Известно, что «Выстрел» — наиболее автобиографичный опус из всего корпуса «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина». Это скриншот реальной дуэли, состоявшейся в 1822-м году промежду «нашим всем» и прапорщиком генштаба А. Зубовым.
К слову, та дуэль была необычной — инициатором вызова был Зубов. Из 30-ти зафиксированных историками инцидентов, только в 5-ти случаях Пушкин получал вызов. В остальных задирался первым. Соотношение — 6:1. Есть подозрение, что репутация «неблагонадежного» получена им не по политическим мотивам, а…
«Были у прежней полиции такие особые списки, в которые включались люди, не совсем удобные для общественного спокойствия. В списках этих было и имя Александра Пушкина. И отнюдь не в вольнодумии и прочих высоких материях обвинялся он тут — был в этих списках на одном из почетных мест в качестве карточного понтера и дуэлянта».
Надо заметить, что вздорность характера поэт демонстрировал регулярно, и доставалось в первую очередь родственникам. Пример номер раз: «Вскоре после приезда Пушкина в Михайловское у него произошла крупная ссора с отцом… В конце осени все родные Пушкина уехали из Михайловского».
Пример номер два: «Сразу после свадьбы семья Пушкиных ненадолго поселилась в Москве на Арбате… Там супруги прожили до середины мая 1831 года, когда, не дождавшись срока окончания аренды, уехали в столицу, так как Пушкин рассорился с тещей…»
И, наконец, — первая дуэль Пушкина тоже началась с родственника. С дяди: «Александр Сергеевич, только что выпущенный из лицея, очень Павла Исааковича полюбил, что, однако, не помешало ему вызвать Ганнибала на дуэль за то, что тот в одной из фигур котильона отбил у него девицу Лошакову, в которую, несмотря на ее дурноту и вставные зубы, Александр Сергеевич по уши влюбился».
Дядя, кстати, тоже был не промах по части срифмовать экспромт. И тем же вечером сочинил:

Хронологическая статистика пушкинских дуэлей поражает стабильностью — ни дня без строчки, ни года без дуэли. Впрочем, график нелинейный. Были в нем всплески и провалы. Вполне объяснимые (и не только возрастом). Рекордные 8 вызовов 1822-го года — это, конечно, влияние пряной атмосферы Бессарабии и Кавказа, а также озверения от безделья на виртуальной службе по департаменту Коллегии иностранных дел. А полные нули 1824–25 и 1830–35 и того проще объяснить. Первый ноль — это Михайловское (там не с кем было). Второй ноль — женитьба, дети и начало нормальной карьеры. Целых 5 лет держался! И вообще — только что написан «Выстрел». Этой сублимации хватило надолго.
Но у внимательного читателя неминуемо возникает вопрос: как ему удалось уцелеть в трех десятках поединков, и почему он сам никого не убил? На второй вопрос ответить проще — Пушкин никогда не стрелял первым. И вторым стрелял не всегда (как и Сильвио из вышеупомянутой повести). На первый вопрос тоже есть ответ: дело, в принципе, редко доходило до стрельбы. Больше чем в 2/3 случаев дуэли отменялись. По разным причинам. Чаще всего секундантам удавалось примирить противные стороны.
Однако главная дуэль Пушкина не только не состоялась, но и попала не во все реестры, ибо формально вызов не был получен контрагентом. Почему же тогда она главная? Дело в том, что Пушкин «бросил перчатку» Фёдору Толстому по прозвищу «Американец». А это совершенно особый случай…
«Убитых им на дуэлях он насчитывал одиннадцать человек. Он аккуратно записывал имена убитых в свой синодик. У него было 12 человек детей, которые все умерли в младенчестве, кроме двух дочерей. По мере того, как умирали дети, он вычеркивал из своего синодика по одному имени из убитых им людей и ставил сбоку слово “квит”. Когда же у него умер одиннадцатый ребенок, прелестная умная девочка, он вычеркнул последнее имя убитого им и сказал: “Ну, слава Богу, хоть мой курчавый цыганеночек будет жив”». (Из мемуаров М. Каменской, 1894)
Фёдор Толстой — личность примечательная и неоднократно отраженная в отечественной беллетристике. Оба Александра Сергеевича (Грибоедов и Пушкин) сделали его прототипом второстепенных персонажей. А племянник Лёва, пиша «Войну и мир», срисовал с дяди образ Долохова. Заслуживает отдельного внимания история прозвища. Фёдор действительно был в Америке (на Алеутских островах), причем попал он туда при скандальнейших обстоятельствах.
«На одной из станций мы с удивлением увидели вошедшего к нам офицера в Преображенском мундире. Это был граф Ф. И. Толстой… Он делал путешествие вокруг света с Крузенштерном и Резановым, со всеми перессорился, всех перессорил и как опасный человек был высажен на берег в Камчатке и сухим путем возвращался в Петербург». (Из «Воспоминаній Филиппа Филипповича Вигеля», 1864)
Чтобы представить себе степень «опасности», можно привести в пример такую шутку графа (относительно невинную в сравнении с прочими): «…так, однажды он напоил сопровождавшего “Неву” священника, и когда тот лежал мертвецки пьяный на полу, приклеил его бороду к доскам палубы сургучом, запечатав казенной печатью. В итоге бороду пришлось отрезать, чтобы пришедший в себя священник смог освободиться — Толстой напугал его тем, что печать ломать нельзя».
Итак, Александр и Фёдор знакомятся в 1819, а уже через год возникает повод для дуэли — вслед высланному в Бессарабию Пушкину летит оскорбительная для чести дворянина сплетня: «…Толстой — неизвестно, намеренно или нет — распространил в Москве слух, будто Пушкина перед отправлением в ссылку выпороли в Охранном отделении».
И тут возникает любопытная параллель — первоначально повесть «Выстрел» состояла из одной главы. Но позже была приписана вторая, действие которой происходит через шесть лет (и противник Сильвио называется не по имени, но «графом», что характерно). Так вот, в 1826 (через шесть лет после того как…) Пушкин посылает Толстому вызов — все по тому самому поводу. Эти годы не прошли даром — Александр Сергеевич усиленно упражнялся в стрельбе.
Дальше начинается мистика… Дуэль не состоялась по чистой случайности, потом нашлись, слава богу, примирители, потом Александр с Фёдором обратно задружились. Причем до такой степени, что Толстой стал сватом — именно через него шли официальные переговоры с семьей Гончаровых.
И тут сюжет опять закольцовывается: первая дуэль Пушкина — с родственником и последняя — тоже. Ведь Жорж Дантес приходился Александру Сергеевичу свояком (муж сестры жены — Екатерины Гончаровой). К этому следует добавить, что шансы молодого кавалергарда супротив опытного камер-юнкера были невелики (особенно с учетом неожиданно кровожадных условий, на которых настоял Пушкин).
«Дантес стрелял плохо. Он был близорук, и вообще искусство стрельбы не требовалось для поступления в Лейб-гвардии кавалергардский полк. Это как-то не входило в дворянские доблести. Пофехтовать — да, а вот метко стрелять — что-то в этом немного плебейское. Это разбойники, понимаете, типа Вильгельма Телля…»
То, что произошло на Черной речке, выпадает из логики. Как будто злой и безнаказанный гений Фёдора Толстого вселился в бедного (в том числе, буквально) француза и… Не знаю, как это объяснить, не знаю…