Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

АЛЕКСЕЙ ПАВЛОВ


ГОРЫ? МОРЕ? ИЛИ ОБРЫВ?


За последние два десятилетия журнал “Наш современник” постоянно взращивал на своих страницах и делал известными читателю имена многих молодых поэтов, прозаиков, критиков и даже историков, на этом пути у жур¬нала были и победы, порой переходящие в поражения, если вспомнить лите¬ратурную судьбу Марины Струковой, Алексея Широкова, Андрея Писарева, Михаила Рыжакина, Вадима Штепы, Дмитрия Галковского, но были и несо¬мненные победы: Нина Карташева, Марина Шамсутдинова, Елизавета Сейдаметова, Василий Струж, Максим Ершов, Андрей Тимофеев, Ольга Кочнова... Но одной из самых ярких поэтических открытий “Нашего современника” ста¬ло имя поэтессы из Тамбова Марии Знобищевой, у которой недавно вышла новая книжечка стихотворений “По праву родства”. Мария Знобищева — поэт, не подвластный ни моде, ни конъюнктуре, ни соблазнам массовой культуры. Она живёт традиционными для русской поэзии вечными заветами, понимая что поэзия — это искусство изливать словами переживания сердца. Стихи Ма¬рии Знобищевой дают читателю возможность прочувствовать непростую судь¬бу молодого автора. Бесспорный талант дан ей свыше — способность выра¬зить переживания, в наш непростой век прожитые, но не высказанные многи¬ми. Порой её стихи привлекают скрытой мощью чувств, замкнутых в трепещу¬щую от напряжения форму:

Кто выдумал, что дни — стояли,
Когда, широкие, вразлёт,
Они вращались по спирали
И ликованием вбирали
Грозу, и воздух, и восход?!
...И вот, когда терпеть уже нельзя,
Сорвётся сердце вслед за этим шквалом —
Всем небом, опрокинутым в глаза,
И поездом — по сумасшедшим шпалам, —

то по-русски дышат есенинским воздухом:

— А что юность обронена —
Всё невечно... — о них не жалей...
Я подумала: родина
Начинается с этих полей...

Цитируя последние строчки этого стиха, я позволю себе от них оттолк¬нуться, поскольку (переосмысливая) именно с “полей” стоит начать рассуж¬дения об остальных особенностях поэзии Марии Знобищевой. С “полей”, на которых с неуловимой скоростью произрастают настроение, размышления и сердечные переживания читателя, впервые прикоснувшегося к стихам прежде незнакомого автора. Поэт, принимая сердцем видимый мир вокруг, пропускает ощущения насквозь, как свет проходит через стекло — цветное, прозрачное или замутнённое, — и испытывает потребность поделиться тем, что испытал и пропустил через себя, передать — кому? Тому, кто прочитает. Стих соприкасается с чувственным восприятием читателя и в его воображении принимает новую форму.

У сердца много жизней. Помнишь, было
Оно пичужкою короткокрылой,
Стучало в окна — солнечно, спроста,
Садилось смело на руку любую,
И под стрехой пережидало бурю,
И думало, что это высота.
...А после словно вдруг отяжелел
И жалостью звериной заболело...
...И если есть надежда возвратиться,
То вряд ли человеком, зверем, птицей —
Косым лучом сквозь листья и слова.
Лучом, растущим вопреки законам...

Мы видим откровение, в котором одно за другим: мечтательность, тоска по родине, жалость, и надежда, “если она есть”, на чудо. Нас волнуют те спо¬собы, которыми Мария Знобищева выражает мысли и чувства, образы и ме¬тафоры, стиль и слог, то гладкий, то излагательно-твёрдый.

Даже слово “люблю” стало требовать согласованья.
Я его не скажу. Я не буду его называть.
Скажешь это мужчине — и он позовёт на свиданье,
Скажешь женщине — станет и вовсе тебя избегать.

Давайте на минуту задержим своё внимание на стиле, который, перекли¬каясь с мотивами классиков русской поэзии XX века, содержит в себе обра¬зы современности, и эти две крайности не противоречат друг другу, сливаясь в одно целое:

Здесь сосны дышат в полный рост,
Но выше — этажи.
Набрать в саду охапку звёзд —
И можно долго жить.

Такая широта придаёт стихам Марии гармоничность, важную для слуха и восприятия. Такие стихи, с их ненавязчивой оригинальностью, хочется чи¬тать. Воображение читателя сразу вливается в поток чувств автора, рисует об¬разы, черпая их из смысловой наполненности стиха. Бесспорно, что это од¬на из ярких черт таланта Марии Знобищевой.
Много внимания в произведениях молодой поэтессы уделено прошедше¬му, как личному, так и прошлому, как образу, присущему всему, что времен¬но. Воспоминания почти “постоянная величина” в сюжетах её стихов, и это прошлое у неё воспринимается как счастье. В этом прошлом летящие крылья, наивность детства, руки любимых людей, ещё не покинувших мир, и чистота высокого ясного неба:

А небо — большое, как в детстве душа,
И можно смотреть в него нежно и долго.
И если луна — это ёлочный шар,
Какая, наверно, огромная ёлка...

Настоящее же прочно связано с внутренними и жизненными переменами, и отгорожено от этого прошлого как бы стеной с небольшим оконцем:

Её не увидишь ни над потолком,
Ни с райских высот, ни с космической дрожи,
— А только вот так: из-под ёлки, тайком,
Колючее кружево чувствуя кожей.

Эта хронология необратимых перемен несет в себе новые образы, уже на¬стоящего, как следствия прошлого:

Так вот... Как жаль оттуда уезжать
В какой-нибудь другой, прекрасный город...

Поэтесса рисует “мир во времени”, стремясь к искренности без фальши, в котором читатель встречает трогательную грусть российских просторов, об¬разы древней Руси, с поэтично-бытовой печалью, уходящие поезда, и беско¬нечные прощания — с детством, родными, покидающими родину русскими, с крыльями, которые ломаются, и временными утешениями, приходящими ненадолго. Здесь хотелось бы обратить внимание на то, что пройдя через разнообразную осень, горы, поля, вокзалы, мирные дворы “за психиатриче¬ской больницей”, через фольклорную древность и прочную современность, в конце сборника, “с тоской какою-то исконной” мы оказываемся на кладби¬ще, снова посещая потери прошлого, где “Любовь и память пишут свой пост¬скриптум”. И хотя читаем здесь прекрасные слова:

Как будто для Невидимого Града
Сзывает новых жителей Господь —

общая эмоциональная картина меняется. Невольно вспоминаются их многие хрестоматийные примеры из русской классики.
Представляя пройденный по книге путь, я, пожалуй, скажу заголовком Тол¬стого: “детство, отрочество...” Какой же мы хотим видеть “юность” или, воз¬можно, “зрелость”? Я не просто вспоминаю классиков русской литературы, ведь в их произведениях печаль и грусть не сопряжены с обречённостью:

...но я знаю, есть радость в нём,
тем, кто листьев целует дождь
оттого, что тот старый клён
головой на меня похож.

(С. Есенин)

К сожалению, в сборнике “По праву родства” не хватает того просвета, который возбуждал бы желание жить, творить и любить несмотря ни на что. Хотелось бы видеть в талантливых стихах Марии Знобищевой радость, счас¬тье и надежду не только в прошлом, но и настоящем и будущем, а после осе¬ни — солнечную весну. Ведь в реальной жизни мы видим, кроме невзгод, и радость наших детей, играющих, скачущих и поющих, и людей, беззаветно любящих и любимых, и цветение природы под солнцем, в ясные дни, даю¬щие сердцу, казалось бы, беспричинную радость. Да. Есть прошлое. Есть на¬стоящее. Будет — будущее. Видимо, думая об этом, Знобищева спрашивает:

...Но — что за лесом: Горы? Море? Или обрыв?

А, может быть, там нечто большее:
“— Вера, Надежда, Любовь”, — как символы счастья, неподвластного жи¬тейским законам и приходящего в мир независимо от них, независимо от про¬шлого и настоящего.