МАРИНА КАРИО
С ВИДОМ НА ГОРИЗОНТ. СЮИТА СОЛО
Suite dell solo (nostos algos)*
«Человеку, который не видел даже звёзд,
невозможно объяснить словами, как выглядит солнце»
Иоанн Богослов
1. Дыхание
Тебя называю на «Вы», а хочется просто по имени,
летящим павлином, неокаймлённой строкой…
Песнь шутовскую возничий глухой со щетиною
простёр чёрным веером над тягучей рекой…
И вьётся строка в ароматах свеч молчаливых,
названием «Эрос» отравлена присная мука.
Я вижу восход, и рассвет в переливах,
и как паука гладит нищего кровная скука…
Нет Смерти! – Язык огнистый из плена!
Отсватай от тьмы, как вино от вены японца!..
Как жаль, я не шла за звездой Вифлеема,
но жду осиянья восходящего солнца!
2. Старик и Море
Жизнь позволяет поставить «либо»,
но замещает назойливым «если»…
Падает дождь Саргассовой смесью,
лопнувшим сердцем небесной глыбы.
Старик и море, – как холст безвременья.
Любовь – падение мужчины к женщине
в простенке кухонном – прогрызло. В темени
так непрестанно движенье к трещине.
За жизнью смерть, за летом выпь нутра
разъест, как ржавчина, этюд на чёрном.
Смотри, как бог разделал ста – ри – ка,
как сердце встало его покорно…
И светят в том же небе звёзды.
Жизнь, что он знал, была лишь жизнью дней…
И горизонт обнимет море вздорным,
и спляшут тени меж других теней…
Чем это было? Поставить «либо»?
Но одиночеству не по размеру «если»…
Падает дождь Саргассовой смесью, –
лопнувшим сердцем небесной глыбы.
3. Танец
Пружинит солнце с небосклона, словно мяч.
Дым сигареты – плоть этилового света…
Игрой двуглавой ставит свои меты
священное величье в страх незряч.
Волна с усердьем серебрит песок.
Творенье бога жутко и прекрасно.
Безлюдный берег лабиринтно – одинок,
в нём нет ни цели, ни желания, ни счастья…
В бескрайнее горит маяк, подточенный водой,
в коротком сне Иисуса сравнивая с Буддой, –
как стержень духа, не из тех, кто словоблудно
от жизни отрекается петлёй.
Кого снедает зависть даже к смерти,
а за спиною крылья, словно груз.
Кто дух крошит в бездушье в круговерти,
В ком истину обманом правит гнус…
Молчанье берега до ледяной, до боли,
и тонкий ветра свист длиннотно – крыл и зрим.
На дыбе вышнего так страстен и юдолен,
с бессмертием танцует «Элогим».
4. Silence
Богоборческое море
смотрит мне в лицо.
Небо, опустив глаза от горя,
тщится в зеленцо.
Горе – море, море горя
по края войдя,
в лабиринты аллегорий
среди плоти дня.
Бог – любовь иль человече…
Я – вода в сети.
Что – то пало мне на плечи, –
надобно нести.
Гаснет солнце перехлёстом
из земных углов.
Мой глагол и вера просто
глубины улов.
Вдруг не хватит водам веры,
что – то изнутри
хладнобедрою гетерой
глоссит в эры три.
И в язычестве наружном
блудная луна
бредит в море, море – лужу:
– Бог, прости меня.
5. Logos
Кто твердил, весь мир
лишь игра на струнных,
и Шекспира Лир
предан ядом юных.
Кем привита кровь
во вселенской чаше…
И борьба, как дробь,
и закат всё краше…
И в глазницах лун
тает веком точка.
В волнах бродит мул,
как в тетради строчка…
И устав от пыли,
и в словах о прошлом,
с телом бугенвиллей
я, как – будто, сросшись, –
не пророк, не птица,
и не шпорой бряцать,
я молю напиться,
не поправ, не спрятав,
лезу безусильно
в горы междуречья
жаждой бугенвилльной
и волнистой речью.
И сама тогда я
стану счастьем вкратце,
горном белой стаи
и побегом в святцах.
Я прижмусь к тебе,
я замру, как Хронос,
у Кара – Тюбэ
слышен прялки голос.
____
* Сюита соло (ит.) (Ностальгия, гр.)
АРТ -PHAGOS
Впечатление от театральных полотен Александра Головина
На тёмном фоне светлые предметы,
в небесной радужке глазнится жёлтый диск.
Дрожа мелодией с акцентом фиолета,
искусно – пепельно порывист пианист.
На золотом панно из хрусткого стекла,
облокотясь о белые колена,
жемчужною улыбкой день без тлена
целует мёртвые слова.
И, в тишине, однажды ангел чёрный
разверзнет истину, как ключ, – надежда есть!
И ангел белый, чуть усмешливый и вздорный,
на ушко зрителю шепнёт благую весть.
