Прошедший первый съезд – событие знаковое. Русское слово через "словесность" поставлено в центр интересов общества, и надо ясно понять, почему президент говорит о "сохранении национальной идентичности", а в кулуарах (свидетельство В.А. Никонова в ночном эфире Владимира Соловьёва) – патриарху Кириллу и лидеру нашей русистики Людмиле Алексеевне Вербицкой: "Вы занимаетесь самым важным делом в нашей стране". Святейший патриарх Кирилл после краткого исторического экскурса начинает съезд со слов о необходимости объединиться всем, кому "небезразличны судьбы русской культуры" для "сохранения нашего национального достояния – русского языка и великой русской литературы".

Объединить людей можно только словом, ибо "Слово – дело великое. Великое потому, что словом можно объединить людей, а можно и разъединить…" (Лев Толстой). В Колонном зале Дома союзов, где яблоку негде было упасть, собрался весь филологический "бомонд", а известно, как мы разобщены в нашем накопившемся "разномыслии", которое часто переходит на личности, поэтому слова об объединении чрезвычайно важны.
Весь стиль общения и атмосфера, созданная на съезде председателем Общества русской словесности патриархом Кириллом, именно таким и был: объединяющим, душевным, остроумным, уместным, о чём постоянно говорили участники съезда (а особенно участницы) в коридорах и на фуршетах, – стиль, выдающий талант хорошего словесника. Были затронуты все болевые точки словесного образования, и делалось это не назидательно и не навязчиво, а с призывом к общему размышлению над "зияющими дырами" и просчётами в организации нашего педагогического дела.
Как известно, чтобы дело имело успех, его надо правильно именовать: ведь "как корабль назовёшь…" Что такое СЛОВЕСНОСТЬ? Если вы (как и некоторые из молчавших присутствовавших) лет сорок занимаетесь выяснением этого вопроса, ваше сердце уже не может не радоваться самой постановке проблемы в центр интересов общества – через создание Общества русской словесности! И эта радость – не у меня одного. Однако умерим радость и поговорим хладнокровно о самой словесности.
Под словом "словесность" у нас принято понимать либо русский язык и литературу (что ясно обозначено на эмблеме общества: в центре – Пушкин, по краям – "русский язык / литература"), либо писательство, художественную литературу. Но понятие "словесность" шире понятий "язык" и "литература" – это азбука классических русских учебников по теории словесности. Почему?
Идея Слова – основная в европейской и русской философии жизни. Если Слово было "в начале" и "было у Бога", если человек – создание "словесное", то есть божественное, то и вся жизнь организуется Словом, которое присутствует в каждом человеческом деянии как его замысел, воплощённая мысль, чувство, воля, сам словесный поступок, который тоже есть дело и проверяется по делам. Именно русская филологическая мысль изобрела термин "словесность" – и это для нас образец творческой мысли, работающей над созданием слова. Перевести "словесность" на иностранные языки невозможно…
Термин "словесность" впервые употреблён в "Словаре Академии Российской" 1789–1793 годов, над которым работал весь цвет русской научной мысли: не только филологи и писатели, но учёные разных специальностей писали первый академический словарь, целью которого была "чистота русского языка". И с начала XIX века слово "словесность", использованное не раз Н.М. Карамзиным, так пленило учёных и писателей земли Русской, что все стали пользоваться им, применяя к разным родам, видам и жанрам словесных произведений, но прежде всего, конечно, к изящной литературе.
Русская филологическая мысль под словом "словесность" имеет в виду следующее: 1) дар слова, которым Творец наградил своё любимое создание – человека, отчего человек имеет главную характеристику – "словесность"; 2) "совокупность всех словесных произведений" (с этих слов начинаются все дореволюционные курсы "Теории словесности") – и именно так предлагал рассматривать роды, виды и жанры современной словесности создатель концепции общей филологии в конце ХХ века профессор МГУ Ю.В. Рождественский, то есть под словесностью следует понимать весь состав культурно значимых текстов в устной и письменной речи, печатной литературе и массовой коммуникации; 3) наука о законах и правилах создания и функционирования словесных произведений (Наука о Слове), 4) искусство Слова, то есть умение и способность практически применять наши знания в организации общественной, профессиональной и частной жизни, с тем чтобы сделать человека счастливым "через язык – речь – слово".
Недооценка Слова и словесности (как науки, искусства, практики) дорого обошлась нашему отечеству: мы "проиграли страну", потому что в психологической войне не отстояли всё лучшее в стране. Словом мы проигрывали Чечню, потому что воевать нужно было не танками, а Словом; мы терпели бедствие перестройки, потому что были неизобретательны в мысли и Слове, но манипулировали сознанием собственных граждан и слепо копировали Запад. Сегодняшняя информационная война ведётся словесными средствами, и выиграет её тот, кто, "стяжав дух мирен", будет честен, ответственен, изобретателен, остроумен, совершенен словесно, но пока у нас риторика – "наука об эффективной речи" – для многих остаётся ругательным словом…
Однако не слишком ли я расширяю границы словесности, предлагая ей объять необъятное: все произведения Слова, которые есть в нашей речевой культуре? На эмблеме Общества русской словесности с портретом Пушкина в центре два пояснения: "Русский язык и литература". И на сегодня это справедливо, потому что актуально и злободневно. Вопросов столько, что их надо разбирать взвешенно и спокойно, научно и общепонятно.
Первое: поднять роль и значение русского языка и литературы в школе. Это надо делать и через увеличение количества часов, и через содержание и методы преподавания учебных предметов. Содержание – это учебные тексты: чему учить? Справедлив термин "золотой канон", который употребил патриарх, то есть надо определить тот минимум, которому следует учить и который составил бы основу той "культурной идентичности", о которой говорил президент. Задача решаемая, хотя, видимо, каждому из нас придётся несколько поступиться своими вкусами.
Второе: организация учительского труда, то есть поставленный патриархом вопрос о роли "наставника – человека, передающего знания от сердца к сердцу, от разума к разуму". Разве мы не говорим постоянно на наших курсах повышения квалификации о личности учителя и качестве его подготовки? А кто-нибудь сказал так, как наставлял учитель святой Иоанн Кронштадтский: прежде всего надо "воспитывать сердце, а потом уже ум"? Простите, скажут, у нас и терминологии-то такой нет: "СЕРДЦЕ…" Между тем Иван Ильин писал: "Цель образования – зажигание сердца". Сделать это может только сердечно вдохновлённый и знающий свой предмет учитель. Есть над чем поразмышлять всем сердцем…
Третье: проблема чтения. Всё-таки, как верно подмечено патриархом, "весьма спорно", что молодёжь мало читает. Действительно, молодёжь разная, и то от одного, то от другого слышишь, что читают, а вот чтó читают, какой привит "вкус к чтению", кто стал образцом, какие извлекаются уроки для жизни… Об этом на секции фундаментальных научных исследований замечательно сказала профессор МГУ Светлана Григорьевна Тер-Минасова, общепризнанный авторитет в обучении студенческого юношества: когда готовятся преподавать русский язык иностранцам, то "всё-то вы читаете про Англию и её историю, а вас не об этом будут спрашивать, а чтó вы знаете о России, её литературе и культуре…"
Кстати, замечательно наблюдение патриарха над психологией восприятия читаемого текста в сравнении с кинотекстом: "Когда человек читает, он сам создаёт художественный образ", то есть он живёт не теми образами, которые ему показывает экран, а "тем, что написано. Каждый из нас – соавтор! В чтении ты – сам себе режиссёр…" Давно заметил: посмотришь хороший фильм (например, "Войну и мир") – и, когда читаешь строки романа о Пьере Безухове или Андрее Болконском, в сознании предстают "толстяк" Сергей Бондарчук и утончённый Вячеслав Тихонов… А вот Обломов Олега Табакова мне не понравился сразу, потому что слишком люблю сам роман, написанный гениальным стилистом Гончаровым – мастером русского слова. Думаю, "кудрявый мальчик" Илюша Обломов должен быть у каждого свой.
Четвёртое: проверка знаний. ЕГЭ… Как мягко патриарх предложил не рассматривать "реформы образования" и ЕГЭ "с исключительно критической точки зрения", но как точно сказал о главном "нарекании-возражении" – тестовой форме ответов. Последняя, на мой взгляд, конечно, не приспособлена прежде всего к "русскому языку и литературе", где требуются творчество, которое не заменишь никакими правильно поставленными галочками.
Особенно отметим вызревающее решение двух проблем: восстановление в школе сочинения и добавление устного компонента. Если в сочинении надо решить проблему повышения нравственно-интеллектуального содержания (в Царскосельском лицее 13-летние Пушкин и Дельвиг писали сочинения на темы "Бессмертие есть цель человеческой жизни" или "Строгое исполнение обязанностей есть первый долг христианина", – только после такого труда ученик способен писать искромётные стихи!), то устный экзамен просто необходим, чтобы, наконец, обратиться к развитию устной речи, а у учителя появилась реальная потребность не только учить расставлять галочки в тестах, а разговаривать и общаться с учениками. Вообще ученик в школе и студент в вузе больше всего хотят общаться с учителями и преподавателями, а пока всех заставляют учиться "самостоятельно", выхолащивая учебный процесс от главного – сотрудничества учителя с учениками.
Пятое: проблемы филологического образования в высшей школе. Здесь, на мой взгляд, две проблемы, которые тяжким бременем легли на плечи преподавателей. Первая – сохранение классического образования в виде традиционных предметов университетского курса: сегодня по приказам Минобра (или по собственному желанию отличиться) катастрофически сокращаются традиционные предметы: греческий и латынь, древнерусская литература и литература XVIII века, а вместо них вырастают некие странные курсы, якобы нужные для данной специальности. Безграмотно выглядит требование новых младореформаторов указывать в списках литературы по предмету книги и учебники, изданные не ранее пяти лет от нынешнего года. Так новые "пупкины" и "тяпкины" становятся читаемы вместо академиков Виноградова и Щербы.
Но о чём вопит (или лучше – вопиет) научно-педагогическая общественность и что вызвало на съезде гром несмолкающих аплодисментов в адрес Александра Привалова, генерального директора журнала "Эксперт"? Он говорил о бремени бюрократической документации, совершенно парализующем работу и вузовского преподавателя, и школьного учителя. "Отменить 99 процентов документации!" – буря оваций! А что же министр Ливанов и его помощники? Их в зале нет…
Решительный пересмотр вузовского делопроизводства назрел как никогда, должен быть выполнен как грантовский проект научно-исследовательской работы и представлен научной общественности. Безумные УМК (учебно-методические комплексы), не вскрывающие сути учебной дисциплины, но только затемняющие её своим формулярством, требующие ежемесячной коррекции по вновь придумываемым стандартам… Компетенции, которые надо вписать в каждую тему, то есть представьте: на разные темы разных университетских предметов – одни и те же компетенции… Компетенции стали чем-то вроде обязательных прежде ссылок на классиков марксизма-ленинизма…
Сказанное – не критика, потому что критика мрачна. Это анализ и предложения, которые решительно оптимистичны. Потому встаёт главный вопрос, ответом на который проверяется любое событие и работа всякой организации: а результат будет? Что, если опять "собрались и хорошо поговорили"? Судя по размаху, замаху, намерениям и настроению, дело пойдёт. Мы находимся "в очень важной точке нашего духовного, культурного развития", – завершает доклад патриарх.
Надежда, рождённая прошедшим событием, вдохновляет многих. Наверное, мой "жуткий оптимизм" требует и ответа на вопрос: может, что не понравилось в работе съезда? А вот не отвечу! Если организаторам или чиновникам, которые уже окружили "верхушку" Общества русской словесности, хочется узнать (знаете, всё-таки 40 лет "словесного" стажа, и не у меня одного), пусть придут и спросят. Отвечу.
За всё ответим: "Внезапно Судия приидет и коегождо деяния обнажатся…" А пока возрадуемся, возвеселимся и потрудимся.