Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Анастасия ВОРОНОВА


Анастасии Вороновой двадцать четыре года. Родилась и выросла в Ижевске. Первые публикации появились в стенгазете "Школьные окна". Поступила в УдГУ на факультет журналистики. Активно сотрудничала с редакцией газеты "Удмуртский университет". Кроме публицистических материалов там регулярно появлялись её стихи и проза. В течение двух лет являлась заместителем главного редактора издания "Универ.ру", где также продолжала публиковать небольшие эссе и рассказы.


ОКНО ОВЕРТОНА


Если б я знал, что меня ждёт,
Я бы вышел в окно...
Сплин "Двое не спят"

Если бы в этот весенний день вас каким-то ветром занесло в частную психиатрическую лечебницу доктора Гольштейна, вы бы застали весьма скучную картину: аккуратный коридорчик, ряд удобных стульев, один из которых занимал одинокий мужчина. Ничем не примечательный, но всё же...
Он явно ожидал экзекуции. Бледно-жёлтые стены и яркое майское солнце, упрямо пробивающееся сквозь неплотно прикрытые жалюзи, делали его лицо болезненным, похожим на маску. Устало сгорбившись, опираясь локтями на колени и свесив голову, он сжимал и без того тонкие губы. Увы, любительницы романтических загадочных юношей викторианских эпох, вам тут нечем поживиться. Казалось, что "допрос с пристрастием" уже начался, и мужчина беспрерывно морщился, как от зубной боли. И лучше бы болели зубы, а не душа. С первым предметом всё-таки понятнее, а тут. Дело деликатное и, в его мужском представлении, абсолютно бесполезное.
Скучнейший тип. Однако не спешите отворачиваться. Вглядитесь повнимательнее. Может быть, этот мужчина окажется не так уж и чужд вашей натуре. И если бы он принял вас за друга или удачного собеседника, то рассказал бы всё.
как старательно мама растила из своего единственного сына маленького гения. Поскольку женщина имела романтическую натуру и нечёткие представления о том, в чём суть выдающегося ума столетия, с присущим ей энтузиазмом она принялась осаждать все кружки. Вы бы непременно узнали, как мальчик был связан по рукам и ногам: гирями на его детстве висели ноты, теннисная ракетка, микроскоп, набор юного химика и прочее, прочее.
И не приведи Боже не блеснуть, не выделиться. Мамаша впадала в уныние и твердила, что некому о ней позаботиться, что она напрасно потратила лучшие годы своей жизни. Репертуар вполне себе традиционный. Оставим право не перечислять все выдвигаемые сыну обвинения. Ведь он блистал. Он боролся, спасал прекрасную даму ценой улыбок, игр и права на ошибки. Золотая медаль, староста группы в университете, красный диплом, победы на научных конференциях, грамотно подобранный круг друзей и знакомых, отличная работа, женитьба на идеально подходящей этому миру женщине. И тут он сломался.
Потерял работу, запил. Из князи в грязи. Мамаша кричала, что сглазили, водила к гадалкам. Жена ничего не кричала, ушла молча, за что он был ей премного благодарен. Его крутило, как в вихре, пока не появилась Рита. Даже бдительная и самоотверженная мамаша не смогла остановить его. Рита обогрела, привела в чувство, словно помогла ему появиться на свет во второй раз.
И он, как слепой котенок, тыкался во все углы, не находил себя, погружался с головой в депрессию, и снова всё по кругу. Рита терпела, пока однажды он не напился до такого состояния, что начал бредить. Она рассказывала, как он носился по их маленькой квартире-студии, кричал, что является святым мучеником, умолял позволить ему выйти в окно и спасти всё человечество. На следующее утро Рита поставила условие: или доктор, или развод. Она же дала ему адрес клиники. Ну, если Рита ему верит.
Да, он рассказал бы всё. Но не случилось рядом благодарного слушателя. Случилось совсем другое.
"Закурить бы. Удивительно пусто сегодня у них. Неужели я один?.." Но закончить мысль ему не позволили.
— Ничуть! Вам просто более других повезло. Знаете, как бывает? Жил себе человек, чёрная полоса у него, а потом оказалось, что не чёрная, да и не полоса вовсе. Предназначение! Вот оно как бывает.
Мужчина устало покосился на невесть откуда взявшегося человека. Тот по-свойски уселся рядом, заглядывал собеседнику в глаза и часто моргал. Удивительно неопрятный, нелепый. Почему- то вспомнилось из детства: "Человек рассеянный с улицы Бассейной". А человек вдруг резко снял свои занятные с круглыми окулярами очки, протёр их большим, едва ли чистым, клетчатым платком и продолжил:
Вот откуда вы знаете, кто вы есть? Родители твердят одно, в школе другое, а в институте вообще просят забыть всё то, что вы до этого учили. А что в итоге? Никто правды не знает. Все только думают, что знают, вот даже вы... Вы за правдой пришли? Так нет её. Или нет: есть, но ведь это не для слабонервных. Помните, как у одного из писателей двадцатого века в произведении было? Отправили всем селом человека правду искать. Долго ходил странник. пока не выбрел к корявому домишке в лесу, откуда вышла к нему старуха. Он растерялся: как, мол, я людям о таком расскажу. Вот такую правду как покажу? И что же она ответила?! А ты про меня соври!!!
Сказал и рассыпался легким смехом, в котором мужчина почувствовал какую-то неискренность, и даже опасность. Но тут из-за двери выскользнула девушка. Дьявольская красота её наверняка смущала многие умы. Стройная, рыжеволосая, гибкая, и тембр голоса такой приятный. "Ох и любит, видать, старик Гольштейн это дело", - только и успел подумать герой, как ноги словно сами понесли его вглубь уютного кабинета.
Сколько потом ни вспоминал наш герой эту встречу, он всё никак не мог точно описать внешность доктора. Может дело в игре света и тени? Одна половина небольшой комнаты находилась в тени, в то время как другая была освещена солнцем. так вот в теневой стороне лицо доктора Гольштейна казалось моложе, в то время как лучи солнца искажали его, делали более морщинистым и усталым.
Да и глаза казались разными. Наш герой после этого представления только убедился в том, что ему нужна помощь, и немедленная.
Доктор свободно сидел в широком кресле за столом и крутил в руках элегантную тросточку. "Вот ведь позёр. Насмотрелся сериалов про циников в белых халатах. Хотя ему идёт", - решил герой и уселся напротив, пытаясь принять непринужденный вид. Удавалось плохо. Задрожали руки.
Доктор, вопреки ожиданиям, заговорил первым:
— Ну, здравствуй, гений.
Мужчина опешил. Он не выносил этого слова. И когда на очередной научной конференции ему присваивали степень и говорили о высочайшем уровне его работ, от слова "гениально" ему хотелось выть на Луну.
— Здравствуйте, доктор. Полагаю, мне надо назвать имя, фамилию, род занятий. Я, признаться, впервые участвую в подобном. Не знаю, что говорить.
— О, не смущайтесь. Имя, фамилия, род занятий. Это так мало вас характеризует, что я не желаю останавливаться на мелочах. Итак. Несложно было заметить, вас задело то, как я к вам обратился. Вы человек, безусловно, грамотный, умный, начитанный. Поэтому не будем прибегать к традиционным методам терапии. Давайте просто проведём интеллектуальную беседу. Для простоты: вообразите, что мы не здесь, а где-то в Италии, сидим в небольшом ресторанчике, пьём вино. И всё-таки вернёмся. Гений. Что тут для вас омерзительного? Может быть, внесёте ясность?
— Знаете. В иные времена частенько третировали гениальность Андерсена, Пушкина, Ван Гога. Иных вообще сжигали на кострах. А сегодня всё наоборот.
— Дураку приписывают достоинства, которыми он не обладает?
— Именно! Вы понимаете о чём.
И тут герой осёкся. Почему он так легко разговорился? Может дело в Рите? Ради неё? А может в собеседнике?
Господин Гольштейн, несмотря на визуальную дисгармонию, располагал к себе. Казалось, что вас понимают ровно настолько, насколько нужно ещё до того, как вы произнесёте фразу до конца. Чёрт подери, он ему нравился с каждой минутой всё больше!
— Продолжайте, друг мой, продолжайте. Солнце ещё высоко, вина в достатке.
— Да, да, конечно. Представьте себе мальчишку. Он несёт такую околесицу, что волосы встают дыбом, но родители упорно стараются видеть в этом особый дар, талант, которому суждено быть отражённым в истории. Все экраны и радио подбадривают это стремление отца и матери: развивайте, хвалите, ищите, не критикуйте, поощряйте. Иначе рискуете быть палачами гения, осуждёнными ещё при жизни, посрамлёнными педагогами, родственниками. А дальше всё как по нотам. Молодая школьная учительница, видя кошмарный рисунок и лишенные всякого смысла предложения, стремится похвалить эту работу перед классом, объявить её "нестандартным подходом к решению задачи" и прочей высокопарной ерундой, не имеющей никакого отношения к действительности.
А действительность такова: ребенок не развивается. Он усваивает, что нужно стараться выделиться, пусть даже самыми невероятными путями, и тебя будут обожать, ставить в пример, захотят быть на тебя похожими. В этом же его убеждает и университетский профессор. Он стал деканом чёрт знает в каком году, но упорно не желает уступать дорогу молодым. Он и свой рабочий стол только на гроб променяет, и никак иначе. Но за новыми идеями, новыми течениями его мысль, увы, уже не успевает. И он, видя у себя перед глазами отдающее маразмом название дипломной работы, объявляет это чуть ли не диссертацией!
И спешит облобызать такого даровитого студента. А почему? Да потому что боится прослыть старым пнём, который профнепригоден, боится вылететь из мира науки с пометкой "неспособен открываться новому и выявлять рациональное зерно". Он ничем не отличается от молоденькой классной руководительницы, которая тоже боялась не увидеть того, чего не существует. Мальчишка вырастает с уверенностью, что он — чудо. Это в какой-то степени помогает ему в общении. К примеру, одн-группники и различные университетские организации стремятся заполучить его расположение, а первая красавица обязательно захочет стать его пассией... Она тоже боится упустить шанс стать женой будущего Форда, музой нового Дали, союзницей великого Че. И все они пытаются подражать ему. Делают бессмысленные и эпатажные вещи.
иногда внутри этого существа, искусственно созданного обществом гения, начинает идти борьба. Он смутно догадывается, что на самом деле является нулем без палочки, но желание заняться самоанализом пропадает, когда включается внутренний механизм самозащиты, который внушает ему: "Зачем тебе? Хочешь перестать быть? Будь! Будь и смотри, как красиво всё складывается. За тебя всё додумают. Не разрушай! Им же так хорошо". И он смиряется. Так прирожденный шут становится королём. И никому не смешно. Потому что все боятся. Всем страшно.
На протяжении всего монолога доктор Гольштейн молчал. лицо выражало полнейшее участие и интерес. Бальзам на душу сумасшедшего! Он дал говорящему отдышаться и, наконец, сказал:
— Оружие в руках общества. Франкенштейн!
Не больше, не меньше. Зависимость от их мнения. Как скажут, так и будет. Ощущение несамостоятельности. Невозможность самоидентификации. Да. Во истину: хочешь проклясть человека - пожелай ему прожить не свою жизнь.
тут доктор неожиданно напрягся. Голос его обрёл уверенность. Несчастному гению показалось, что тот говорит как великий оратор, диктатор, которому нет равных в убеждении:
— Хочешь свободы? Желаешь выполнить предназначение? Хочешь воскресить того, кого позволил казнить в себе? Наказать тех, кто это сделал, пусть даже они не ведали, что творят? Хочешь?
— Хочу!
— Не пожалеешь?
— Не пожалею ни о чём! Не пожалею никого!
Тут господин Гольштейн несколько успокоился, принял вид участливого доктора, большого специалиста в области людских душ, и начал диктовать, как показалось несчастному больному, рецепт свободы и счастья:
— В девяностых годах прошлого века была выдвинута некая теория, которой пользовались политики, а теперь и маркетологи. Называется она "Окно Овертона". Если сильно упростить, суть её в следующем: как заставить общество принять идею, насколько бы она не была абсурдной. Перевести из категории "Немыслимого" в "Действующее". Иначе говоря: сегодня это глупо, аморально, безнравственно, а завтра это совершенная норма.
Какой бы выбрать пример. Ну, возьмём, что пожёстче. Детская эвтаназия. Не стоит так напрягаться. А между тем, это уже не считается чем-то диким. До общепринятой "нормы" совсем недалеко:
мы ещё нервно вздрагиваем, а вот в Бельгии обсуждаемый нами процесс вполне легитимен. Рассмотрим же механизм по всем этапам.
На первом детская эвтаназия становится самой обсуждаемой темой. Все СМИ будут кричать о том, насколько эта проблема актуальна. И цель-то чище некуда: постараться выяснить, что хорошо, а что плохо. Дискутировать, одним словом. Или хитрее: согласиться, что данное явление ужасно, но как же быть с теми, кто так поступает и при этом счастлив? Тема выведена из зоны запрета. Догмы сняты.
На втором этапе все, кто до сих пор не считает нужным это обсуждать, докапываться до сути, объявляются лицемерами, ханжами, отщепенцами. Да кем угодно назовите, только возведите в ранг изгоев. И такой деликатный предмет, как детская эвтаназия, следует переименовать, дать ему более толерантный окрас. К примеру, "последний акт милосердия". Звучит? Измените вербальные ключи. Обратитесь к истории вопроса, присоедините мнение научных экспертов. А они появятся в избытке. Тут уж можете не сомневаться.
Третий этап делает "акт милосердия" даже не приемлемым, нет. Он воздвигает его в ранг разумности. Большинство приходят к выводу, что это естественный процесс. А что естественно — не безобразно, ведь так?
На четвертом этапе можно начать приводить примеры с известными личностями. Было? Не было? Не суть! Всему поверят. Главное — убедительность. Ток-шоу, новости, интервью, блоги, новые бестселлеры и блокбастеры, фотографии в сетях. Проще некуда.
И, наконец, пятый этап. Большинство уже с вами. Оно сделает всё само: выдумает законы, додумает логические цепочки, добьёт авторитетом или массой оставшееся меньшинство. Почивайте на лаврах и слегка контролируйте процесс.
Недоумеваете? К чему я это всё говорю? Такая вот абсурдная идея — проект вашей жизни. Вы больше не кукла. Кукловод! Возьмите сценарий своей судьбы как идею, снимите с неё завесу табу, объедините вокруг этого людей. Заставьте дискутировать, сплетничать, обсуждать, драться за свою точку зрения. Создайте несколько групп "за" и "против". Пусть это вызовет бунт.
Помогите "докрутить" эту тему в сторону, которая вам выгодна, на определённом примере.
Пусть идёт подмена понятий. Новые вербальные ключи, новый язык — уже почти победа. Убедите в естественности идеи, в том, что она всегда была, есть и будет. И, наконец, провозгласите это правдой. А тех, кто позволяет себе думать иначе, заклеймите. Ну же, гений. Не надо так строго смотреть. Да, вам не нужен эффект в масштабах государства. Всего лишь переписать свою жизнь и ничего аморального.
- То есть, вы предлагаете мне применить этот механизм к своей судьбе? Это возможно?
— Только это и возможно! По крайней мере, в вашем случае... Пока ещё возможно.
— Иными словами, я переворачиваю свою жизнь с ног на голову и из сумасшедшего превращаюсь в.
— Именно! В самого себя! Каким бы вы могли быть, если бы вам дали выбор, если бы не прокляли при рождении своими представлениями. Иной правды не дано. Мы сами выбираем себе предназначение. Пусть даже оно ложится на плечи тяжким бременем страдальца, которому будет необходимо повести за собой кого-то. И при этом совсем необязательно быть святым, уж поверьте на слово.
Господин Гольштейн улыбнулся. Тоска, грусть, властность. Что ещё ты мог рассмотреть, если бы хоть на секунду задержался. Но тут доктор объявил, что время вышло, и ты сам не понял, как дьявольски очаровательная рыжеволосая секретарша выставила тебя за дверь. Ты постучался снова и спросил, когда приходить на второй сеанс. Она озадаченно, и одновременно лукаво, улыбнулась. Стало понятно: второго не потребуется. Вообще никогда не потребуется.
Ты не шёл — летел к Рите. Мысль о том, что ты все сделаешь сам, окрыляла тебя. Не имеют значения ни прошлое, ни настоящее, да и будущее, в сущности, вариативно. Ты сам пишешь свою жизнь, наполняя её до краёв новыми смыслами и образами. Права была Рита. Помог! И дальше направлять будет. Всесилен! И нет в тебе страха. Нет страха! свободен!
Выбор сделан, и колесо судьбы со скрипом поворачивается в другую сторону.
В нём, как в жерновах, начнут перемалываться судьбы, сгорать традиции и идеалы. Кто-то начнёт сходить с ума, а кто-то, напротив, обретёт смысл жизни. И так всегда. Ведь судьба одного человека никогда не замыкается сама на себе. Доктор об этом не сказал, а ты? Смутно догадывался, но душу жгла короткая клятва: не жалеть.
Рита всё поняла без слов. Ей было достаточно покоя, более знать она не желала. она была счастлива оттого, что теперь можно спокойно открывать
на ночь окно, любоваться лунным светом и не бояться, что любимый задумает в него выйти во имя спасения человечества.
И только незабвенная мамаша, обрадовавшись успехам сына, попробовала было найти контакты доктора Гольштейна и поблагодарить за содействие. Мда. она немного удивилась скрипучему голосу в трубке, который устал объяснять взволнованной мадам, что доктор уже давно работает только за рубежом и лично не принимает, доверив работу своим ученикам. Секретарша? Какая? Да Бог с вами, женщина!
А затем она даже не вспомнила, за каким таким делом её единственный сыночек ходил в психушку. Что там могло понадобиться спокойному, немного застенчивому мальчику? Всю жизнь жил правильно, последовательно, без срывов.
Правда, многие друзья отвернулись от него в последнее время. Ну и хорошо, что мальчик с ними не общается. Несут ерунду. Говорят то, чего с ним никогда не случалось. Сплошь алкоголики и маргиналы! А у сыночка всё гладко, никаких проблем с законом. Всегда послушный ребёнок, примерный муж, замечательный товарищ, сотрудник. Это не какой-нибудь там гений, который сегодня Нобелевскую получает, а завтра сидит в смирительной рубашке. Напутала, старая. Приснилось, не иначе.
В конце концов, деятельная мамаша успокоилась, послав всё к чёрту. И он послал про себя всех, кто настолько глуп, что не может отличить внушаемое от действительного и считает его гением.