Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Ольга СОКОЛОВА



ИГРА НА ВЫЖИВАНИЕ[1]


Опыт практической работы, который возник в результате поэтического обмена с кураторами французской стороны, в ходе проекта «Другое небо» и письменного диалога с писателем Дени Гроздановичем, позволили мне увидеть пусть и неполную, но достаточно неожиданную картину поэтической среды современной Франции, которая особенно интересна в сопоставлении с русской поэтической средой.
Современная  французская поэзия в России почти не издаётся. И всё же русский читатель мог познакомиться со стихами французских поэтов благодаря  вышедшей в 2003 году антологии французской поэзии 20 века, куда были включены стихи Бернара Ноэля, Филиппа Жакоте, Ива Бонфуа, Андре Дю Буше, Жака Дюпена, Пьера Дэно, Доминика Граммона, Жака Рубо. На страницах журнала “Октябрь” в 2007 году печатались стихотворения Жана-Мари Барно, Албан Желле, Жан-Пьера Симеона, Жан-Марка Дежана и Розали Лессар.
Жан Мари Барно и Альбан Желле – поэты, чьи стихи были опубликованы ещё и в рамках проекта «Другое небо», а Жан Пьер Симеон, художественный руководитель Поэтической ассоциации Le Printemps des Poètes выступил в проекте как организатор и эксперт[2].
Комментируя стихи русских и французских поэтов, опубликованные  на сайте Le Printemps des Poètes, Дени Грозданович написал о своём понимании поэзии, как таковой, и об умении говорить «о чудесной непрерывности самых неуловимых движений», без которой не существует стихотворения. Однако мне хотелось более детального разговора, поскольку речь шла о конкретных стихах. И вот здесь возник вопрос – какими словами обозначить эту «неуловимость движений»? Ведь выявление внешней смысловой связи происходит в ущерб внутренней, более тонкой, внесловесной. И эти невесомые вещи избегают обозначений, они рассеиваются в общей тайне слов.
Впрочем, о напрасности и недостаточности речи пишет и сам Грозданович, в эссе «Краткая апология словесной игры», которое было переведено Леонидом Немцевым и опубликовано в прошлом номере альманаха «Чёрные дыры букв»[3]. В ситуации, когда стихи пишутся не поэтом, а поэзией, а событием становится со-бытие, весь арсенал филологических возможностей как будто требует пересмотра, взывает к изобретению специального языка – единственного, который может совпасть с невозможной задачей определения стихотворения.
В процессе переписки стало очевидно, насколько сложно высказаться о стихотворении, не имея в арсенале общих понятий, конвенциальных договорённостей. И тут дело даже не в разнице языков, а в разнице поэтической среды и системы координат внутри этой среды.
Насколько различается эта среда во Франции и в России?
В одном из писем Дени Грозданович говорил о том, что «belles lettres», и, главным образом, поэзия, в последнее время претерпели существенные изменения. Как он полагает, во французской литературе сложилась своего рода мода на имена, как в мире prêt-à-porter есть мода на кутюрье. И таким образом, подобный текст превращается в один из способов интеллектуального надувательства. По мысли Гроздановича, вся эта игра в бисер, «faire du genre», лишённая духа поэзии, самим своим существованием вытесняет этот дух и утверждает подмену. Он полагает, что подобные «литературные кутюрье» разрушают целостность поэзии.
Из эссе «Краткая апология словесной игры» мы можем понять, что «внезапное молчание лорда Чандоса» исходит не из недоверия к языку, а из отвращения к языку понятий, абстракций и обобщений.
И опасность этого надувательства - не только в искусственности словесной игры, но и в особом способе высказывания, затрудняющего восприятие. По мнению Гроздановича, это тексты из того разряда, что могут вызвать расстройство языка несообразностью синтаксиса.
Дени Грозданович, говоря об интеллектуальном надувательстве читающей публики, имеет в виду отнюдь не новичков в поэтическом сообществе. Поскольку вредоносность текстуальной поэзии, о которой он пишет, распространена как раз в среде профессионалов,  где такая поэзия представляет собой удобный материал для написания статей и диссертаций. И эта умозрительность несёт в себе разрушительное для поэзии начало. Для Дени Гроздановича это не просто повод для рефлексии, а положение вещей, которому он объявил войну. Один из последних его текстов - не философское эссе, а памфлет в адрес известного французского поэта Рене Шара, чьё имя он связывает с разрушающим фактором современной поэзии.
По правде говоря, мне, в свою очередь, трудно оценить степень невежества французской читающей публики, и то, что под этим подразумевает Дени Грозданович. Боюсь, что французское «невежество» в любом случае имеет иное происхождение, нежели отечественное. Хотя бы потому, что идеологические спекуляции в области поэзии в России двадцатого века привели к имморализму, отвергающему всякое поэтическое высказывание, претендующее на концепцию мира, как целого. Таким образом, стихотворение, которое и есть «неуловимость непрерывных движений» в этом контексте - самим своим существованием угрожает «свободе поэзии» от каких бы то ни было «идей» (ибо целостность воспринимается именно как «идея»).
Меж тем в отечественных реалиях практически не встаёт вопроса о том, не является ли профанацией подход, при котором поэзия оказывается областью языковой технологии. Так или иначе, технологичность чаще всего трактуется как новаторство и разнообразие речевых практик.
Таким образом, в контексте технологичной поэзии вторичной является сама способность стиха быть откровением. Можно ли отнести подобную ситуацию к области невежества, или интеллектуального надувательства, как это делает Дени Грозданович? Вряд ли. Очевидно, что внутри  поэтических сообществ существуют свои правила, и в России среди такого рода «невежд» оказываются весьма преуспевающие на литературном поприще люди.
В письмах и при личной встрече Дени Грозданович говорил о том, что он «не удобен» для многих, но, так или иначе,  продолжает оставаться постоянным участником литературных клубов и вечеров, которые проходят в знаменитом литературном кафе де Флор.
Как может выглядеть полемика внутри поэтического сообщества в условиях российских реалий? Способна ли она быть открытой,  как это происходит во Франции? Или же разговоры о поэзии являются лишь предметом спекуляций  и подковёрной борьбы? Насколько далеко всё это может зайти, и дело ли поэтов участвовать в подобной борьбе?
Так или иначе, если внимательно читать эссе Гроздановича «Краткая апология словесной игры», становится понятны истоки такого несовместимого, казалось бы, с поэзией явления, как сатирические памфлеты в адрес поэтов.
Вместе с тем, если обратиться к истории французской литературы, можно заметить, что во Франции памфлеты вполне могли быть адресованы достаточно прославленным поэтам и писателям. Так, Борис Виан вывел в своём романе такого комического персонажа, как Жан Соль Партр, автора  произведения «Ничто и Нечто»[4]. В 1924 году был написан памфлет сюрреалистов «Труп» - на смерть Анатоля Франса, а спустя несколько лет памфлет с тем же названием сюрреалисты написали уже против самого основателя сюрреализма, Андре Бретона. Ну, а Поль Валери вообще почти никого не признавал в качестве литературных авторитетов, и даже в  своих официальных речах по случаю юбилея того или иного классика умудрялся представить его творчество таким двусмысленным образом, что эту речь весьма трудно было отнести к юбилейной.
Любопытно, что при всём при этом соперникам не удавалось уничтожить друг друга раз и навсегда, и все они, так или иначе, остались в  истории французской литературы.
Но вернёмся к эссе «Апология словесной игры». Комментируя отрывки из статей и писем Гофмансталя и лорда Чандоса  о невыразимости слов, Грозданович идёт дальше, обнаруживая за этой проблемой причины более глубокие, чем недостаточность речи.
Гофмансталь, наряду с высказыванием о том, что «слова – не из этого мира», и что они – «мир для себя», говорит и о «бесконечно сложной лжи эпохи» - лжи власти, лжи индивидов… лжи, «которая садится на нашу бедную жизнь, как мириады смертельно опасных мух». Внутри этого своеобразного общественного заговора вступает в силу закон, при котором человек – с каждой уступкой общественному мнению постепенно перестаёт быть самим собой. Для литераторов последствия этого положения вещей становятся особенно ощутимыми в силу герметичности литературного сообщества, недостаточности обратной связи и критических статей. Вместе с тем – каждый случай, когда поэт или литератор оказывается в ситуации кризиса - индивидуален. И в этом смысле весьма любопытны ремарки самого Гроздановича, где он высказывает предположения относительно кризиса двух вундеркиндов в области поэзии – Гофмансталя и Рембо. В кризисный период Гофмансталь продолжал оставаться в многоголосии городов, в то время как Рембо, в силу большего темперамента, предаётся странствиям. Дени Грозданович уточняет, что Артюр Рембо в своём неудержимом стремлении высказать жизнь обогнал самого себя. Его поэтическое дарование оказалось слишком бескомпромиссным, чтобы приобрести неизбежные в этом случае навыки поэтического ремесла, то есть, овладение формой, что, так или иначе, предполагает повторение.
Но это, конечно, не единственная ловушка, в эссе подробно прослеживаются все смысловые капканы, все невозможности договориться о понятиях в общем деле, о коллективных созданиях человеческого разума, несущих в себе внутреннюю дисгармонию.
Таким образом, рассогласование между словом и делом находит, по мнению Гроздановича, своё выражение в искусстве в момент упадка, когда болезненное развитие формального начала приобретает тираническую власть. Именно поэтому Дени Грозданович считает, что слова и дела должны быть приведены в соответствие не только в сфере отвлечённых рассуждений.
Вместе с тем, он пишет и о поэзии, как общем деле – единственном, что способно объединить. Упоминая о взаимопроникновении, о возможности поэтической общности, он цитирует Стендаля, призывающего «сомкнуть  ряды чувствительных душ», и говорит о передающейся от души к душе энергии поэтического слова.
Попытки высказывания происходят на пересечении этих парадигм. При этом сами тексты и то, как они воспринимаются в литературной среде – предмет особого анализа. Так, на фестивале «Центр Весны», который прошёл этой весной в Саратове, один из поэтов высказал интересную мысль о том, что «поэт создаёт смыслы, но он не волен производить среду, где эти смыслы раскрываются до конца. Это задача критики». В самом деле, литературоведческие статьи актуализируют текст и позволяют обнаружить состояние дел в самой литературной среде, увидеть степень её поляризации, либо стагнации. Но даже если статья вызывает столкновение мнений, это позволяет глубже понять, что происходит. В отсутствии полноценной среды не происходит обновления, а вместе с ним - и обретения определённой степени свободы. Во Франции эта свобода достаточно велика, и прямое высказывание не вызывает столь болезненных последствий.
Так или иначе, самым хрупким и ценным является возможность  глубокого понимания, переживание другого, не похожего на собственный, опыта, как своего,  обнаружение общей глубины, позволяющей это сделать.
Вновь возвращаясь к эссе «Апология словесной игры», мы увидим, что Грозданович, исследуя возможности языка вслед за Бруно Шульцем и его работой «Мифологизация действительности» говорит о «победе языка над мыслью». (Я понимаю это как победу Логоса над мыслью). Ибо язык гораздо более стремительно преодолевает преграды, не подвластные мысли, обусловленной понятием. То есть, если обратиться к началу нашего разговора,  языку доступна та сфера непосредственного переживания, которое всё больше вытесняется на обочину сознания, подчинённого диктату конечных форм. Ибо вещество языка, так или иначе, является рудиментом древней всеобщей мифологии и имеет тенденцию к восстановлению ради цельности смысла. Таким образом, именно язык несёт в себе экзистенцию внесловесного пространства.
И здесь хочется сказать о поэтах, которые пытаются преодолеть конечность слов – они ломают синтаксис, слова-границы, и происходит перенос значений на другом уровне взаимосвязи. И когда свобода языка восполняет недостаточность речи, когда в  попытках «выразить невыразимое» она ищет новые способы высказывания, появляется прецедент, где стихи поэта являют собой уникальную ситуацию восприятия, которая требует от читателя вдумчивого подхода, поскольку эта языковая свобода для человека предвзятого принимается за формальный эксперимент. Доказать эту разницу даже на русском языке представляется делом весьма не простым…
В одном из последних писем Дени Грозданович упомянул греческого поэта Яниса Рицосса и его стихотворение, в котором присутствуют едва уловимые приметы реальности –  вечер, человек, снимающий на ночь часы, ветер за окном – почти ничего…
Если мы возьмём стихи из французской поэтической подборки в рамках проекта «Другое небо», то к этому типу поэтического высказывания ближе всего окажутся стихи Патрисии Кастекс Менье. Кстати говоря, одно из её стихотворений посвящено именно Янису Рицоссу. И в нём поэтесса говорит о стихах, как о посланиях, замурованных в бутылку, и брошенных в море. Во всех её лаконичных  пятистишиях присутствует это «почти ничего», лаконизм иероглифа.
Стихи Жана Мари Барно, (ещё одного поэта из числа опубликованных в рамках проекта) так же обращены к поэзии: «Кто же пишет стих?// Кто же так// мусолит// и ни за что не признается открыто// что повторение, это любви// наказание?»
Клод Версей, в свою очередь, ищет свои определения стихотворению «Стих// ловит жизнь// на слове// принимает книгу на веру//», «Алмазный твёрдый стержень// поэзии// пишет по стеклу жизни».
Но, так или иначе, стихи французских и русских поэтов включены в особый контекст, который в ходе переписки мы пытались прояснить.
По сути, в письмах стоял вопрос о том, как провести грань между искусством и искусственностью словесной игры. И диалог, возникший  в связи с проектом, состоялся, скорее, вопреки сложившейся системе координат.
При том, что разность контекстов существует, достичь понимания можно, вдумчиво и бережно пытаясь найти верные слова, упорядочив  терминологию. Возможно, межкультурные диалоги могут оказаться более продуктивными, чем попытки «договориться о понятиях» в условиях отечественной литературной полемики. В России «ложь бесконечно сложной эпохи» более катастрофична, чем можно предположить, поскольку она провоцирует кризис поэтов, честно рефлексирующих, требовательных к себе, что свойственно наиболее талантливым из них.
Между тем, поэзия, как общее дело – это более всего – игра, и менее всего - сведение счётов.
Что ж, тогда эта игра приобретает привкус азартной игры на выживание.
Во всяком случае, сам Дени Грозданович заканчивает своё эссе в пользу игры.



[1] Запись выступления на Летней филологической школе Самарского университета в августе 2016 года.


[2] См. предыдущий номер альманаха, страницы, отведённые проекту «Другое небо» (Чёрные дыры букв. Альманах творческой лаборатории «Территория диалога». Выпуск 5. - Самара: ООО «Медиа-Книга». С.25-51).


[3] Немцев Леонид. Ток поэзии: заметки переводчика // Чёрные дыры букв. Альманах творческой лаборатории «Территория диалога». Выпуск 5. - Самара: ООО «Медиа-Книга». С.23-24.


[4] Жан-Поль Сартр «Бытие и ничто».