поэт, богослов, подвижница — ее биографии хватило бы на несколько жизней. Автор проделала огромную работу, описав жизненный путь достославной труженицы. Возвышенная, лирическая поэма заканчивается так:

Эти слова вложены в уста монахини, погибшей в концлагере, но и для сегодняшней Жирмунской они звучат как жизненное кредо. Проводя параллель с матерью Марией, автор не отождествляет себя с ней, но ставит в пример. К себе поэтесса относится строго:

Героиня Жирмунской, выстрадав, обрела то, чего нет у большинства современных женщин: мудрости, которая связана не с возрастом, но с душевной зрелостью. Даму терзают невеселые раздумья:

Она принимает единственно верное решение о разрыве, руководствуясь принципом: «расстанемся, пока хорошие». Мучительно, с кровью отрывая от себя того, кто был дорог. Только мудрая женщина рискнет прогнать любимого от себя, не для того, чтобы удержать покрепче, но лишь для того, чтобы дать надежду на счастье этому до боли желанному, но недостижимому человеку. Потому что второе имя любви — свобода:

Книга Максима Лаврентьева называется «Видения земли», что недвусмысленно говорит о тяготении поэта к пейзажной лирике. И правда, сборник открывается «маленькими поэмами», в которых разворачиваются картины на любой вкус — от воспевания в стихах бетонной стены до изящного текста о Бульварном кольце.

«А все-таки хорошо быть поэтом!» — это наслаждение от обладания даром стихотворца сочится из междустрочий каждого произведения. Чистые рифмы. Четкий размер, я бы сказала — «беглый» язык. Кажется, покажи автору корзину для использованных бумаг — и этот мусорно-бытовой эпизод вырастет в тяжеловесную поэму о несовершенстве мироздания. Максим Лаврентьев — счастливый человек. Рифма ему дается намного легче, чем остальным, особенно — ассонансная, звуковая, дразнящая привыкшего к банальностям читателя. Легкий, прогулочно-описательный стиль лиро-эпических произведений о Москве вызывает ассоциации с «Нашей древней столицей», изящно стилизованной для взрослых. Однако, вволю выговариваясь в поэмах, в стихотворениях Лаврентьев становится сдержанным и созерцательным. Повествовательная интонация сменяется чем-то неуловимым, летучим, присущим подлинному лирику:

Перефразируя киноклассика, c уверенностью можно сказать: поэт проявил неслыханную дерзость — замахнулся-таки на Вильяма Шекспира. Это в семнадцать лет! Кто только на классика не замахивался — от режиссера самодеятельного театра до писателя-сатирика… Но Илья Тюрин камня на камне не оставляет от своих предшественников. Прекрасно зная английский язык и читая в подлиннике британскую литературу, столь трудную задачу, как парафраз пьесы великого драматурга, он решает играючи — на грани гениальности:

Драматические сцены в стихах — серьезное испытание для поэта. Используя лексику и размер оригинала, велик соблазн сорваться в пересказ или, того хуже, в плагиат. Впрочем, за эту пьесу может быть спокоен как рядовой читатель, так и опытный литературовед. Автор смотрит на героев абсолютно по-своему: используя старые слова и узнаваемые обороты, перекраивает изначальный замысел на новый лад. Это уже не трагическая история о принце датском, а о том, кто его сочинил. И не Шекспир предстает пред нами, но Тюрин совмещает несовместимое. Кроме того, книга-билингва дает возможность образованному читателю попрактиковаться в английском языке.
Тюрин — автор уникальный. Он присваивает огромное творческое наследие короля трагедии, пропускает через себя и выкладывается по полной, являя миру нечто качественно новое, никогда ранее не существовавшее. Столь значительных высот в обработке первоисточника достигают единицы. Думаю, в данном случае уместно сравнение лишь с Евгением Шварцем и Григорием Гориным. Хотя упомянутые авторы создавали свои произведения не в стихах, тогда как Тюрин, соблюдая метрические особенности белого стиха, выстраивает яркую современную пьесу.
Автора уже нет с нами, но, словно откуда-то свыше, спускаются к нам и тают в воздухе отчаянные строки: