Е два переступив порог дома и скинув с плеч тяжелый квадратный рюкзак, Валентин разрыдался в голос. На кухне сразу же раздался грохот. Это до смерти напуганная мама уронила кастрюлю с очищенным картофелем.
— Что?! Валя?! Что случилось? Господи! — кричала мама, насильно поворачивая Валю вокруг своей оси и пытаясь отыскать повреждения.
Она наскоро прощупала через пиджак тонкие мальчишечьи руки, запустила пальцы в густую копну взмокших русых волос и быстро обследовала голову на предмет ранений. Валя тем временем наращивал рыдательные обороты. Мамино внимание всегда подливало масла в огонь его горьких обид. Фонтан "Дружба народов", который учительница показывала утром на картинках, имел гораздо больший литраж, чем девятилетний Валя, но сейчас едва ли он мог потягаться с мальчиком в выразительности разбрызгивания жидкостей.
— Отставить рыдания! — звучно приказал папа, давно наблюдавший за происходящим.
Валя мгновенно затих, оскорбленно глянул на отца, потом перевел взгляд на мать, и слезы продолжили катиться по красным щекам, но уже беззвучно.
— Миленький мой, сыночек! Скажи нам, что случилось? Не пугай так маму!
— Ни… ни… ничего не случилось, — выдавил Валя, всхлипывая. — Просто я… просто я… страшный!
Слово "страшный" получилось сиплое, низкое. Можно, в общем-то, сказать, страшное.
— Во номер! — удивился папа и сложил руки на груди. — С чего это ты взял?
— Так, сыночка, снимай туфли, умывайся, а потом поговорим. Папа сейчас за тортиком сбегает. Хочешь тортик? — засуетилась мама, стягивая со школьника пиджак. — За чаем и поговорим. Так лучше будет.
Папа, не любивший тортики и особенно — за ними ходить, буркнул что-то невразумительное, но пошел одеваться.
Не прошло и полчаса, а Валюшка уже уныло жевал кусок шоколадного бисквита. Мама и папа устроились напротив.
— Валентин, с чего ты взял такую глупость? — не выдержала мама.
Валюшка скорбно проглотил прожеванное.
— Это не глупость. Я — страшный, — сказал мальчик с той же обреченной уверенностью, с какой, должно быть, однажды произнесли фразу "И все-таки она вертится!" — Просто урод.
— И в каком именно месте, позволь спросить, ты — страшный урод? — полюбопытствовал папа, иронически поджав губы.
— Вот в этом!
Пальцем, густо измазанным шоколадом, Валюша ткнул себя в нос. Мама тут же отерла полотенцем поставленную на кончик носа сладкую печать. Она приняла близко к сердцу заявление сына и сильно нервничала. Потому молчала.
Нос у Валика и в самом деле был примечательный — тонкий и очень длинный. Эту особенность он унаследовал от мамы. Но из-за больших черных глаз и пухлых розовых губ маме их общий нос шел гораздо больше, чем веснушчатому голубоглазому Валику. Всем остальным, кроме носа, он удался в папу.
— Как я вообще буду дальше жить с таким шнобелем? — драматически вопросил Валентин.
— Давай отрежем, — предложил нечуткий папа.
— Валюша, у тебя самый замечательный нос! Правда, папа? Он немного великоват, но это даже лучше. Большой нос выглядит очень мужественно, — стала уговаривать мама. — Скажи ему, папа!
— Конечно. У всех настоящих мужиков огромные носы. Видел портрет Наполеона? Вот такенный клюв у него был!
Валентин злобно отодвинул блюдце с тортом.
— А новенький Рома так не думает!
— Что за Рома?
— Терещенко. Его на этой неделе из "Б" класса к нам перевели.
— И что же, это он тебе сказал, что ты страшный? — Голос мамы изменился. Стальным альтом в нем зазвучало задетое достоинство.
— Он не сказал. Он просто… он просто с самого утра смотрел на меня вот так противно и тер свой нос.
Слезы снова повисли на Валюшкиных ресницах.
— Так надо было потереть ему морду кулаком, — возмутился папа.
— Дима, Дима, ну чему ты его учишь? Валечка, а ты уверен, что он хотел тебя обидеть? Может, он просто шутил?
— Ну конечно, шутил! Все время на меня смотрел и тер, тер. Так, что сам красный стал, как помидор. И Милка мне сказала: "Это он над твоим огромным шнобелем смеется!" Вот увидишь, завтра меня все в школе будут Шнобелем называть!
— Ну и дела… — Озадаченный папа развел руками. — Нет, тут только морду чистить.
— Вот еще! Ни в коем случае! — твердо заявила мама.
В ее голову явно пришло готовое решение.
— Знаешь, что тебе нужно сделать? Отплатить ему той же монетой.
— Ага, как это? У него знаешь какой нос маленький? Вот такусенький.
Валик двумя пальцами обозначил физиогномические особенности недруга.
— Но ведь у него тоже есть что-нибудь такое некрасивое, уродливое? Наверняка есть.
Валик задумался.
— Например, волосы плохие, — предложила мама.
— Тогда можно Лысым прозвать, — поддержал папа.
— Нет, волосы хорошие, — рассудил Валентин.
— Не очкарик? — на всякий случай поинтересовался папа.
— Не-а.
— Может, коротышка? Недоросток?
— Гном?
— Нет. Он высокий.
— Тогда Шпала. Или Шваброид.
— Знаю! — вскричал наконец Валик с торжеством. — Он все время шмыгает. Вот так.
Он возбужденно вскочил со стула и живописно изобразил повадки врага.
— Ну вот, — обрадовалась мама. — Решено. Пусть будет Шмыгало.
— Нет, лучше просто — Сопля, — решил папа.
Валентин заговорщически поглядел на родителей и радостно захихикал. Все положили себе по второму куску торта и с аппетитом принялись за еду.
— Мама! Мама! Я хочу назад в "Б" класс! — злобно закричал Рома с порога.
— Чего это? — удивилась встревоженная мама.
— У меня аллергия, а они смеются надо мной. Один мальчик весь день в нос себя тыкал и на меня смотрел.
— Так-так, раздевайся, мой руки, и за столом поговорим. Хорошо, что папа сегодня дома обедает.