В детстве у меня были длинные пальцы,
и родители прочили мне карьеру пианистки,
но в музыкальную школу забыли отдать.
Я росла непростой, неуклюжей,
избегала детей, теряла игрушки,
засмотревшись с открытым ртом внутрь себя.
В музыкальной школе меня бы встряхнули.
Заставили поплясать на клавишах растопырками-пальцами,
которые развивались бы день ото дня.
Заставили внимать звукам, более явным, чем внутренний шепот,
учили бы выколачивать их из пластика в нужный момент.
Ловкими пальцами я бы цеплялась за мир.
А развившийся слух вел бы меня на шум суеты.
Я бы жила, как по нотам, я бы жила припеваючи, я бы, я…
А сейчас только гладкие стены и музыка,
му-му-музыка,
которую никак из себя не извлечь.

этот дождь похож на деда,
который беззубо шамкает,
проливает молоко на пол,
шелестит фантиками от конфет.
ночью его мучает бессонница,
и он бродит по квартире, что-то ищет,
роняет, бормочет одно и то же.
он уже всем надоел.
когда он, наконец, умрет,
квартира тут же наполнится
веселыми родственниками,
и мокрые кошки, отряхнувшись,
побегут за стайкой
мотыльков.

липкою лапкой лови
лаковый ландыш.
лепа лазурь луговин,
лед — леденец лишь.
лицеприятен люпин
легкой ливреей.
легкодоступной любви
лучик лелеем.

Сонным сорокам снег суховат,
сыпется стружкой — слоеный, стоглавый, —
сорных соцветий солит салат,
свежесть сибирскую славит.

Странно... Сентябрь совершенно седой,
словно состарился сиюминутно.
Сосны сверкают смолистой стеной,
светом согретые скудным.

Слепятся скоро сугробы-слоны —
сложного севера сдержанный слепок.
Страсти сторицей сокращены.
Счастье — сомнительно, слепо.

Иней, иней, иней in,
Холодно и колко.
Точат клювы снегири
У меня под холкой.
Буквы, буквы ледяны-
Е в порядке строгом
Вылезают из десны
Серебристым боком.
Я молчу, кровоточу,
Только все надежней
Прячу летнюю мечту
В плотяные ножны.