Визит луны

Искрятся в тишине и холоде
Луны ленивые лучи,
И хриплый смех гулящей молоди
Стихать не думает в ночи.

Пар изо рта струится тающий
Вверх, как таинственная речь:
О, континент, средь туч блистающий,
Мой долг тебя предостеречь.

Ты опустился, ты касаешься
Верхушек обомлевших слив,
Мне страшно, что не опасаешься
В сердцах поднять слепой прилив

Стеклянной жути, хладной вялости,
Смешать любовные дела
И души, от нездешней шалости
Все в изморози добела.

Затихли вопли молодежные,
И поостыл телесный пыл...
Нехороши неосторожные
Визиты к нам ночных светил.


* * *

В деревне тишина особая.
Сосед заводит мотоцикл,
И под окном сосна высокая
Пучки роняет теплых игл.

Блуждает сытый тенор Баскова,
Жужжит в саду бензопила,
И электричка очень ласково
На горизонте пролегла.

Собаки лают, словно просятся,
Чтоб ветер их унес с собой,
И мысли разные проносятся:
Доволен я своей судьбой?

Садится "боинг" в Домодедово,
Полет прошел, и жизнь прошла,
Да кто теперь не знает этого —
По всем звонят колокола.

В окно видать погост с березами,
Там тишина, там все свои,
И сладкозвучными угрозами
Их заливают соловьи.


* * *

А за ночь снова подморозило,
Прозрачны сделались сады,
И ветлы смотрятся не в озеро,
А в тонкий-тонкий слой слюды.

И в воздухе легко ломается
Луч, зацепившись за карниз,
И пар над клумбой поднимается
Закрученнее, чем каприз.

Во всяком звуке есть по трещине,
И с перебоем кровоток.
В глазах у каждой встречной женщины
Лишь иронический ледок.


* * *

Даже мелкая капля дождя
Производится целою тучей,
А сама она только дитя
Атмосферы могучей.

Но Евр, и Зефир, и Борей
Тоже чьи-то летучие дети.
Воздух — просто дыханье морей,
А моря разлеглись на планете.

И летает крутящийся шар,
Потому что давно и не хило
Изливает ласкающий жар
На него наше солнце-светило.

А само только капля огня
В невозможно раскидистой бездне.
И вопрос настигает меня:
Где конец этой песни?!

Кто создал бесконечность и в ней
Бесконечное море огней?
А никто, говорят.
                       Непонятно?
Все само, просто так и бесплатно!

Но душа все равно изнывает,
Но такого ведь — не бывает!


* * *

И Гоголь затеял комедию
Божественней, чем у Данта.
девятнадцатому столетию
пришлось потерпеть от таланта.

Все здорово, в смысле ада,
Найденного у себя дома,
Но больно уж простовата
Постройка второго тома.

Кровь от восторга не стынет —
Что сталось с творческой силищей?!
У православных в доктрине
Нет ничего о чистилище.

Зря он застрял с Костажоглой,
Зашел бы с другого края,
Была бы воистину шоковой
Картина русского рая.


Трагедии

Долбануло страшно в Порт-о-Пренсе,
И майдан кипит на Украине.
Я смотрю в окошко здесь, на Пресне:
Снег искрится, и сверкает иней.

Где-то там, за краем ойкумены,
Страшных глоток завывают хоры,
Из тоски, кошмаров и измены
Мощные сплетаются узоры.

Чьих-то битв виднеются зарницы,
Дикие рождаются идеи,
Испещрились буквами страницы,
Новые искусства загалдели.

Отворились тайны, и скелеты
Из шкафов толпой трескучей прутся.
Очередь стоит вернуть билеты,
Что на вход в реальность выдаются.

Я смотрю в окно на Красной Пресне,
Снег искрится, и с меня довольно,
Вырвался я из козлиной песни,
Так чудесно все, что даже больно.


Жара

Ивы беззвучны, хотя и плакучи,
Птицы молчат, обалдев от жары,
Бесшумно кишат муравейников кучи,
И одуванчиков тают шары.

Тихо и как-то удачно привинчен
Облачный к небу архипелаг.
Слышно лишь только, как с земляничин
Капает солнцем расплавленный лак.


* * *

Сдвиньте гусеницы дивизий
И штыки наклоните полков,
Все пространства зияющих высей
Скройте тучами штурмовиков.

И составьте составы с ипритом
У закрытых шенгенских дверей,
Объявите: к вам будут с визитом
Сотни Кузькиных матерей.

И когда, умной сталью сверкая,
Станем мы во всю грозную стать,
Запад снова, трясясь, но вникая,
Станет русские книги читать.


* * *

Так сдавило грудь, что стало ясно:
Только Он умеет так обнять.
И душа мучительно согласна
Тело на бессмертье обменять.

Ничего нет в мире достоверней
Боли, обращенной в небеса.
Вверх стремлюсь я из телесных терний.
Вниз стекает мутная слеза.

Ангелы летят в крылатых платьях.
Эта боль, она, конечно — Весть.
Я готов пропасть в Твоих объятьях.
Я готов, но, кажется, не весь!


Физрук

Когда вспоминаю о школе,
Всегда пред глазами физрук.
Не сладко жилось дяде Коле,
Он был одинок и без рук.

Он с фронта вернулся,
Невеста его терпеливо ждала,
Она поступила с ним честно
И сразу к другому ушла.

Он запил темно и печально,
Пил долго, опомнился вдруг.
Когда выводили из чайной,
Сурово заметил: "Без рук!"

Он в Бога не верил, но часто,
Лишь стоило завестись,
Орал на любое начальство,
Что врать начинало: "Окстись!"

И зажил он жизнью неброской,
Так к горю привык своему,
Что даже Венеры Милосской
не требовалось ему.


* * *

Как велика Россия наша:
Где мы, а где верховна власть!
Миронова решилась Маша
К ногам величества припасть.

Просить за Петеньку Гринева,
Он чист, то ведает Творец.
Но как закинешь это слово
Ты в императорский дворец?

Повсюду стены, всюду стражи,
А в кошельке одна лишь медь,
И до Екатерины Маше
Препятствий не преодолеть.

Но чтоб сюжет, таким влекомый
Пером, сквозь стены не проник!
Да там у Машиной знакомой
давно знакомый истопник.

Всем в мире властвует страница,
Не медли, Маша, прямо в сад,
Все, ждет тебя императрица!
Глаза ее уже блестят!


Соловей

Огонь, запаянный во льду, —
Его внезапных звуков вылет,
Я воспаленным слухом жду,
Что он еще такого выльет.

Его б не отыскал никто,
Вбежав в дикорастущий хаос,
Он звуки сыплет в решето,
Из веток свитое и пауз.

Он в черном клюве держит щель,
В которую как тарарахнет!
Потом, бессмертней, чем Кощей,
Над прозвучавшей трелью чахнет.


* * *

Удивительное ощущение:
Только мне никакого прощения,
только мне этой старости хворости,
Бег годов на ускоренной скорости,
Лишь меня ожидает мгновение
Абсолютного исчезновения.

Правда, яд моих мыслей ветшающих
Не опасен для окружающих.

Все бодры, веселы и уверены,
Что их сроки еще не измерены,
Верят, будучи полностью в разуме,
Небо им украшают алмазами.
Знают твердо они и решительно:
То, что ждет впереди, — удивительно!
Ходят слухи, почти повсеместные,
Ожидают всех кущи небесные...

Мне чем дальше, тем явственней чудится,
Что у них, дураков, все и сбудется.


* * *

Господи, ты видишь эту душу?
Как она толкается, слепа,
Из себя самой спешит наружу
И сложна, как темная толпа.

Господи, я жду твоей подмоги!
Отвори какую-нибудь дверь
Из моей заброшенной берлоги
Или просто прикажи мне: "Верь!"