***

Жизнь — пасхальная служба, но кто бы ни зван —
у неё нет ничего взамен.
Два времени — радости и слезам,
два языка — нектар и тлен,
чтобы, словно в крови вино,
зашумело древо,
как есть — одно…


***

…он только Бог — вы, что ли, спятили? —
меняясь в облике,
деревья полупредстоятели-
полуколодники,
у них — на веру что не приняли,
то не потеряно…

Клён уклоняется от имени —
он просто дерево.


***

прикосновенные друг другу
в ужасных снах
в жемчужных нитях
миры по трепетному кругу
проводит свет но сам не видит
и слепота его богата
и немота его кромешна
и лепта принята
и плата
не так важна как неизбежна
Звезда


Сергею Гандлевскому

твой косвенный свет надо всеми
судьбой на усадьбу похож
где в пепельно-ясной сирени
как дом инвалидов плывёшь

где может одной только целы
густой сединой в волосах
стоят на часах офицеры
на тёмных и светлых часах


***

горячо и неумело
совестью за страх
человеческое тело
пауза в словах

чтобы сгорбленный летами
перехожий стих
постоял под облаками
руки опустив


***

кто верен
трижды виноват
и в пыль состарен
и умирая жизни рад
что не оставил
ей ни бельмеса ни аза

его с порога
ежевечерние глаза
газета бога


***

там
за ларьками
лабухи курят веками

"сдох молодым"
смажут со щёк кулаками
радиодым

сквозь дождевые монеты
небо фонит
ангелы
                    флаги
                                лафеты
лифты в аид


***

Где музыка просеивает прах
и палачи представлены к медалям —
неравные во временах,
мы умираем,
                    но не пропадаем,
покуда держит руку на золе —
кто ни в одной легенде не замешан.
…История стоит на головне.
Поэзия — на пепле прогоревшем.


***

себастьяну в сон — за стрелой стрела
белая да чёрная поделом
белая догадливая была
пела как трофейный аккордеон
что един во многих "когда-нибудь"
чёрным перламутром зияет мир
божий, где летят себастьяну в грудь
за стрелой стрела

прощено
забудь
что ли, помирай уже, командир


***

мирской уступив клятве
из леса шагнув к людям

зверь дерево гнёт — вряд ли
стоймя умирать будем

земля под живот зверю
лежмя тяжелей вдвое

и горькую пить с нею
теперь уже все в доле


***

окну и лампе
письмо железом по золе

там ангел ангел
там двое с неба на земле
отсрочка будто
в их протокол занесена

всего на букву
для завершения письма


***

империя привыкла что одна
бросая в хлеборезку имена
тире ожоги взявшихся за гуж

нож-маятник её сегодня муж
и трогает заржавленный глаголь
зарежь
        вчера убит её король
за серые глаза и малый рост
империя в мозгах у мелюзги

любить
под неводами вперехлёст
подсаживая голос-алконост
на вечныя ни зги


***

жить
как не оглядываясь назад
в дождь переливает себя посуда

из горящего дома в железный сад
не берётся лестница ниоткуда

не даётся, колется тишь да гладь
как во тьме колосья переплетаешь

на могильном камне: если бы знать
на колыбели: теперь ты знаешь


***

Назавтра — кружево под снег
потянет узелок…

Едва ли долго на просвет
одна из позолот
темнела в ширину ножа,
а там и вся сошла,
всё отпустило

(чем душа
держалась и жила).

***

В тёмной книге — осина, и вереск,
и белесой зари недосып.
В нитяной аметистовый шелест
истончается птичий язык —

с кем-то лёгким у всех на подхвате
(лишь своё не успевшим успеть)
на простом языке благодати
объясняется смерть…


***

пар-туман о шести крылах
базар то ли острог
человек на всех парах
переступает порог
с лица за минуту обветшав
ничего не решив
там ему объявляет шах
музыка для больших
брат не святая сухая брют
она сама себе приют
понимай верхогляд
о чём деревья не поют
и звёзды не говорят


***

по мостику эха
где жизни не в пору
спадают и тонут

монах переходит подводную гору
(а думает — омут)

конец — где случится
слеза — где начало
трепещет бескрыло

монах понимает, что эха не стало
(но чувствует — было)