* * *

Берега с осокой, пух ли тополиный —
Край ты мой пастуший, холод заовинный.
Валенки с тулупом да охапка в сани —
Распахну я душу в снежной перебрани.
Ледяные стрелы с искрами во взорах.
Лошадь. Вечер. Зимник. На дуге узоры.
Серпантин уходит за деревню в волость.
Где ты, моя юность? Где ты, моя скорость?
На ходу морозном очи прослезились.
Караульщик-ветер выказал немилость.
Лошадь сторонится полыньи широкой.
Где ты, луг зелёный, травяной, далекий?
Устаёт гнедая. Храп. Глядит искоса.
Потонули избы в снеговых заносах.
Потерпи, родная! Три версты до дома!
Там в хлеву уютном овсяная дрёма.


* * *

Той любви распадаются нити,
Пляшет вьюга, свиваясь в кудель.
Хорошо на мотив забытый
Исповедаться сердцем теперь.
Вечер. Снег. Деревенские склоны.
В них луной бы ещё козырнуть.
Пусть псаломщик небесный уронит
Литию на осанистый путь.
Если песня другим запета,
Исповедаться — с плеч гора:
Я любил, и испытывал трепет,
И раскладывал в масть слова.
С верой есть и любовь, и надежда —
Это всё, в чём землицы соль.
Богохульника и невежды
На меня примеряют роль.
Примеряют, в глаза не глядя.
Только чувств подтасованных нет.
Треплет ветер терновые пряди —
Вижу я на метельный просвет.
Есть удача, есть боль и счастье,
Есть беда, что настигнет врасплох.
Кот мой старый, поддавшись ненастью,
Захворал и совсем оглох.
Пусть и выглядит он негоже,
Всё ж хозяину в радость и впрок.
От мышей в амбаре — сторожа,
Он добычу под дверь волок.
С ним навек распрощаемся скоро,
А пока мне без устали в дверь,
С той же хитрой повадкою вора,
Пляшет вьюга, свиваясь в кудель.


* * *

Тропа за твоим палисадом.
Я чувствую стылость в груди.
Мне шепчут черёмухи рядом,
Что юность твоя позади.
Всё помнятся годы далеки:
Оплакивал Троицу гром,
Как было тебе одиноко
В раскате его молодом.
Волос шелковистые пряди —
Души моей тающий снег,
С улыбкою кроткой во взгляде
И станом чарующих нег.
Живое утешить мы падки,
Когда в наших душах свет.
И в слове, и в жестах повадки —
Не больше одной из примет.
Я сам, прожигатель слова,
Любовью изранен насквозь,
И высказаться наготове,
Что в сердце не улеглось.
Пусть ночью в молитвенный причет,
В купель окуная зарю,
Мне в таинстве храмовом скличут: —
Я тоже… я тоже… люблю.


* * *
Привет, сердечный друг!
Отчалить позов
В края волхвов, в края скитаний дальних.
Там купол в омут обронил главу —
На водах лунных, до сих пор печальных.
Тень облака, туманная дуга,
Перед восходом северного солнца
В рулоны сена скатанным лугам
Теплом луча зимою отзовётся.
Который день в краю моем страда.
Созревший злак — на урожай порука.
Поля ржаные, вы когда, когда
Склонили к жатве головы по кругу?
Седая Русь! Вовек твой светел лик!
С любовью стыну в эту осень!
За всех детей расшатанных твоих —
Мой голос, вырвавшийся в просинь.
За всё, за всё, за час, за каждый миг,
Где день по маятнику сложен,
Где новый в закромах времён возник,
Излившись в слог с крестьянских пожен.
Седая Русь! Ответь, ответь, ответь!
Я в сердце сохраню заботу эту
И, как и ты берёзовую цветь,
С раздольной песней разнесу по свету.
Привет, сердечный друг!
Ты ль золотил листву
В краях волхвов, в краях разливов дальних?
В озёрах купол обронил главу —
На водах лунных, до сих пор печальных…


* * *

Разъедает мне душу отрава.
Сколько лет я загнал на скаку!
Подпоённую юности славу
Я в последний галоп берегу.
Вот опять в золотом распеве
Лист осин занялся гореть.
Но заглушит резвистым посевом
Юный май прошлогоднюю медь.
Только я всех потерь не считаю.
Ни обид, ни пустых тревог.
Я тоску за весёлостью знаю
Звать любовью за далью дорог.
Потому и тревожит та пропасть —
Запустить своё сердце в разгон.
Сгоряча и навеки ухлопать
Удаль лет на смешливый жаргон.
Ты, любовь, средь погонь житейских
Путь шальной осади в борозду.
И тогда от забав молодецких
В стойло сам я себя уведу.
А пока ветер празднует листья.
В эту мягкую рысь сентября
Мне берёза зелёная снится
И черёмухи цвет у плетня…


* * *

Повернёт дуга за речку
В копны сена веер солнца…
Кот ленивый на крылечке
То замрёт, то встрепенётся.
В сердце ношей смех и пляски,
Хоровод у дальней риги.
Я хвалю тебя в огласке,
Духмяной  ломоть ковриги!
Празднуй, стар, и празднуй, молод,
Весели, землица-мати!
Потом вымоченный солод
Дух крестьянский перехватит.
На часах почти что восемь,
Гонит волны белый дольник.
С верой в поднятую озимь
Я — отпетый богомольник.