Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Перекличка поэтов


Александр КАРПЕНКО
Поэт, прозаик, композитор, ветеран­афганец. Родился в 1961 году в г. Черкассы. Окончил Литературный институт им. А. М. Горького. Автор семи книг стихов. Член Союза писателей России, Южнорусского Союза писателей и Союза писателей XXI века. Участник литературного объединения ДООС. Кавалер ордена Красной Звезды. Автор многих книг и публикаций. Живет в Москве.



ЗАКЛИНАТЕЛЬ ТЕНИ
 
сюрреалистический автопортрет

как странно в имени моем
живым пульсируют огнем
небесной радуги оттенки
карпенко

и наговор пятнистых губ
и времени мясистый сруб
карузо просится в пен-клуб
карпенко

я не безумец не икар
а просто тит лукреций кар
в ночи танцующий фламенко
бемоль меняю на бекар
карпенко

о слоги данности моей
и наугад из-под бровей
картина пенных кораблей
карпенко



*   *   *

И я не знаю, кто я отныне:
Со мною ангел говорил на латыни
О недоступной сердцу твердыне.

Ко мне устами влажно приник,
Чтоб влить в меня этот мертвый язык;

Крылом коснулся тихо предплечья —
И словно тяжесть выронил с плеч я;
Перелилось в мое сердце наречье,
И горечь схлынула человечья.

Но я забыл этот мертвый язык.



*   *   *

…И время свой усилит натиск,
И Маяковский крикнет: «Нате-с!»,
И ты поймешь, внезапно нем,
Что Эрос — это был Танатос,
Только не узнанный никем.

…Уж соловью скормили басни;
И Блоку грезится блокбастер;
И снова сумрак на пороге,
И в Слове умирают слоги,
И Бог приходит в наши блоги,
И жизнь — сама себе награда.
Жжет осень рукопись де сада…



Сердечное

Если твое сердце не вынесет горя,
Отдай его сердечных дел мастеру, —
Пусть он перекует его,
Семь раз проверив на прочность.

Если сердце твое не вынесет счастья,
Разлетится на куски брызгами радости,
Из него выпорхнет певчая птичка,
Потерявшая голос в прошлой жизни, —
И превратится в белую скрипку,
Которой невыносимо хочется петь;

А когда ты проведешь пальцами
По ее глиняному грифу, ты поймешь,
Что в руках твоих вовсе не скрипка,
А любимая женщина;
От избытка счастья с ней
Разлетелось вдребезги твое шелковое сердце, —

То самое сердце, что говорило о ней
Как о своей гостье из будущего,
И вечерами при свечах
Любило повторять загадочную фразу,
Навеянную классиками:
«Любовь — это рубашка,
Что дана нам на вырост».



*   *   *

Михаилу Гофайзену

музыка рождалась из духа трагедии
и была она вестью
и весть была вещью в себе
и эту вещь в себе
нельзя было передать другому
но музыка не умирала
у другого человека другая музыка
тоже рождалась из духа трагедии
по мере преодоления ступеней судьбы
и судьба была роком
и рок был рэпом
и рэп был криком
и крик был молчанием
и молчание было золотом
и ангелы были его старателями
и крупицы молчания
тщательно промывались ангелами
поэтому вода под ситом
снова засорялась речью
и речь опять не знала
стать ей в этот раз музыкой
или угаснуть обетом
раствориться в абсолютной немоте



Море — это такой наркотик

Нежусь, как черный котик,
Скоропалительно меняю мнения.
Море — это такой наркотик,
Наружного применения.

Греются в пене ноги:
Волн крутых биеннале.
Море — это улыбка Бога
В глянцевом неба журнале.



*   *   *

Из подполья своего поутру
Вышел ежик погулять по двору.
Только Леночка, звезду сторожа,
Голой попой напугала ежа.



Библия больше меня

библия больше меня
но познав по-библейски женщину
я становлюсь меньше себя
библиофилом с расширенными зрачками

дерево растет вверх и вниз
но подземный рост важнее
дерево дышит корнями
листья — только его зеленое платье
его театральное представление
а пестрой изобильной осенью
деревья демонстрируют миру боди-арт

дерево больше меня
но когда-нибудь
я тоже стану деревом.



*   *   *

скажи свое имя дважды
а после хоть вены режь ты
но промысел мой отважный

разбудит твои надежды
скажи мое имя дважды
и я исцелю от жажды

скажи свое имя дважды
ты помнишь прошла сквозь глушь ты
но если свой лик отдашь ты

мы больше не будем чужды
скажи свое имя дважды
хоть нет в том особой нУжды

сумеешь унять ли дрожь ты
как только изгонишь блажь ты
но всуе меня не трожь ты

пусть даже горишь от жажды
уж лучше посей-ка рожь ты
и колос златой отдашь ты



ЗАКЛИНАТЕЛЬ ТЕНИ

Пустынная аллея и фонарь.
Отходя все дальше от ночного светила,
Я заметил
Нарождавшуюся под ногами
Тень.
Она вырастала из-под ступней,
Ширилась,
Расползаясь по дремучему асфальту.
Вот она уже вдвое больше меня,
Втрое,
Вчетверо…
Громадное существо на ходулях —
Приходилось ли мне
Когда-либо видеть себя таким?!
Я был заколдован
Собственной тенью —
И поспешил в обратном направлении.
Теперь фонарь впереди меня.
Тень появилась снова — теперь сбоку;
Она уже соответствует
Моим представлениям о себе,
Я могу погладить ее по голове,
Я могу разговаривать с нею на равных.
Но фонарь все ближе и ближе,
И двойница-тень тает на глазах,
Исчезая в подвенечном воображении.
Мое маленькое солнце над головой!
«И куда убежишь от осиянности?»



*   *   *

Твои глаза прозрачны и глубоки,
Как воды Стикса.
Волосы твои роскошны и пахучи,
Словно висячие сады Семирамиды.
Тело твое так прекрасно,
Что оно выталкивает пенную воду из ванны,
Когда ты в нее ложишься —
Не об этом ли думал Архимед,
Открывая свой бессмертный закон.
Последним днем Помпеи
Стал для меня день,
Когда я впервые встретил тебя.



РАСКОПКИ ВРЕМЕНИ

Я блуждал по лабиринтам города,
Заживо погребенного
И затем раскопанного.
Я пил из амфоры святотатства.
Пыль прошедших эпох
ПосыпАла мне голову пеплом.
Что ищешь ты в недрах земных,
Мертвый город?
Неужели и впрямь
Время — самая могучая из стихий?
(Не сбивай меня, Татуировщик Печали!)

Я ходил по Мертвому городу,
Как будто листая страницы
Повести своей жизни.
Не погребает ли давно потухший,
Но денно и нощно действующий
Вулкан событий
Трепетные города нашего прошлого?
Не такова ль судьба всего сущего?
Все это можно прочесть в своем сердце.
Прочесть —
И присыпать пеплом новых переживаний,
Чтоб идти дальше.



*   *   *
 
1.

Камерный человек
Сидит на берегу моря
И слушает рокот волн.
Он протирает канифолью
Смычок своего одиночества.
Музыка! Фиолетовые волны небытия
Накатывают одна за другой,
Дублируя песочные часы берега.
Как же тесно мне в твоем саркофаге, Время!
Земля раскидывает над собой шатер звездного неба.
Море! Оракул души бессмертной!
Буря и штиль равновелики
В сердце камерного человека.
Весь видимый мир —
Грот его космического уединения.



2.

Человек для немногих
Слушает музыку,
Декольтированную
Из платья своей бессмертной Возлюбленной.
Он утопает в висячих садах ее волос;
Он гладит ее пряди,
Роскошные, словно взошедшая
Колосьями в небе любовь.
Он еще не в силах говорить;
Он еще не в силах поверить,
Что ее можно взять с собой
В свое беспримерное одиночество,
Подобное живой рыбе,
Оставленной на морском берегу;
Что она, его бессмертная возлюбленная,
Никогда не станет помехой
Сервированному празднеству духа.
Зори! Они одни понимают
Пульсирующий ритм его мыслей.
Храм сердца недостроен:
В нем недостает одного кирпичика.
Камерный человек задумался:
Где ему взять этот кирпичик?



НАТЮРМОРТ

Скользящие руки художника
Рисуют натюрморт —
И обволакивают его странной жизнью,
Стремительной, как откровение,
Влажной, как страдание,
Терпкой, как коктейль времен.

Веер времени замирает
В бесстрастных руках Немезиды.

Все самое важное в мире
Начинается именно тогда,
Когда как будто бы
Ничего не происходит.

Люди подобны вратам мира,
Которые Бог-ребенок запер на ключ —
И забыл его у себя в кармане.



*   *   *

Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
И не было предела
Большой ее душе.

Вдруг солдат расстегнул амуницию:
— Посмотрите, летает Летиция!

Оглянулась, проехав, полиция:
— Посмотрите, летает Летиция!

И такая была в этом грация,
Что пространство вдруг впало в прострацию!

Вдохновенной, влюбленною птицею
На судьбою парила Летиция.

…Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
Летиция летела —
И не было предела
Большой ее душе.



Академик РАН*

Кто-то смертью сыт, кто-то жизнью пьян,
Кто-то износил платья и жакеты.
Ну а я теперь — академик ран:
Пламенный привет, братья-моджахеды!

Жизнь берет судьбу грубо на таран,
Ей дурной пример подал Талалихин.
Только я теперь — академик ран,
И ко мне репьем не пристанет лихо.

Бредит, но бредет мыслей караван.
Не к добру подчас людям перемены.
Ну а я теперь — академик ран:
На себя я взял боли ойкумены.

______________________________________________________________________
*РАН — распространенная аббревиатура: Российская Академия Наук. Здесь: игра слов.



Облачный фронт

Мы искали свой путь среди скал,
Мы на дух свой накликали фронду.
Но Верховный не зря отозвал
Облака с атмосферного фронта.

Мы противника брали на понт.
Мы его не считали за ровню.
И рассеялся облачный фронт.
И окрасились пастбища кровью.

А наметилась распря — не ной.
Ты, быть может, герой, а не зритель.
Берегись. Если вдруг за спиной
Зазевался твой ангел-хранитель!

…И опять мы их брали на понт,
Стрелы молний в пучину метали.
Но иссяк атмосферный наш фронт —
И разверзлись пустынные дали.

Хлынул ливень, нежданный, как дар.
Град ударил по выбитым стеклам.
Нет, не зря выпускали мы пар,
Примиряя холодное с теплым.



*   *   *

Подкрадется унынье — гони взашей!
Лечим действием ожидание.
Мышление — это сотни тысяч мышей,
Напряженно всматривающихся в мироздание.

Маршируют мыши по сонной Москве,
По Красной площади и Красной Пресне,
И красный кавардак у них в голове:
Плачи, стенания — и, нежданно-негаданно, песни.

Только люди не слышат их тонких шагов,
И не может в гору идти калека.
И скачу я, светлей гималайских снегов,
Белой мышью по клавишам века.



*   *   *

Тебя уже нет, а твои подарки
Даже не успели износиться,
И мне порой бывает страшно прикоснуться
Ко всем этим плащам, ботинкам, сорочкам —
Последним пережиткам
Лишь во мне продолжающего жить прошлого,
Безвозвратно ушедшего,
Но — бесценно дорогого.
Увы, вещи порой живут дольше, чем люди —
И только воспоминания детства
Подчас образуют с предметами
Некий паритет долговечности.
Когда ты извлекла меня из своего чрева,
Нас стало двое. Теперь тебя позвали обратно,
В лоно земли, и я остался один,
Еще не до конца понимая,
Что же мне делать с твоей душой,
Так странно переселившейся в меня.
Возможно, я открыл новую религию,
Уверовав в бесконечность
Чередования коротких и длинных рокировок,
Когда шахматный король
Может позволить себе пренебречь
Заблаговременным снаряжением
Небесной ладьи к отплытию в вечность.
Милая, бедная мама…



Цугцванг

Толпа площадная опять не дает мне прохода.
Гроссмейстер застыл над доской в ожидании хода.
Идем босиком мы по тоненьким краешкам лезвий,
И хочется нам, чтобы времени ход был полезным.

Цугцванг — это долгое бремя от Цуга до Цванга.
Об этом писала баллады безумная Ванга.
Цугцванг — это путы, сомненья и часто вериги.
Непруха, столбняк, депрессняк, пересмешник блицкрига.

Цугцванг — это мили пустыни от Инда до Ганга,
Об этом шептала Пилату безумная Банга.
Мы нежно станцуем с тобой аргентинское танго,
Мне страшно биенье сердец доводить до цугцванга!

Но выпад клинка ускоряет эффект бумеранга.
И каждый защитник невольно похож на подранка.
Гроссмейстер застыл над доской в ожидании хода.
И — нету полезных ходов у держав и народов.



*   *   *

Что наши дни? Судьбы заем,
Пусть даже лиц не повторяем,
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.

Мы на войну пошли вдвоем.
Он спас меня, в огне сгорая.
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.

Все, что сбылось, что не сбылось,
Все, что случится в мире с нами,
Священный гул метаморфоз —
Нездешними навеян снами.

Век силуэтом встал в проем.
Что мы в сердцах ни вытворяем!
Смертью друг друга мы живем,
Жизнью друг друга — умираем.



Микроорганизмы

Спа — место, куда съезжаются любители поспать.

Малахит — недостаток шлягеров у композитора.

Дантист — исследователь творчества Данте.

Сутенер — поборник сути.

Хоббиты — те, у кого много хобби.

Лифчик — маленький лифт.

Чистотел — душ.

Хрусталь — непрочная сталь.

Гуманист — завсегдатай ГУМа.

Колье — иголка в стогу сена.

Алкоголь — стриптиз Алки.

Генофонд — благотворительный фонд крокодила Гены.

Афродита — негритянка в Древней Греции.

Коттедж — жилище для котов и кошечек.

Тунеядец — поедатель тунца.

Простамол — простое средство от моли.

Даная — наложница данайцев.

Расея — страна рассеянных.

Шансон — последний шанс.

Мучитель — любитель мучного.

Облепиха — нашествие мошкары.

Паханы — те, кто больше всех пашут.

Шницель — маленькая пьеса Альфреда Шнитке.

Таксидермист — дерьмовый таксист.

Михалков — никак не Кончаловский.

Олигарх — олигофрен.

Какофония — отходы музыкального производства.

Материалист — сквернослов.

Мастурбация — массовый ввод турбин в эксплуатацию.

Назарет — резиденция Назарбаева.

Желтая пресса — китайские газеты.

Катаклизм — кошачья клизма.

Нудист — чрезвычайно нудный человек.

Нотариус — музыкант.

Капельмейстер — дождь.

Копчик — низкорослый полицейский.

Траханье — война моли с одеждой.

Вернисаж — недовольство работой трубочиста.

Шатенка — девушка, которую постоянно шатает.

Целлюлит — неотредактированное литературное произведение.

Интерпол — трансвестит.

Архимед — главврач.

Вагина — проводница вагона.

Шайба — очень большое лицо.

Сосайтник — а) любитель леденцов; б) фальшивоминетчик.

Каналья — проектировщик итальянских каналов.

Косметика — то, что берут с собой в космос.



*   *   *

Два раза, два раза в жизни
Ты опоила меня ядом любви,
Дважды я принял от тебя
Это снадобье жизни и смерти.
В первый раз ты сказала, что любишь меня —
И погрузила меня в самый сладкий из снов;
Я спал долго и безмятежно,
Наслаждаясь взаимностью притяжения.
Во второй раз ты сказала, что любишь другого —
И рассеяла свое колдовство отравой пробуждения.
И был яд счастья мертвой водой,
И был яд измены водою живою.