Окликание — кого? Имена в книге названы: Хлебников, Айги, Тютчев. Я не случайно поставил эти имена в таком порядке: от Хлебникова у Бирюкова вглядывание в звуковую основу слова (оттого каждое в строке — самодостаточно), от Айги — "размышляющая" сосредоточенность (в Бирюкове больше слышен Айги-ранний), особая смысловая организация стиха (например, характер пейзажа в нем отражает психологическое состояние поэта, всегда сохраняющего внутреннюю тишину), от Тютчева — космическое ощущение пространства — ощущение свое, индивидуальное, бирюковское.

Стихи этого сборника, конечно, связаны с традицией русского авангарда, но авангарда в довольно умеренных проявлениях; Бирюков все же прежде всего поэт-мелодист, и тут и там в нем побеждает Тютчев, побеждает гармоничный звук. Автору важно, чтобы его стихи были живыми, поющими — причем звучать должно все ("и лес звенит/ и снег звенит/ и перезвоны далёких звёзд/ и горизонт звенит/ и час звенит/ и голос твой/ звенит и звёзды/ выбрались в зенит/ и ночь звенит/ и день звенит…").
С книгой Сергея Бирюкова чувствуешь себя очень легко; читая ее, я не рассматриваю, как сделаны его стихи, не отхожу от них, чтобы проследить за ними оценивающим взглядом. Я сразу попадаю в стихи и дышу в едином с ними ритме. А Бирюков дышит свободно, пишет как пишется, иногда склоняется настроением к рифме — отчего невольно улыбаешься: так это у него неожиданно!

В чем секрет такого письма, такого словесного парения, такой легкой стиховой походки? Тайну разгадывать не хочется — в ней хочется существовать. Скажу только, что главное условие рождения таких стихов — вдохновенность, готовность без смущения сказать миру "ах!"