Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ПЁТР МАТЮКОВ


МАТЮКОВ Пётр Юрьевич родился в 1971 году, живет в г. Бердске Новосибирской области. Работает программистом, пишет стихи и прозу. Участник Совещания сибирских авторов 2016 года, лауреат семинара “Третья Столица 2016", секция журнала "Наш современник".


ЭТО ИДЕТ СТРАНА


ВИДЕНИЕ

Чапаев стучит костяшками
Потом пинком открывает дверь
Выглядит так как будто ходил за тридевять с лишним земель
Охранники клуба катаются воют держатся причинных мест
С Чапаевым связываться не стоит Чапаев глядит окрест
В клубе музыка и дурманы розовые миры
Но кто-то кричит смотрите парни какое-то Че С Горы
И кто-то смотрит ловит глазами жесты его руки
И даже придерживает заранее зачем-то свои портки
Чапаев медленно выговаривает странное слово засим
Чапаев медленно устанавливает на барную стойку “Максим”
Чапаев не страшный одет не в чёрное нету при нём косы
Но строчит пулемёт строчит пулемёт смеётся Чапаев в усы
И пули летят размазанным веером в телах прожигают путь
Пули насквозь пробивают доллары толкают бумагу в грудь
Выходят из тела летят в офшоры в подставные счета
Строчит пулемёт и как бы считает тщета тщета тщета
Во рту у Чапаева водоросли в глазах русская печь
Он мог бы забить на всё на это и просто на дно залечь
Чтобы спокойно вести беседы с одним утонувшим бобром
Да вот бобёр проболтался ему про Россию нефть и Газпром
И когда кончается пулемётная лента как припас на посту
Чапаев сворачивает самокрутку вдыхает дым в пустоту
Потом выходит в московскую ночь тянется дымный нимб
И он идёт к новому клубу и Петька идёт с ним


ТРЕТИЙ РИМ

И он приходит на булыжную площадь,
В устье каменных рек,
Солнце катится ему за голову,
Выкатывается из-под век,
Люди останавливаются, толпятся,
Окружают со всех сторон,
Потому что — вот он, и каждому ясно,
Что он — это точно он.
Устраивают помост.
Он выходит,
Говорит в микрофон: “Привет!
Я так хотел сказать вам это
Две тысячи с лишним лет.
Мне столько надо ещё сказать —
Словам так тесно в груди,
И каждого выслушать и понять...”
А они говорят: “Погоди!”
А они ему говорят: “Смотри,
Это же Третий Рим!
Да знаешь ли ты, какой здесь ритм?
Здесь такой ритм!
Здесь машины, компьютеры, скорости,
Бег дотла!
У нас электронная очередь,
У нас дела.
Давай обойдёмся без лишних слов,
Как фейс-контроль в клуб,
Кстати, мы заготовили трубы,
Вроде не было слышно труб”.
И происходит большое движенье,
И слышится гул и треск,
И вот уже верёвками тянут
На Лобное место крест.
И тогда, чтобы каждому было ясно,
Он так говорит им:
“Вот вы твердите, но я это знаю —
Да, это Третий Рим!”
И слова его, сказанные без микрофона,
Катятся, как камни с горы.
И откуда-то, гораздо выше вершины,
Вторят ему хоры.
Слова его горьки, и с каждым словом
Колышутся в глазах моря:
А ведь это, может быть, третья по счёту,
Третья уже Земля...


БАРСУЧИЙ ТРАКТ

Идут, идут и идут на барсучий лад,
Бесконечной колонной, тесно сомкнув ряды,
Разносится топот дружных когтистых лап,
Трамбующих древний хребет Уральской гряды.
Выходит один из строя — потрёпан, суров,
С коротким хвостом (похоже, кто-то отгрыз):
Ну что, — говорит, — Гамельнский крысолов,
Решил и до нас добраться? Мало детей и крыс?
Вот я и думаю: что же сказать в ответ?
А он смотрит мимо, как из-подо льда минтай.
Нет, — говорю, — у меня ведь и дудочки нет —
Только свисток затоптанного мента.
Кивает, прячет нож движеньем одним —
Не углядеть, в стычках наловчился, поди.
Я говорю ему: “Слушай, зачем тебе снова к ним?
Разве ты знаешь, что там, в конце пути?”
Он думает, головой мотает: “Нет, ни хрена...
Кажется только, хорошее-то не ждёт...
Но ты посмотри на них — это идёт страна,
Это моя страна идёт, это мой народ!
И покуда я буду в силах — с ними пойду.
И боюсь не того, кто приходит в ночи, как тать,
Но боюсь, что останусь здесь, а они пропадут,
А вместе совсем не страшно и пропадать”.
И я смотрю на них, на него: дураком дурак
(Так смотрит на курицу изделие Фаберже),
И я понимаю, что этот барсучий тракт
Когтями царапает в чёрствой моей душе.


ПЕРВОМАЙ

Шёл развёрнутый транспарант
(Кумачов и заборист, сочен),
Шли рабочие на парад
Характерным шагом рабочим.
Улыбались уста у всех,
Отворялись уста, кричали,
Шёл по городу первый цех,
Первый цех — он всегда вначале.
А за первым — ещё цеха,
Словно очередь за получкой,
На трибуне цехам ЦК
По-отечески делал ручкой.
Я не знал тогда ни хрена
В этом чёртовом хороводе:
Ни того, куда шла страна,
Ни того, что страна уходит.


ПАЛЬТО И КОНЬ

Заходит конь, снимает пальто,
Проходит мимо столов, ребят,
И, вроде, так не глядит никто,
Но исподтишка глядят — глядят!
А он на них не глядит — идёт,
Садится, копытом делает знак,
И кто-то бежит и что-то льёт
И шаркает ножкой вот так... и так.
А знаешь, — он говорит, — пацан,
Как завывают ветра погонь?
Когда надежду несёшь бойцам,
Вдыхая пули, штыки, огонь.
А как смеётся наотмашь сталь?
Как поднимаешься на дыбы
И понимаешь, что выше стал,
Что стал превыше смешной судьбы!
Тут конь встаёт, срывает пальто —
Безумный образ в дыму кадил —
И бешено мечет его на то,
В котором только что заходил.
Ребята долу отводят взгляд,
Кто нервный — тискает пистолет,
Чуть слышен шёпот среди ребят:
В пальто не страшен... Опасен... Нет.
Ты знаешь, парень, а небо — жжёт!
На дурака ведь не нужен нож!
И он смеется, почти что ржёт:
Чего мараться? Возьми, стреножь!
Потом он с вызовом ищет взгляд,
Но вроде как не глядит никто...
Уходит... Мимо столов, ребят...
Уходит так, как пришёл, — в пальто...