Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Готфрид БЕНН

ИТАКА
(1915)

Действующие лица:
Альбрехт, профессор патологии
доктор Рённе, его ассистент
студенты-медики
студент Кауцкий
студент Лутц

Лаборатория профессора.
Конец занятия.
Профессор и студенты-медики.

Профессор
А теперь, господа, я приготовил вам напоследок еще один изысканный сюрприз. Посмотрите, я окрасил пирамидальные нейроны из гиппокампа левого полушария большого мозга четырнадцатидневной крысы линии Катулл, видите, они окрасились не в красный, а в розовый с легким оттенком фиолетово-коричневого, перетекающим в зеленоватый. Это в высшей степени интересно. Как вам известно, Институт Граца выпустил работу, оспаривавшую этот факт вопреки моим подробным исследованиям по данному вопросу. Я воздержусь от комментариев относительно самого этого института, замечу только, что эта работа показалась мне совершенно незрелой. Теперь вы видите все сами, доказательства — у меня в руках. Это открывает поистине невероятные перспективы. Теперь стало возможным отличить крысу с густым черным мехом и черными глазами от крысы с коротким жестким мехом и светлыми глазами еще и с помощью вот такой окраски (при условии, что они одинакового возраста, обе питаются леденцами, каждый день по полчаса играют с маленькой пумой и два раза за вечер при температуре 37,36 градусов имеют нормальный стул). Конечно, нельзя не принять во внимание тот факт, что подобные явления наблюдались и при других условиях, но, тем не менее, это наблюдение, я чуть не сказал, этот шаг, приближающий нас к постижению великих соответствий, что движут вселенную, достойно отдельной публикации. Засим прощайте, господа, прощайте. (Все студенты выходят, кроме Кауцкого и Лутца)

Лутц
Скажите, господин профессор, а когда этот препарат будет изучен более детально, тогда можно будет сказать что-нибудь, кроме вашей реплики: так, так, они окрасились не в красный, а в розовый с легким оттенком фиолетово-коричневого, перетекающим в зеленоватый?

Профессор
Но, господа, об окраске мозга крыс имеется большая трехтомная энциклопедия Майера и Мюллера. Прежде всего, нужно ее проштудировать.

Лутц
А когда это будет сделано, мы придем к каким-нибудь выводам? К чему-нибудь практическому?

Профессор
Ах, любезный! К выводам! Мы же не Фома Аквинский, хи-хи-хи! Разве вы не слышали о заре кондиционализма, что взошла над нашей наукой? Мы лишь фиксируем условия, при которых происходит событие. Мы варьируем возможности их возникновения, и теология тут ни при чем.

Лутц
А если однажды целая аудитория поднимется и проорет вам в лицо, что лучше уж слушать лекции по самой темной мистике, чем пыльную трескотню вашей интеллектуальной акробатики, и так даст вам под зад, что вы полетите с кафедры? Что вы тогда скажете? (Входит доктор Рённе)

Рённе
Господин профессор, я возвращаю вам работу о дыре в брюшине у новорожденного. Меня совершенно не привлекает перспектива выступления перед незнакомыми мне людьми, вышколенными строго определенным образом, дабы с помощью изображения ситуации в разрезе они могли составить о ней представление. Не хочу я делать то же самое и с мозгом; это какая-то игра, легкая и самодостаточная наивность частного случая, позволяющая ему разрушать и разлагать.

Профессор
Ваши доводы просто нелепы, ну что ж, отдавайте. И без Вас найдется много желающих взяться за эту работу. Копните глубже, и вы поймете, что речь идет не о частном случае, но, скорее, о систематизации знания вообще, организации опытных данных, одним словом, в каждом частном случае под вопросом стоит сама наука.

Рённе
Два века назад она в духе своего времени доказывала божественную мудрость через совершенство органов, а свои великие познания и добродетели — через устройство ротовых органов прямокрылых. Не будут ли через двести лет так же смеяться над тем, что Вы, господин профессор, потратили три года своей жизни на то, чтобы выяснить, окрашивается то или иное жировое вещество осмием или раствором нильского синего?

Профессор
У меня нет ни малейшего желания толковать с вами о столь общих вопросах. Вы не хотите выполнять эту работу. Что ж, я дам Вам другую.

Рённе
Не стану я также писать работу о том, на шестом или на восьмом месяце после пенетрации плодородного чрева фрау Шмидт у нее стали выпирать петли тонкой кишки через пупочное отверстие, ни о том, как высоко стояла диафрагма наутро у утопленника. Собирать опытные данные, систематизировать — это самая низкая форма мозговой деятельности. Сотни лет вы отупляете население. Вам удалось внушить всяческому сброду почтительный страх, и чернь уже готова признать великим ученым любого энуретика, если только он знает, как обращаться с инкубатором. Но Вы не развили ни одной оригинальной мысли! Одна мысль порождала у Вас другую; держаться как можно ближе к пуповине и не покидать плаценту — вот ваши мысли — стая кротов с обезьяньими мозгами — плевал я на ваше племя!

Профессор
Прежде всего, это ниже моего достоинства, отвечать на реплики, сказанные в таком тоне.

Лутц
Достоинства? Да кто вы вообще такой? Отвечайте, ну!

Профессор
Я буду держать себя в рамках. Хорошо. Вы пренебрежительно отзываетесь о теориях, что ж, как Вам будет угодно. Но ведь наш предмет имеет столь явные практические тенденции: сыворотка крови и сальварсан — это же не спекуляция?

Лутц
Так значит, вы работаете ради того, чтобы фрау Майер могла на два месяца дольше ходить на рынок или чтобы шофер Краузе на два месяца дольше водил свое авто? И потом — маленькие люди, борющиеся со смертью, кому это интересно? Не надо, господин профессор, все сваливать на тягу к причинности, это ничего не меняет. Есть целые народы, валяющиеся на песке и дующие в бамбуковые флейты.

Профессор
А как же человечность? Сохранить матери ребенка, семье — кормильца? Благодарность, которая блестит в глазах…

Рённе
Ну и пусть себе блестит, господин профессор! Детская смертность и все остальные способы издохнуть — такая же неотъемлемая часть этого мира, как зима — время года. Давайте не будем банализировать жизнь.

Лутц
Кроме того, эти практические взгляды не очень-то нас интересуют. Мы ждем ответа вот на какой вопрос: как вам хватает смелости вводить в науку юношей, о которых вы точно знаете, что их познавательные способности ограничиваются принципом «ignorabimus»? Неужели вы сегодня больше не размножаетесь, и козьим шарикам вашего мозга достаточно вести эту статистику копролитов? Чем вы думаете?

Профессор
………………

Рённе
…я знаю! Знаю! Военная стратегия интеллекта! Тысяча лет оптики и химии! Знаю, знаю, познание возможно, поскольку дальтоники в меньшинстве, так? Но я Вас предупреждаю, попробуйте только вернуться к вашей старой лжи, от которой меня уже мутит, и я задушу Вас вот этими самыми руками. Я прогрыз весь космос своим черепом! Я думал до тех пор, пока у меня не потекла слюна. Я был логичен до усрачки. А сейчас все покрылось туманом, и какова цена всему этому? Слова и мозг. Слова и мозг. Снова и снова ничего, кроме этого ужасного, вечного мозга. К этому кресту мы прибиты, в этом кровосмешении повинны. В этом насилии против вещей — о, если бы Вы знали мою жизнь, эти муки, это ужасное стояние на краю, когда звери предают Бога, и зверь, и Бог раз за разом пережевываются мыслью и снова выплевываются, еще один случай, никем не замеченный в тумане наших земель — но я Вас предупреждаю, Вы отступите без лишнего шума и рады еще будете, если Вам не предъявят счет за нанесение студентам черепно-мозговой травмы.

Профессор
Дорогой коллега, мне бесконечно жаль, если Вы плохо себя чувствуете. Но если Вас тянут ко дну дегенерация, неврастения, или, я не знаю, какие-то средневековые потребности, я-то тут при чем? Что Вы взбеленились? Если Вы слишком слабы для пути к новому познанию, так оставайтесь сзади, а мы пойдем дальше. Бросьте анатомию. Займитесь мистикой. Выводите из формул и следствий местоположение души в организме, но нас не трогайте. Мы племя, рассеянное по всему миру: головы-покорители, мозги-завоеватели. То, что высекло из камня первое орудие, то, что хранило добытый огонь, то, что породило Канта, то, что построило машины — вот наша защита. Бесконечности открываются перед нами.

Рённе
Бесконечности открываются перед нами: тяжелой поступью мы продвигаемся в них, надев могучую кору большого мозга; пальцы — как циркули, челюсти, округлые, как счеты — становясь какой-то кишкой с поршнем наверху, не связанной с остальным организмом… Перспективы! Перспективы! Бесконечность открывается перед нами!
А по-моему, стоило остаться медузами. Вся история эволюции не стоит ни гроша. Мозг — это тупик. Надувательство обывателей. Прямохождение или плавание в вертикальной плоскости — все это лишь вопрос привычки. — Все мои построения рухнули. Космос проносится мимо меня. Я стою на берегу: серый, прямой, мертвый. Мои ветви — еще в текущей воде, но они направлены вовнутрь, в сумерки крови, в прохладу тела. Я обособился и я — это я. Я себя больше не беспокою.
Куда мы идем? Куда? Зачем весь этот долгий путь? Ради чего нам собираться? Что, если я на секунду перестану думать, мое тело развалится на части?
Внутри рождаются ассоциации, внутри что-то происходит. Я еще чувствую свой мозг. Он как лишай у меня на темени. Эту исходящую сверху тошноту вызывает именно он. Он всегда на подъеме: желтый, желтый, мозг, мозг. Он свисает у меня между ног… Я предельно ясно чувствую, как он бьет меня по лодыжкам…
О как бы я снова хотел стать: лугом, песком, на котором прорастают цветы, широкой поляной. Теплыми и прохладными волнами земля подносит тебе все необходимое. Никакой головы. Вот бы так жить.

Кауцкий
Видите зарю, занимающуюся над нашими телами? Восходящую из вечности, из утра мира? Столетие подошло к концу. Болезнь побеждена. Загадочное путешествие, паруса трещат; родина поет о море. Кто скажет, что вас гонит? Проклятие, грехопадение, да что угодно. Тысячелетия были только подготовкой, тысячелетиями ничего такого и не проявлялось. Все началось сто лет назад и прошлось по миру, как эпидемия, пока ничего не осталось, кроме огромного, плотоядного, жаждущего власти зверя: познающего человека, который раскинулся от неба до неба, и, играя, выпустил мир из своей головы. Но мы старше. Мы — кровь, из теплых морей, матерей, дающих жизнь. Вы — маленький приток этого моря. Возвращайтесь домой. Я призываю Вас.

Профессор
Не давайте Рённе ввести себя в заблуждение. Он измотан размышлениями, не связанными с серьезной, целенаправленной деятельностью. Такие жертвы на нашем пути неизбежны.

Рённе
Средиземноморье существовало издавна и продолжает существовать и сегодня. Может быть, именно там была вершина человечности?

Профессор (продолжая)
Но, господа, все эти замечательные потребности, чувства, то, о чем вы говорите: о мифе и познании, может быть, это старые гнойники нашей крови, оставшиеся с древних времен, которые в ходе развития будут отброшены, как третий глаз, смотревший некогда назад, не идут ли враги? Сто лет естественных наук и развившейся из них техники, как они все-таки изменили жизнь. Сколько духа в этой спекуляции, предавшей трансцендентальное и обратившейся к оформлению материального, чтобы удовлетворить новые потребности самообновляющейся души! Нельзя ли уже сейчас говорить о homo faber вместо прежнего homo sapiens? Быть может, все спекулятивно-трансцендентальные потребности с течением времени облагородятся, очистятся и совсем утихнут в работе по оформлению земного? Не оправдывают ли себя естественно-научные исследования и процесс обучения с такой точки зрения?

Кауцкий
Разве что если вы хотите основать гильдию водопроводчиков. Но была одна страна: вокруг нее кружили голуби, мрамор мерцал от моря до моря, сон и дурман…

Рённе
…Мозги: маленькие, круглые, усталые и белые.
Розовополое солнце и дурманящая синевой роща.
Цветущий и мягкий лоб. На берегу — безмятежно.
Поросшие олеандрами берега, плавно переходящие в тихий залив…
…Кровь, готовая к извержению. Виски, застывшие в ожидании.
Лоб, течение вод, как будто окрыленных.
О, дурман голубем овевает мое сердце: смеется — смеется — Итака! — Итака!..
О, останься! Останься! Не дай мне вернуться назад!
О, какой шаг, шаг нашедшего дорогу домой, когда отцветают все миры, сладкие и тяжелые. (Подходит к профессору и хватает его за грудки)

Профессор
Но, господа, что у вас на уме? Я охотно пойду вам навстречу. Уверяю вас, в будущем я буду указывать коллегам на то, что мы не преподаем истину в последней инстанции, что нужно слушать коллег-философов. Я выскажу все, что есть сомнительного в нашей науке… (переходя на крик) Господа, послушайте! Мы как-никак ученые-естественники, мы мыслим трезво. Что делать в ситуациях, до которых, скажем так, сегодняшнее устройство общества еще не доросло? Мы все-таки врачи, не будем слишком полагаться на разум. Никто не узнает, что здесь произошло. На помощь!
На помощь!
Убивают! Убивают!

Лутц (тоже хватая его)
«Убивают! Убивают!» Ройте себе могилу! В полевой грязи. Мы пройдемся мозгами по этому выводку!

Профессор (задыхаясь)
Ах, вы зеленые юнцы с вашей тусклой зарей! Вас утопят в крови, и бандиты будут завтракать и пить за свое здоровье на ваших могилах! Вначале уничтожить север. Вот она, победа логики! Повсюду бездна: ignorabimus, ignorabimus!

Лутц (нанося ему многочисленные удары головой)
«Ignorabimus!» Вот тебе за ignorabimus! Ты не слишком тщательно изучил материал! Изучи тщательнее, если хочешь учить нас! Мы молодежь. Наша кровь взывает к небу и земле, а не к клеткам и червям. Да, мы уничтожим север. Холмы юга уже набухли. Душа, распростри крылья, да, душа! Душа! Мы хотим мечты. Мы хотим дурмана. Мы призываем Диониса и Итаку!

Перевел с немецкого Н. КОВАЛЕВ