***

На станциях,
Где нет тепла,
Базары—бабьи посиделки.
Как звон разбитого стекла,
Оркестров медные тарелки.
Ушли попутчики,
А я
В пустующем вагоне—дальше!
И снова кружатся поля,
Берёзы сирые И пашни.
Через туннели чёрных бед,
Через мосты размолвок мелких
К тебе я еду Сотни лет,
Но кто-то переводит стрелки.


Игра в войну

В пустых обугленных полях
Война оставила работы!..
А мы седлали, как телят,
Ободранные самолёты.
В войну играли.
И легко
В степи у глиняного дота,
Раскинув руки, как в кино,
Красиво падала "пехота".
Искали бабы по дворам
Детей, но из глухих укрытий
Им отвечала детвора:
Домой нельзя нам.
Мы—убиты.
Их воскрешала на заре
Живой водою кружка кваса.
А мне везло. Везло в игре—
Всегда живым я оставался.
И оттого в степной глуши
В ночном, холодном карауле
Я не заметил, как прошли
Сквозь грудь мою шальные пули.
Стреляли где-то соловьи,
Скрываясь средь лесных угодий,
Но раны вещие мои
С той ночи ноют к непогоде.


Шарманщик

В городе Туле в старинном посаде,
Не признавая тяжести лет,
Ворот рванув, умер добрый мой прадед.
Умер, а я появился на свет.
Скажут о нём: балагур и обманщик.
Скажут и следом забудут про всё...
У перекрёстка вечный шарманщик
Плачет и крутит своё колесо.
Лебедь летел и кричал ошалело.
Всё в этой жизни, знаю, не вдруг.
Видимо, новое горе приспело:
Умер отец, но родился мой внук.
Новые лебеди низко летели.
Острые крылья касались земли.
Матушку белые вьюги отпели,
А по весне внучку в дом принесли.
Что же теперь мне в бессмертье рядиться?
Вечность прекрасная мне не жена.
Если умру я и правнук родится,
Значит, Россия наша жива.
Скажут мне вслед: балагур и обманщик.
Скажут и тут же забудут про всё...
У перекрёстка вечный шарманщик
Плачет и крутит своё колесо.
Пролетала птица над селом.
Обронила белое перо.
Маховое белое перо.
На ладонях тёплый снег его.
Что ж ты, птица, песнь моя и плеть,
Не тебе ли за море лететь?..
Там птенцы, едва прольётся гром,
Будут мокнуть под твоим крылом. . .
Маховое белое перо.
На ладонях тёплый снег его.
Десять вёсен в солнце и зарю,
Словно в окна красные, смотрю.
Снова лебединая пора.
Как тебе живётся без пера?. .


Русская женщина

Чёрные вороны кружатся стаями.
Мёртвые воины спят изувечены.
Кто из груди вынул стрелы Мамаевы?
Русская женщина.
Русская женщина.
Верила солнцу и Богу молилася,
Зная, что в битве судьба переменчива.
Кто на войну обрядил новых витязей?
Русская женщина.
Русская женщина.
Есть под кольчугою тайна зашитая,
Чтоб не бросаться им в бой опрометчиво...
Тысячу лет у окна ждёт защитника
Русская женщина.
Русская женщина.
Вдовьими криками славим победы мы.
Кровное горе—не месть нам завещана.
Кто с пленным ворогом всех милосерднее?
Русская женщина.
Русская женщина.
Холмы разрыты, и косточки вымыты.
Выжжена память, и боги развенчаны.
В муках себя, как могла, сохранила ты,
Русская женщина.
Русская женщина.
Что ж ты глядишь на меня, ясноокая?
Ты же давно с моим другом обвенчана...
Но и в замужестве ты одинокая,
Русская женщина.
Русская женщина.


Станция Пустошка

Вблизи от станции Пустошка
Который век, который год
Стоит убогая сторожка.
В ней Дарья-беженка живёт.
Она от поезда отстала
С красноармейцем молодым,
Но счастлива, увы, не стала,
Всё в жизни—паровозный дым!..
И чуть заря—она хлопочет
У косогора над рекой,
Остановить свой поезд хочет
Дрожащей в мареве клюкой.
А поезда все мимо, мимо...
Но ей и это не беда.
Она давно уже забыла
Откуда ехала, куда.
И нет давно родного дома,
Что был сработан без прикрас.
Мне так лицо её знакомо,
Что слёзы сыплются из глаз.
У нас одно на свете горе,
Одни печаль и непокой:
Вся Русь стоит на косогоре
С воздетой к Господу рукой.
А поезда все мимо, мимо...
Но ей и это не беда.
Она давно уже забыла
Откуда ехала, куда. . .


***

О, колдовство девичьих рук.
Колени,
спрятанные пледом...
Я знал тебя.
Но мир вокруг,
таинственный,
мне был неведом.
И уносил
девятый вал
то в ад меня,
то в двери рая.
Я мир огромный
познавал,
тебя за далями теряя...
Ручей
с полей моих бежит.
В берёзах звень,
грачиный гомон.
Теперь мне мир принадлежит.
И только ты одна—другому.