БОРИС ХЕРСОНСКИЙ
ПРЕДИСЛОВИЕ К КНИГЕ НАТАЛЬИ БЕЛЬЧЕНКО "РЕЧНАЯ МОЛИТВА" (В РУКОПИСИ)
Проточная вода
Наталья Бельченко живет в Киеве и пишет стихи на русском языке. Иными словами, она находится именно там, откуда ушло то самое "русское море", в котором, по словам Пушкина, должны были слиться славянские ручьи.
Однако живая речь не уходит вместе с государственными границами.
И поэтическая речь – индикатор живой жизни языка, его способности к внутреннему развитию – не ушла с территории Украины.
Предполагается, что на месте ушедшего моря должны оставаться лиманы – в них вода застаивается, глубина невелика, постепенно жизнь уходит из этих мест. Такова судьба русского языка во многих постсоветских странах: язык поэтов и философов расплачивается за то, что на этом же языке говорили чиновники. Но в Украине, в Киеве этого не произошло, и книга Натальи Бельченко – прямое тому подтверждение. И даже основная метафора этой книги – река, проточная вода – противостоит идее застоя и обмельчания.
Если, как писал Бродский, человек хоть отчасти есть то, что он видит, то Наталье повезло – прекрасный город на холмах, древние храмы. Река, по которой сплавляли языческих идолов, воды, в которых крестилась Русь, еще не знавшая того, что она может быть великой, малой, белой... И духовное значение Днепра (второго Иордана) является подтекстом книги Бельченко. Молитва, оказывается, может быть речной, и тут вместе со словом "река" звучит и иной корень – "речь".
Ковш упал под Иерусалимом
В Иордан – и Киевом плывет:
По подземным речищам незримым,
Лишь ему известным током вод.
Слияние Иерусалима и Киева, молитвы и плотской, женской любви – это читается в поэтической книге, женской книге – думаю, что в оценке стихов упоминание о гендере еще не стало запретным.
В забытой неслучайно лодке
Когда-нибудь, как схлынет зной,
Сойдутся наши две щепотки,
Перекрестив покой речной...
Эти строки – не о церковной службе, крестное знамение тут – знак любви, и поцелуи, о которых идет речь дальше, – не смиренные поцелуи при встрече на пороге церкви. Это о любви – вдвоем, о жизни – вдвоем, с любимым человеком, с любимым городом. Даже дерево в стихах Бельченко имеет сходство с беременной женщиной (нечто похожее было у Вознесенского когда-то). Все чревато жизнью, беременностью, рождением, вторым рождением. В стихах Натальи плоть мыслит, постигает то, что нельзя выразить словом.
Додумать губами и прочим
Все смыслы, которых не знал
Ты – черессловесных обочин
Искавший края маргинал.
Книга и плоть сливаются, пальцы превращаются в закладки, ритм сердца диктует ритм стиха.
Христианские мотивы сочетаются в книге Бельченко с языческими, античность здесь мирно соседствует с праславянскими богами, здесь и пейзажная лирика, и отзвуки живописи друзей (стихотворение "На выставке Ройтбурда"). Однако разнообразие и эклектичность здесь кажущиеся: эту небольшую книжку отличает удивительное тематическое единство, строки текут в одном русле, как и подобает проточным водам.
На первый взгляд, поэтика Бельченко достаточно проста – Наталью легко можно поместить в лагерь традиционалистов: приверженность классическим ритмам русского стиха, катрены, даже строки с заглавной буквы и знаки препинания на местах – ну как же в такую форму впустить дыхание современности?
Но мы читаем стихи – и понимает, что традиционализм тут кажущийся. Смелые метафоры, реже – измененный синтаксис, любовь к неологизмам (оговоримся – Наталья не злоупотребляет этими приемами), вот что делает ее стих современным. Традиция ломается, и из разлома вырастает нечто новое.
Примеры настолько многочисленны, что нет нужды их перечислять. Но особо следует упомняуть о нестандартных прилагательных, которых так много в ее стихах, в то время когда очень многие отказываются от прилагательных как таковых.
Это очень лиричная, очень сердечная и совсем не простая книжка. Прочтем ее до конца.
Ноябрь 2009 года
Однако живая речь не уходит вместе с государственными границами.
И поэтическая речь – индикатор живой жизни языка, его способности к внутреннему развитию – не ушла с территории Украины.
Предполагается, что на месте ушедшего моря должны оставаться лиманы – в них вода застаивается, глубина невелика, постепенно жизнь уходит из этих мест. Такова судьба русского языка во многих постсоветских странах: язык поэтов и философов расплачивается за то, что на этом же языке говорили чиновники. Но в Украине, в Киеве этого не произошло, и книга Натальи Бельченко – прямое тому подтверждение. И даже основная метафора этой книги – река, проточная вода – противостоит идее застоя и обмельчания.
Если, как писал Бродский, человек хоть отчасти есть то, что он видит, то Наталье повезло – прекрасный город на холмах, древние храмы. Река, по которой сплавляли языческих идолов, воды, в которых крестилась Русь, еще не знавшая того, что она может быть великой, малой, белой... И духовное значение Днепра (второго Иордана) является подтекстом книги Бельченко. Молитва, оказывается, может быть речной, и тут вместе со словом "река" звучит и иной корень – "речь".
Ковш упал под Иерусалимом
В Иордан – и Киевом плывет:
По подземным речищам незримым,
Лишь ему известным током вод.
Слияние Иерусалима и Киева, молитвы и плотской, женской любви – это читается в поэтической книге, женской книге – думаю, что в оценке стихов упоминание о гендере еще не стало запретным.
В забытой неслучайно лодке
Когда-нибудь, как схлынет зной,
Сойдутся наши две щепотки,
Перекрестив покой речной...
Эти строки – не о церковной службе, крестное знамение тут – знак любви, и поцелуи, о которых идет речь дальше, – не смиренные поцелуи при встрече на пороге церкви. Это о любви – вдвоем, о жизни – вдвоем, с любимым человеком, с любимым городом. Даже дерево в стихах Бельченко имеет сходство с беременной женщиной (нечто похожее было у Вознесенского когда-то). Все чревато жизнью, беременностью, рождением, вторым рождением. В стихах Натальи плоть мыслит, постигает то, что нельзя выразить словом.
Додумать губами и прочим
Все смыслы, которых не знал
Ты – черессловесных обочин
Искавший края маргинал.
Книга и плоть сливаются, пальцы превращаются в закладки, ритм сердца диктует ритм стиха.
Христианские мотивы сочетаются в книге Бельченко с языческими, античность здесь мирно соседствует с праславянскими богами, здесь и пейзажная лирика, и отзвуки живописи друзей (стихотворение "На выставке Ройтбурда"). Однако разнообразие и эклектичность здесь кажущиеся: эту небольшую книжку отличает удивительное тематическое единство, строки текут в одном русле, как и подобает проточным водам.
На первый взгляд, поэтика Бельченко достаточно проста – Наталью легко можно поместить в лагерь традиционалистов: приверженность классическим ритмам русского стиха, катрены, даже строки с заглавной буквы и знаки препинания на местах – ну как же в такую форму впустить дыхание современности?
Но мы читаем стихи – и понимает, что традиционализм тут кажущийся. Смелые метафоры, реже – измененный синтаксис, любовь к неологизмам (оговоримся – Наталья не злоупотребляет этими приемами), вот что делает ее стих современным. Традиция ломается, и из разлома вырастает нечто новое.
Примеры настолько многочисленны, что нет нужды их перечислять. Но особо следует упомняуть о нестандартных прилагательных, которых так много в ее стихах, в то время когда очень многие отказываются от прилагательных как таковых.
Это очень лиричная, очень сердечная и совсем не простая книжка. Прочтем ее до конца.
Ноябрь 2009 года