Cовесть и духовная свобода в контексте доминации «светской религии»

Некоторые важные вопросы истории, политики, права и ценности человеческой жизни могут быть решены юристами и философами только совместно. Сюда входит, в частности, соотношение в исторической ретроспективе понятий совести и права.
Мы живем в пространстве the Great Disruption – описанного Ф. Фукуямой «Великого Разрыва», который породил социальную дезинтеграцию, распад семьи, падение доверия к общественно-политическим институтам, рост преступности [8, с. 13]. И нас не может не интересовать, как именно формировались эти понятия – совесть и право, чья внутренняя взаимообусловленность очевидна. Ведь при этом столь же очевидно, что не только отдельные физические лица, а и целые цивилизации могут не иметь ни малейшего понятия о той же совести. Без законов не прожить – это понятно уже архаичным сообществам. Но вот без совести…
Статья И. Ярхо «Была ли у древних греков совесть?» [11] отчетливо показывает, что категория совести рождается в результате распада полиснo-коллективистского сознания и повышения активности индивидуалист-критического начала. Я бы добавил: и нового для античного человека ощущения – присутствия в сознании индивида Всевидящего Ока, о котором рассказала иудейская Библия. В системе ценностей язычества не украсть, например, – вовсе не моральная максима в духе Восьмой Заповеди: главное было – не попасться, а вообще-то сам бог Гермес был покровителем не только предпринимателей, но и воров. Другими словами, совесть – категория не извечная, а историческая, и коренится она не в природе, но в области культуры. Так может, «на самом деле» она и не существует вовсе? Где материальная база для этой самой совести?
Известный хирург и православный святитель В. Ф. Войно-Ясенецкий (св. Лука Симферопольский), которому была присуждена Сталинская премия за введение нового метода лечения ран, подвергся в свое время уничижительной словесной атаке прокурора-чекиста, вопрошавшего, видел ли он, «поп и профессор», Бога? Святитель отвечал, что он много работал с мозгом через отверстие черепа, но никогда не видел там, например, ни ума, ни совести [1]. Впрочем, наука на месте не стоит: сегодня, похоже, ученые обнаружили особую физическую область в мозге, которая отвечает за альтруизм. Последние эксперименты, проведенные американскими учеными, показали, что добрые дела, по-видимому, направляются именно мозгом [7]. Иными словами, вопрос сводится к тому, созданы ли подходящие социально-культурные условия для развития некоторых изначальных, «запрограммированных» свойств нашего мозга, в том числе и совести.
Древняя полисная структура античной Греции таких условий не создавала, и проявления личного духовного поиска становились предметом удивления и гнева. Сократ был казнен за неуважение к традиционным богам и введение «веры в демонов» [6, с. 287–289]. Но Δαίμον Сократа, этот его знаменитый внутренний голос, который запрещал делать что-либо недоброе, был рожден в области, которая М. Эпштейн метко обозначил как «философские эмоции» [10]. И хотя Б. Рассел сомневается, что это похоже на христианский голос совести [6, с. 109], надо признать, что если это и не совесть как таковая, то нечто типологически весьма похожее. Античный полис со своими архаическими верованиями и военно-героическими моральными ценностями, сформировавшимися еще в гомеровскую эпоху, не отвечал духу будущего. Конфликт Сократа с афинской демократией свидетельствует о формировании независимой личности, ее критического мышления, и эта ситуация уже как бы предваряет все будущие европейские конфликты, порождаемые балансированием между необходимостью соблюдения закона и свободой личной совести.
В древних обществах функционировали параллельно fas и jus – божественный суд и законы, созданные людьми, но первый тип права стал со временем неуклонно вытесняться вторым. Например, у римлян понтификальное право со введением Законов XII таблиц было заменено jus civile. И мораль древнего языческого общества была релятивной: зло здесь было столь же важным началом, что и добро. Боги были покровителями не только светлых сторон жизни, но и таких вещей, как убийства, кражи, войны. Во внешней и внутренней политике это выливалось, даже при официальном признании ценности мира и терпимости, в культ силы и агрессии.
Только в древнем Израиле впервые выяснилось, что в общественной жизни мораль более эффективна, чем грубая сила. В Ветхом Завете центральное понятие – понятие справедливости, или закон, который четко разделяет с метафизической точки зрения добро и зло. Это отличает израильтян от других древних народов, у которых добро и зло были относительны и легко взаимозаменяемы – в зависимости от обстоятельств или просто минутного настроения. Израильский духовный закон резко контрастирует с политической мыслью древнего Востока, проникнутой идеей безусловной сакрализации «самого сильного» в сообществе – монарха*. Более того, цари в ветхозаветных текстах часто критикуются, не исключая наиболее авторитетных из них, Давида и Соломона, а предписания, ограничивающие власть царя, настолько существенны, что последний подчас кажется не столько властителем, сколько заложником своего титула.
_______
* И не только Востока: обожествление Александра Македонского иди позднейших римских цезарей, согласно Светонию – настоящих моральных чудовищ, свидетельствует о внутренней однородности всех языческих представлений о власти.
Европейская культура была создана в напряженном диалоге «природного» (языческого) и библейского миропониманий. С распространением христианства ситуация соперничества языческого Рима и нового сознания в течение трех сотен лет показала, что личная совесть способна разрушить могущественную империю, построенную на аморальной основе политического насилия.
Этимология слова со-весть восходит к архетипу Того, Кто является большим, чем ты сам, к совместному с Ним вéдению-знанию, со-знанию. Это было переосмысление ветхозаветного понятия сердца (leb / lebab), обозначения внутренней сущности человека, центра его сознания. Дерзновением иудео-христианской культуры явилось стремление установить новое ощущение ценности личности, обладающей понятием личной совести (греч. συνείδησης; лат. сonscientiam → англ. сonscience; церк.-слав. совѣсть). А это означало не только выделение индивидуального высшего сознания, но и ощущение присутствия Всевидящего Ока (All-Seeing Eye), от которого Адам и Ева наивно пробуют спрятаться в кустах. Распространение Нового Завета, в котором слово совесть используется около двадцати раз, корреспондирует с употреблением этого понятия у Сенеки, моральнейшего из римлян. При этом Цицерон и Сенека понимали совесть как основу внутреннего мира свободного человека. Сравним слова Христа «Сделаетесь свободными» (Ин. 8: 32-33); ап. Павел говорит: «Где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3: 17).
Христианство сначала существует в качестве небольшого сообщества людей, стремящихся к самоизоляции в «царстве кесаря», подобно тому, как Израиль был духовно изолирован от окружающего его языческого общества, но когда оно стало массовой религией, то подняло вопрос об индивидуальном праве на свободу религии. Понятие совести отныне становится важнейшей и неотъемлемой составной частью европейского сознания.
Огромное влияние на внедрение правовой защиты свободы совести оказала Католическая церковь, каноническое право которой основывается, как и гражданское право всей Европы, на римском праве, защищающем святость собственности и исходящем из презумпции невиновности. Католицизм с его хорошо развитой социальной концепцией естественно повлиял на формирование правовых систем в Европе. Средневековье сформулировало устами Церкви новую правовую концепцию: разделение Градов Небесного и Земного. В то же время Церковь не могла отстраненно наблюдать произвол светской власти. Августин резко говорит, что власть, которая не основывается на христианских ценностях, – это просто «шайка разбойников» («De Civic Dei»). Фома Аквинат возвращается к идее божественного права и права «натурального», т. е., человеческого, которое, в отличие от первого, может совершенствоваться самими людьми. Благодаря влиянию Церкви, средневековые социально-политические доктрины обрели этико-правовые формы [3, с. 135]. В результате возрастал моральный авторитет Западной Церкви: тут Папа диктовал императорам, в то время, как на христианском Востоке наблюдается неуничтожимость древнего поклонения кесарю, который вертит Церковью по своему разумению, и последнюю сотрясают волны ересей – от арианства до богомильства и иконоборства, в зависимости от благосклонности того или иного императора. Конечно, и на Западе случалось разное, вплоть до тоталитарного подавления свободной мысли той же инквизицией. Но в то же время именно католицизм поднял впервые вопрос о праве на свободу совести (Freedomof Conscience).
В Новое время католицизм, в контексте распространения секуляризации, а также принимая во внимание печальный общий опыт репрессий против диссидентов, постепенно переходит к диалогу с секулярным обществом, в котором победил дух свободы и идея, что за свободу следует бороться. Отзвуки этой идеи наблюдаются, не говоря уже о протестантах, даже в иезуитской концепции Контрреформации. Католицизму удается даже сегодня оставаться в определенном созвучии с либеральной точкой зрения на права человека.
В то же время в эпоху Возрождения в центре гуманистического сознания оказываются проблемы сугубо земного жизнеустроения, политика и светское законодательство; вопросы свободы совести в конечном счете теряют оттенок святости (fas) и переходят в юрисдикцию государства. Для личной совести тут уже как бы снова не оставалось места – можно ли себе представить последователя Макиавелли, советующимся с Богом? Кроме того, в эпоху Модерна формируются т. н. «светские религии» – в формате утопических проектов, достойных титанов: перестроить мир! При этом Модерн настойчиво внедряет мысль о том, что человек плох и низмен, и таков он был всегда [4, с. 54]
То, что фашизм и коммунизм – не что иное, как светские религии, уже давно установлено, и я ограничусь ссылкой на две достаточно представительные публикации. Дж. Грей считает чем-то однородным библейскую концепцию апокалипсиса и веру эпохи Просвещения в прогресс и лучшую жизнь в будущем мире [12]. Е. Жентиль говорит, что нацизм, фашизм и романтический национализм сделали решающий вклад в сакрализацию политики [13, с. 229]. И, в конце концов, именно светская религия наследует те тоталитарные моменты, которые тот же, скажем, католицизм старается сегодня тщательно дезавуировать. В эру Модерна светская религия-суррогат настойчиво ненавидит традиционную религиозно-культурную систему, из которой она выделилась. Например, те же фашизм и коммунизм по природе своей могут быть идентифицированы как травестийный перевод Библии с ее пафосом создания «нового человека». Трансцендентальный Бог был заменен Материей, которой были переданы Его атрибуты (вечность, неиссякаемость и пр.). Царство Божие заменяется поклонением Государству или Партии, а также их лидерам. «Избранный народ» начинает трактоваться с расистских или классовых позиций (ариец, его партия и вожди /ундерменши; пролетариат, его партия и вожди / буржуазия). Функцию Писания (Откровения) приобретают труды «основателей учения» – Маркса, Энгельса, Ленина, равно как и «Майн Кампф»; возникают фигуры Предтеч (Сен-Симон, Фурье, Ницше и др.). Аналогом Церкви выступает Партия; находится и пространство для ересей (троцкизм, маоизм, ревизионизм и пр.). Формируется настоящий Культ с чтением, пением и вставаниями, с возложением цветов и пр. Создается агиографический корпус мучеников и исповедников, устанавливается стабильное паломничество в музеи и мавзолеи, почитание нетленных останков и т.д. Все это поневоле заставляет вспомнить схоластическое определение сатаны как «Обезьяны Бога»…
Именно в обществе, которое находится под диктатурой «светской религии», понятие совести оказывается окончательно и полностью десакрализированным, уходит на обочину, в личные отношения.
Как и понятие морали. Ленин, скажем, подчеркивает: морально лишь то, что является в данный момент полезным для пролетариата… куда уж тут с совестью… В свою очередь, множество прекрасных по своей формулировке, но взаимоисключающих законов оплетают каждого гражданина сетью настоящей «презумпции виновности», и любой шаг может быть истолкован как преступление; остается покупать то ли совесть, то ли просто благосклонность юриста…
Правда, эти крутейшие новации все же являют собой, в конечном итоге, нечто второстепенное по отношению к традиции, ее искажение, трансформацию, перепев [9]. По сути, это активная реставрация до-библейского, языческого представления о морали и законе. И проблема личной совести в ее соотношении с тем, что нынче почитается той или иной властью за общественное благо, не исчезает: как отметил сегодняшний французский философ О. Бульнуа, именно христианское Средневековье поставило те основные экзистенциальные вопросы, которые эпохи Модерна и Постмодерна только трансформируют и перетасовывают [2].
Но для сегодняшнего мыслителя – это особо трудная экзистенциальная проблема, особенно в контексте Постмодернизма, который заранее признает ценность и правоту любых взаимоисключающих концепций, подобно тому, как анекдотический раввин признал правоту обоих тяжущихся. А на вопрос недоумевающего ученика, как такое возможно, преспокойно ответил, что он, ученик, также прав.
Равно как в обывательской среде не иссякает истошный и безответный вопль в очередной раз пришибаемого жизнью простого человека: А совесть-то у тебя есть?

1. Ахундова И. «Раненые салютовали мне… ногами» / Ирина Ахундова. – Электронный ресурс. – Режим доступа: http://www.pravmir.ru/svyatitel-luka-vojno-yaseneckij-ranenye-salyutovali-mne-nogami/#ixzz3Geo3TnO0].

1. Бульнуа О. Що нового? Середньовіччя / Олів’є Бульнуа // Філософська думка. – 2010.  – № 1. – С. 114–136.

1. Жоль К. К. Философия и социология права / Константин Константинович Жоль. – К.: Юринком Интер, 2000. – 480 с.

1. Пигалев А. Н. Деконструкция денег и постмодернистская концепция человека /  Александр Николаевич Пигалев// Вопросы философии. – 2012.–№ 8. – С. 50-60.

1. Платон. Избранные диалоги / Платон. – М. : Художественная литература, 1965. – 442 с.

1. Рассел Б. История западной философии / Бертран Рассел ; [пер. с англ.]. – М. : Издательство иностранной литературы, 1959. – 936 с.

1. Ученые выяснили, где прячется совесть. – Электронный ресурс. – Режим доступа: – Правда.Ру www.pravda.ru › Наука и техника › Экология › Человек. – 21 янв. 2013 г.

1. Фукуяма Ф. Великий разрыв / Фрэнсис Фукуяма; [пер. с англ.]. – М. : ООО «Издательство АСТ», 2003. – 474 с.

1. Чікарькова М. Ю. Проект Модерну: біблійні витоки / Марія Юріївна Чікарькова // Схід. – 2023.– № 6 (126). – С. 286 –289.

1. Эпштейн M. О философских чувствах и действиях / Михаил Эпштейн // Вопросы философии. – 2014.– № 7. – С. 167–175.

1. Ярхо В. Н. Была ли у древних греков совесть? / Виктор Ноевич Ярхо // Античность и современность. – М.: Изд-во АН СССР,1972. – С. 251–263.

1. Gray J. Czarna msza: apokaliptyczna religia i śmierć utopii / John Gray. – Kraków : Znak, 2009. – 368 s.

1. Gentile E. Fascism as Political religion / Emilio Gentile. – Journal of Contemporary History. – 1990. – April. – Vol. 25. – № 2. – P. 229–251.