Глава XII

Ненавидеть по-флорентийски, или Несколько серьёзных поводов для вражды

Как известно, от любви до ненависти один шаг. Впрочем, чтобы ненавидеть, можно обойтись и без любви, достаточно зависти, а её во Флоренции хватало на всех и с избытком. Можно даже сказать, что зависть висела в воздухе и провоцировала граждан республики на очень некрасивые, с нашей точки зрения, поступки. Например, на доносы, которые были просто-напросто узаконены властями и всячески приветствовались ими. Флорентийцы старались угодить избранникам народа и друг другу, поставляя общественности соблазнительные гадости о ближних, а если речь шла о коррупции и взятках чиновников, то случалась и прямая выгода. Виновника сажали в тюрьму, иногда казнили, а чаще высылали, конфискуя его имущество.
Практически все известные флорентийские семьи рано или поздно пострадали от завистливых наветов. Заговоры и убийства тоже были в ходу. Чего стоит попытка семейки Пацци избавиться от заклятых врагов Медичи, которым, справедливости ради надо сказать, все завидовали и которых все ненавидели. Особенно этим отличались в XV веке кланы, поделившие Флоренцию на семейные зоны влияния. Кроме вышеупомянутых Пацци в их число входили и Строцци.
Как и Медичи, Строцци принадлежали к сословию self-made men›ов из пополанов, то есть из горожан. Горожан не простых, а очень активных, как в экономической области, так и в политической. И те и другие занимались банковской деятельностью, и весьма успешно. В какой-то момент Строцци стали, возможно, самой богатой семьёй в городе (если не принимать в расчёт флорентийское ноу-хау – двойную бухгалтерию). Например, записи регистра принудительного кредитования города свидетельствуют о том, что в 1343 году Медичи ссудили Флоренции 304 флорина, а Строцци пришлось выложить 2063 флорина.
Вместе с деньгами росли и амбиции двух семей. Благодаря прочной экономической базе Строцци получали звания, чины, должности и позволяли себе быть меценатами. То же самое происходило и с Медичи. Кланы ревниво следили за успехами друг друга, не демонстрируя слишком явно возрастающую неприязнь и зависть. Однако однажды соперничество семей переросло в открытое противостояние. Палла Строцци не смог спокойно смотреть, как Козимо Медичи деньгами и хитростью захватывал власть в городе. Палла не захотел заключать с Козимо союз, что означало бы признание превосходства Медичи над семьёй Строцци. Вместо этого Палла, по словам Никколо Макиавелли, "человек мирный, полный кротости и доброжелательства, более способный к занятиям словесностью, чем к руководству партией или сопротивлению в общественных распрях", примкнул к мессеру Ринальдо Альбицци. Совместными усилиями они добились изгнания семьи Медичи и их сторонников из Флоренции.
Первая ссылка Медичи продлилась недолго. Из "Истории Флоренции" того же Макиавелли мы узнаём, что "...синьория собрала народное собрание и учредила новую балию, а та, едва собравшись, постановила вернуть Козимо и всех изгнанных вместе с ним. Из враждебной партии она приговорила к изгнанию мессера Ринальдо Альбицци, Ридольфо Перуцци, Никколо Барбадоро, мессера Палла Строцци и ещё столько других граждан, что мало было городов в Италии, где не обосновались бы флорентийские изгнанники..."
Получается, что Козимо, характеризуемый всё тем же Макиавелли как "человек, полный исключительной рассудительности... беспредельно щедрый... благожелательный к людям", который "...никогда не предпринимал ничего ни против гвельфской партии, ни против государства", лично не имел никакого отношения к высылке Палла Строцци из Флоренции. Почти тридцать лет, до самой смерти, противник Козимо провёл за пределами любимого города.
За долгие годы изгнания Палла сделал много хорошего, и очень жаль, что его добрые дела обошли стороной Флорентийскую республику. Всё досталось Падуе, где Палла поселился, где продолжал научные занятия, переводил греческих авторов на латинский язык и слыл эрудитом и эллинистом. Он не жалел средств для поддержания учёных, открывал школы, собирал древние рукописи. В общем, он тратил свои кровные флорины на процветание науки и литературы. Кстати, среди потомков Палла время от времени появлялись поэты, писатели и даже художники, но они мало кому известны сегодня.
Некоторые авторы книг о Флоренции высказывают мнение, что Козимо завидовал научной репутации Палла и именно поэтому не разрешал сопернику вернуться в родные пенаты. Вполне вероятно, что так и было. Во всяком случае, только после смерти Козимо Старшего наследникам Палла наконец удалось вновь обрести родину, и они начали рьяно навёрстывать упущенное.
Сын опального Строцци – Филиппо, скупив в центре города земельные участки, развернул грандиозное строительство. Он надеялся с помощью великолепной постройки восстановить положение семьи и утереть нос не только Медичи, но и всем остальным богатеньким и знатненьким кланам города-государства. Филиппо Строцци не разделял мудрых взглядов старика Козимо, который "...хорошо понимал, что роскошь, постоянно выставляемая напоказ, порождает в людях большую зависть, чем настоящее богатство". Он сделал всё возможное, чтобы вызвать и разжечь в обществе это низменное чувство: "Пусть все смотрят и завидуют – у нас самый большой и роскошный дворец".
До завершения работ Филиппо не дожил. Только в следующем веке, через 15 лет после его смерти, сын смог вселиться в палаццо, в этот идеальный образчик архитектуры эпохи Возрождения. Счастливый обладатель сей достопримечательности Джамбаттиста Строцци по прозвищу Филиппо Младший добился в жизни многого и всё потерял, переоценив свои возможности в борьбе с ненавистными Медичи. Он недооценил храброго и расчётливого врага Козимо I. Собственно говоря, он сам спровоцировал молодого герцога Медичи на крайние меры.
Никто не мешал Джамбаттисте жить и радоваться. Ему удалось до чрезвычайности укрепить финансовые позиции семьи. Banco Strozzi давал кредиты и папе римскому, и королям Европы. Он прозорливо женился на девушке с приданым из семьи Медичи, но тут случилось досадное для всех флорентийцев событие – к власти пришёл очень неприятный незаконнорождённый темнокожий полукровка Алессандро Медичи. Новый правитель Флоренции не глянулся Филиппо Младшему, и он немедленно превратился в одного из самых ярых его противников. Убийство тирана Алессандро могло бы смягчить позицию Джамбаттисты. Ан нет, юный герцог Козимо I тоже ему не понравился. Строцци собрал армию и двинулся на Флоренцию. Зря он это сделал. Представитель младшей ветви Медичи оказался бравым военачальником и наголову разбил противника. Филиппо был пленён, помещён в тюрьму, где его либо убили, либо он покончил с собой. Вместе с ним прекратил существование и его процветающий банкирский дом.
Детки Джамбаттисты – Филиппо Младшего поклялись отомстить за отца и бежали во Францию, где поступили на службу к королю и сделали блестящую карьеру. Старший сын Пьетро Строцци дослужился до маршала Франции, а младший Леон пребывал послом королевства франков в Италии, успешно шпионил и плёл интриги. Оба Строцци попытались одолеть Козимо I под Сиеной, но проиграли.
Новые поколения Строцци помирились с Медичи и вернулись во Флоренцию. В XVII веке их дворец превратился в шикарный салон. В палаццо проходили балы и приёмы, а также заседала знаменитая Академия делла Круска. Можно было бы предположить, что XVIII век поставил точку в конфликте двух флорентийских кланов, ибо со смертью Жан-Гастона и его сестры род Медичи прекратил своё существование, а Строцци продолжали жить и размножаться вплоть до 1907 года, когда умер Пьеро – последний прямой потомок по мужской линии. Теперь-то уж точно наступил конец всем разногласиям. Так, да не совсем...
Уже несколько лет мы останавливаемся в палаццо Торнабуони, которое в упор смотрит фасадными окнами четырёх своих этажей на массивный дворец Строцци, проданный в 1937 году Национальной страховой компании, которая в 1999 году уступила его государству, а то, в свою очередь, передало здание в концессию муниципалитету Флоренции. В настоящий момент деятельностью дворца управляет специально созданный фонд. И фонд, и палаццо служат верой и правдой всему человечеству, тянущемуся к знаниям и культуре. Здесь проходят интереснейшие выставки, по средам музей функционирует до позднего вечера. В мрачноватом каменном внутреннем дворе утомлённые искусством туристы, расположившись в кафе, заедают и запивают свои впечатления, а в сувенирном магазинчике закупаются забавными дизайнерскими штучками на память о посещении. Я стараюсь не пропускать ни одной новой экспозиции, захаживаю за сувенирами и регулярно одариваю друзей креативными безделушками. Как-то я даже познакомилась с управляющим фондом музея Строцци, который оказался не флорентийцем, но вёл себя точно так, как если бы был потомственным жителем тосканской столицы, то есть был самоуверен, категоричен и хвастлив. Впрочем, такие пустяки не могли помешать мне относиться с огромным уважением к выдающемуся памятнику эпохи Возрождения и к кропотливой работе простых флорентийских искусствоведов.
Не знаю, как сильно Строцци переживали утрату семейной архитектурной реликвии, но думаю, что сегодня содержание прожорливого гиганта легло бы непосильным материальным бременем на плечи Джироламо Строцци-Гуиччардини принца ди Форано.
В течение веков Строцци и Гуиччардини неоднократно связывали себя узами крови. Знаменитый историк и философ Никколо Макиавелли (мне доставляет удовольствие его цитировать) начинал свою блестящую карьеру у Франческо Гуиччардини, который и сам с удовольствием описал события 1494–1532 годов в "Истории Италии". Некоторые Гуиччардини, в отличие от Строцци, не брезговали службой у Медичи.
В XVII веке представители семьи Строцци-Гуиччардини породнились с влиятельным английским родом Мальборо, который через два столетия подарил всему честному миру бесподобного Уинстона Черчилля. Небезызвестная загадочная "Мона Лиза" кисти Леонардо да Винчи, она же Лиза Герардини дель Джокондо, также состояла в родстве со Строцци-Гуиччардини.
В начале XX века ещё один Франческо Гуиччардини служил верой и правдой Флоренции в качестве мэра. Он продолжил семейную традицию и вступил в брак с Луизой Строцци. Будучи одно время министром сельского хозяйства королевства Италии и поднабравшись опыта, Франческо привёл в образцовый порядок родовое поместье Кузона, что расположено близ города Сан-Джиминьяно. Первое упоминание о хозяйстве Кузона датируется 994 годом, а в собственность семьи оно перешло в 1524 году, когда граф Жироламо Гуиччардини получил его в качестве приданого, женившись на Констанции Барди.
На холмах Кузоны произрастает дивный белый виноград сорта верначча, вино из которого упоминает Данте в "Божественной комедии". Это вино очень нравилось Микеланджело, а Лоренцо Медичи поставлял его папе римскому, который приходился ему родственником. Вы тоже, дорогой читатель, можете попробовать Vernaccia di San Gimignano, потому что оно продаётся по всему миру (если, конечно, не попало под санкции России в отношении Евросоюза).
Сегодня поместье Кузона принадлежит Джироламо Строцци Майорка Ренци принцу ди Форано. Строго говоря, до 1965 года Джироламо был всего лишь графом Гуиччардини, родившимся во Флоренции в 1938 году. Кстати, титул графа первым получил в 1416 году Пьеро Гуиччардини за заслуги перед императором Священной Римской империи. Ко всему прочему, он прекрасно справился с обязанностями папского посла в Болонье, Римини и Лукке. Титул принца Джироламо унаследовал от дяди – последнего Строцци, ведущего род от Лоренцо Франческо Строцци, женившегося в конце XVI века на дальней кузине Терезе Строцци и получившего в 1722 году титул принца ди Форано. Бездетный дядя оставил всё-всё-всё племяннику с условием, чтобы он поменял фамилию Гуиччардини на Строцци Майорка Ренци принц ди Форано, что тот незамедлительно и исполнил.
В настоящее время "всевышней волею Зевеса наследник всех своих родных" проживает в скромном палаццо в непосредственной близи от колоссального дворца Питти. Честно признаюсь, мне очень хотелось познакомиться с потомком великой фамилии Строцци и хоть одним глазком посмотреть, как сегодня живётся тому, чьи предки противостояли всемогущим Медичи. И такая возможность мне представилась, за что спасибо Русскому музею Санкт-Петербурга, которому после долгих переговоров удалось организовать во Флоренции прекрасную выставку русского искусства. Моё многолетнее членство в попечительском совете ежегодного фестиваля "Императорские сады России" в Михайловском саду Северной Пальмиры было вознаграждено приглашениями на вернисаж и на последовавший за ним праздничный обед в резиденции семьи Строцци на улице имени ближайших родственников Гуиччардини.
Принц Строцци оказался приятным и не очень молодым человеком с породисто-¬аристократическим лицом. Уже несколько лет как он отошёл от дел, передав управление компанией по производству вина дочерям Наталье и Ирине. Вся женская часть семьи прекрасно говорит по-русски, потому что жена Джироламо Ирина Райне, хоть и родилась во Франции, унаследовала от матери любовь к покинутой после революции родине и русской культуре.
Многие знаменитые флорентийские семьи сегодня успешно делают вино и продают свою продукцию не только в Старом Свете, но и в Новом. Конечно, в прошлые века профессия винодела не считалась почётной среди торгово-финансовой "аристократии". И хотя времена меняются, предрассудки остаются. Подтверждение этому я получила в день открытия выставки Русского музея. Вернисажу предшествовала пресс-конференция, на которую, благодаря усилиям местных спонсоров, собралась верхушка флорентийского высшего общества. Не исключено, что обилие предложенного гостям шампанского сыграло положительную роль в появившихся на следующий день отзывах о мероприятии. Мне не терпелось найти подтверждение теории эволюции человеческого рода, выдвинутой учительницей начальных классов моего сына, которая частенько повторяла: "Ну и шо, что бабушка профэссор, на внучкэ-то природа отдохнула", – с чем я никогда не соглашалась.
Меня представили немолодой маркизе, даме в собольей накидке со следами былой привлекательности на лице и обилием золота-бриллиантов на шее, в ушах и на старческих ручках. Сославшись на намерение написать статью о великих семьях великой Флоренции, я поинтересовалась у маркизы, каково сегодня быть потомком знаменитых предков. Титулованная флорентийка неприязненно взглянула на меня (позже я поняла, что неприязнь относилась не столько к скромной персоне Алисы Даншох, сколько к последующим её высказываниям), ткнула пальцем в толпу и шипящим то ли от негодования, то ли от долгого курения голосом изрекла:
– Видите вон ту, в крашеной синей норке?
Я вежливо и утвердительно кивнула.
– Ну, так она из Фрискобальди. И чем она занимается?
Я всё так же вежливо и недоумённо пожала плечами.
Маркиза торжествующе и злорадно объявила смертный приговор соратнице по высшему обществу:
– Она торгует вином!
Если бы взгляд мог убить, то несчастная из рода Фрискобальди немедленно упала бы замертво. На всякий случай я изобразила потрясение, от словесной реакции меня избавило начало пресс-конференции.
Я благодарственно откланялась и, сев поодаль от искрящейся ненавистью дамы, задумалась над полученной информацией. Как странно, подавляющая часть флорентийской знати происходила из семей торговцев и банкиров, потом и кровью зарабатывавших состояние и власть. Титулы с аристократическими замашками пришли к ним значительно позже. Так что плохого в том, что они опять хотят заработать? Прости, чистоплюйка маркиза, я с тобой не согласна. Лучше вкалывать, чем вырождаться и злобствовать.
Дальнейшие события вечера показали, что во флорентийской действительности всё не так просто: можно и вкалывать, и злобствовать одновременно. После того как вернисажные гости отсмотрели выставленные шедевры, выразили вежливые восторги и удалились, счастливые обладатели праздничного обеденного приглашения перетекли в соседний дворец Строцци-Гуиччардини. Палаццо выглядел скромно и достойно. Живописные полотна отвлекали внимание окружающих от состояния жилого фонда, нуждающегося в косметическом ремонте. Огромная столовая радушно приняла сотню гостей, рассевшихся за празднично убранные столы. Несмотря на все усилия организаторов тщательно перемешать приглашённых, присутствующие с первого же взгляда безошибочно делились на "местных" и всех остальных. "Местные" обладали лицами людей, сошедших с полотен известных мастеров, выставленных в галерее Уффици. Современные причёски и одежда не могли скрыть бросающегося в глаза сходства. Это сходство притягивало меня как магнит. На стенах столовой висели многочисленные портреты, и мне казалось, что на них изображены некоторые из тех, кто сидел со мной за одним столом. Я думала о том, удобно ли будет расспросить хозяина, кем они ему приходятся, и решилась, когда наступило время обеденного финиша.
В конце трапезы всем предоставляется возможность размять ноги после долгого сидения, пообщаться с гостями, сидящими за другими столами, отхлебнуть из рюмки предложенного дижестива и, выразив признательность хозяевам за радушный приём, поставить подпись в книге посещений. Я сумела воспользоваться всеми привилегиями гостя. Мне удалось представиться Ферруччо Феррагамо – наследнику и управляющему модного дома Salvatore Ferragamo, лишний раз убедиться, что изготовленная даже в домашних условиях лимончелла не является моим любимым дижестивом, а самое главное – я смогла задать принцу Строцци вопрос про настенные портреты. Он как-то странно на меня посмотрел, отчего я почувствовала себя неуютно, примерно как Мальчик-с-пальчик при встрече с людоедом в сказке Шарля Перро. В его взгляде мелькнули и торжество, и кровожадность, и надменность беспощадного победителя. А затем с милой улыбкой, с которой никак не сочеталась убийственная ирония последующих слов, он произнёс:
– А-а, портреты в столовой... На одной стене – наши семейные, а на другой висят Медичи. Они все умерли, а мы всё ещё существуем. Пусть смотрят, как мы наслаждаемся жизнью!
От такого неожиданного ответа я внутренне так и ахнула. Какая изощрённая месть! Так ненавидеть могут только истинные флорентийцы. А может быть, принц пошутил? Ну, чисто по-флорентийски, ведь тосканцы обожают смеяться друг над другом.
Жаль, что мы не узнаем, как бы Медичи ответили Строцци на эту шутку.