Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»



АННА РЕВЯКИНА



ЧУДЕСА ПОЯВЛЯЮТСЯ БЛИЖЕ К УТРУ


***

Чудеса зарождаются не в решете,
а где-то в районе малого таза.
Выписывают кульбиты, примеряют души и строят планы.
– Я обязательно появлюсь, первое, что скажу: "Мother".
Может быть: "Mutter", а может быть, русское: "Мама".
Для этих чудес готовят рюши, комнаты и имена предков,
хотя они согласны случаться
без всех этих взрослых странностей.
Маленькие, проворные, встречающиеся клетки –
решение проблем вечности и одинокой старости.
Чудеса появляются ближе к утру,
нарушая тикающую тишину,
открывают глаза впервые под яркой лампой,
не щурясь даже.
Ещё помнят, как Он ласково трепал по затылку:
"Я провожу!"
– А как меня назовут?
– Мама вчера настаивала, что Сашей.
Чудеса остаются с нами, целуют в ухо мокро и горячо,
болтают вздор, ногами болтают
на стуле высоком, не падая.
А вечером устало ложатся щекой на грудь или на плечо
и просят долго рассказывать, где начинается радуга.


***

У мамы Анны два сына – Иосиф и Александр.

Первенец в честь курчавого арапчонка,
тростью по мостовой – ямбы.
Любит кинжальное и гладкоствольное,
боится блондинов и поседевших рано.*
Маленький Сашенька всюду за юбкой
нянькиной. Так и привык волочиться.
Наряжается – идеальной глубины шлица,
мягкий шарф, кажется, как придётся,
на деле же идеально выверено.
Кудрявому мальчику быть настигнутым –
киноварь для блузы батистовой.
The second boy – в честь великого портретиста,
изгнанного из круга.
В кильватере его судна – суд, беременная подруга
и занавесь подожжённая всегдашнего посвящения –
Морскому Безумию.
Морская Болезнь – истощение.**
Четверть века любить одну и ту же русалку,
приходить умирать на один и тот же остров.

Нараспев разговаривает Иосиф
и пишет ничуть не хуже первого сына.
Из далекой Америки письма для Анны:
"Мама, у нас здесь много воды,
безо всякой посуды. Как твоя простуда?
Мама, я для них всегда буду иноверцем.
Страдаю сердцем и себя выкуриваю из себя же,
так же, как меня выкуривали, отсекали лишним".

У Анны два сына – Иосиф и Александр –
зачитанные мальчишки.

_______

* Кофейная гадальщица немка Александра Кирхгоф за два десятилетия до трагедии, оборвавшей жизнь великого русского поэта, предсказала ему смерть от белой головы. На тридцать седьмом году жизни Александр Сергеевич встретился с Дантесом, который носил белый мундир и был белокур от рождения.  Продолжение истории вы знаете.

** Значительная часть стихотворений Иосифа Бродского имеет посвящение М.Б. – Марине Басмановой.


***

Мальчик, согнувшись над словарём
с неподъёмными, английскими словами,
управляет невидимым кораблём
с бирюзовыми парусами.
Ветер развевает его волосы – ржаные,
пахнущие йодом и пылью,
треплет щёки, в полотнищах крыльев
шепчет на легко-дающемся-всем-мальчикам языке.
О пиратах, бурях, сокровищах, странствиях.
Мальчик-паинька, сидит смирно, честно водит
по буквам пальчиком.
И учит ненавистный, взрослыми общепризнанный.
– Мамочка, спроси меня, как это будет на капитанском.
Мамочка, не ругай за плохо выученный английский.



***

Телефонная будка на краю улицы,
бегали баловаться наугад,
от геройства жмуриться.
Отвечает, как правило, тот, кто не виноват.
А я прячу глаза – огромные пуговицы аниме.
Анемичная девочка: разбито колено, угольное каре.
Голубое платье старшей давно сестры –
богини! Её же серьги – пластмассовые шары.
Убегаю навстречу бабушке, возвращаюсь –
в подоле первые вишни.
Бабушка вслед: "Раскосая, моя хорошая,
как бы чего не вышло!"
А я такая загорело-медовая, угловатая,
в сентябре девять.
На тонких плечиках родинки, перламутровые ногтики.
Жёлтые лодки-качели в небо
высоко взлетают, тает лето, в мороженом подбородок.
Все стороны света открыты настежь.
– Пойдём купаться?
Мальчики – белозубое воинство!
Пигмейского роста…
День не должен заканчиваться, всегда начинаться,
свет стекает за горизонт в семь двадцать.
И вспыхивает наутро, растекается,
как блины к завтраку на сковороде.
– Просыпайся!
Бабушка ласково гладит шершавыми пальцами по спине.


***

Я тебе не тычу под нос свою непохожесть,
не сую в карман, под локоть, в ладошку пальцы.
Ты – бессонный допинг земных страдальцев,
амплитуда крупной коленной дрожи.
Ты – мой самый строгий экзаменатор,
надсекаешь воду: "О чём ты пишешь?"
У тебя такие глаза, мальчишка.
У меня из сердца конгломераты,
обобщённость точных теорий боли.
Я стихи читаю трём сотням хмурых –
вся сумбурность мыслей под страхом пули
из точёных линий, ворсинок фальши.
Я пишу стихи для тебя, не дальше!
Не одобришь – пепел, одобришь – сборник.
Из кругов во мне нарастают волны
от твоих камней, близорукий мальчик.


***

– Ма, не буди!
Овсянка и чай с вареньем остынут пусть.
Жёлтые бигуди – солнышки воскресений.
За окном снег и его скрижальный хруст.
Тостер звонит, кран льёт воду холодную.
В ванной всё слишком белое, однородное.
Как эта зима без оттепелей – односложная зима;
наитупейшим скальпелем водит по коже,
выступает хранителем,
универсальным сгибателем в позу зародыша.
Чуть дышать, чуть двигаться, чуть любить.
Парочкой хромосом, не впавших в кому.
И легонечко так кровить,
чтоб излишки слить…
У зимы ядрёные идиомы.
Без шелухи, саморезами в шейные позвонки,
в горло, в запястья, в голени.
Дни тесны, как мои виски.
– Мамочка, не буди! До полдника.


***

Между креслом и стулом – лава.
Сыновья, заливаясь дружно,
устроили переправу.
Уже сорок минут, как дружат.
Пол скрипящий их жаром лижет,
пыль вокруг вековая вьётся,
в ней пружинящие мальчишки.
– Тише, бабушка вдруг проснётся.
Два угла уже плачут просом,
и ремень подползает коброй.
У них будет протечка носом.
Мы разделимся: злой и добрый.
И накажем обоих вместе:
– Ты за дело, а ты за брата!
Они выглядят в гулком детстве,
как нашкодившие котята.
От площадки и до рогатки –
всё невинно и всё виновно.
Их курносые в детстве пятки
скоро станут черствы и ровны…


***

Идеальный сын – это всё-таки дочь.
Поиграет в посудку, мелки толочь –
будет вкусно в пластмассе варить супы.
На запястье браслеты из найденной чепухи.
Куклу в клетчатом платье выведет погулять.
Идеальный сын – это дочка, которой пять.
Не боится ничуть щекотки и темноты,
может ляпнуть гостю: "Хороший ты!"
Засмеяться, увидев бабочку и щенка.
Расплатившись купюрой сорванного листа
за колечко из проволоки и брошь,
закатить глаза: "Слишком дорого отдаёшь!"
Заменить на пуговки взгляд фиолетовому коту,
заменила бы и настоящему – на слепоту.
Чтобы точно понять устройство чужих планет.
Идеальный сын – это дочь в восемнадцать лет.
Из безделиц складывается наряд,
про неё то бездельница, то красавица говорят.
Кислород из воздуха вышел в дождь.
Добротой ли плавят людскую злость?
По ночам на пяльцах – арпеджио для иглы.
Идеальный сын – это дочь и её стихи.