Фазиль Наджафов – человек степи. Для него степь – это нечто щемящее и непостижимое… Степь – его земля, его чувство. Он – дитя войны 1941-45 годов. Ему тогда было лет пять-шесть. Шел голодный 1943 год. Отец Фазиля работал в то лето сезонным экспедитором в инжировых садах степного Лаиша. Там находился тогда небольшой совхоз, где в основном собирали инжир и затем по особой технологии сушили его, готовя для отправки в Кремль, к столу советской партократии. В семье Наджафовых было шестеро детей. Естественно, отцу было тяжело их кормить, и дети радовались, когда его посылали работать в инжировый совхоз, и он брал их с собой – так пастух ведет своих овечек на горные луга, эйлаги – пощипать сочных трав…. Как вспоминает Фазиль, как-то они с Назимом, его старшим братом, поспорили, кто больше съест инжира. Фазиль съел шестьдесят ягод, Назим – семьдесят, а семьдесят первую уже не осилил, бросил на песок… Словом, степь их кормила и "кормит" Фазиля до сих пор, но уже – духовно: фоном почти всех его скульптурных работ является степь….

Военное время диктовало свои условия жизни. Город утопал в темноте. Окна были закрашены, и ночью горожане оставались в полнейшей тьме. Еды не было, отопления не было. Члены семьи собирались вечером возле керосинки и ждали отца с работы. Отец приходил, молча садился возле них, подперев голову рукой. Видно, думал, чем ему кормить своих шестерых "птенцов". Затем он вдруг вскакивал со стула, надевал пальто и, не говоря ни слова, выходил из дома. Куда, зачем – не говорил… Вероятно, шел на поиски пищи для своих детей. Правда, по талонам каждому выдавали в день по триста граммов черного хлеба. Дети не ели его – смаковали… Поев немного, Фазиль прятал свое богатство под подушку. Придя из школы, вынимал свой основательно уменьшившийся кусок хлеба, откусив, долго перекатывал его во рту, наслаждался вкусом, и только потом глотал. И на свете тогда ничего для него вкуснее этого липкого черного хлеба не было. Возможно, лишения тех лет в дальнейшем, когда он уже встанет на ноги как художник, сообщат его скульптурам некий скорбный взгляд на мир – мол, степь вечна, вечен камень, а человеческая жизнь – хрупкая, в особенности во время войны, к тому же сильно зависящая от куска черного хлеба…

Что странно, люди тогда вроде мало разговаривали. К примеру, по словам Фазиля, он не помнит, чтобы его отец о чем-то беседовал с ними. Но несмотря на голод, холод, он всех своих детей вырастил, выучил. Теперь его сын, Фазиль Наджафов, понимает, что главное – не назидательные речи родителей, а собственный пример. Братья и сестры Фазиля тоже рисовали. Правда, изо всех детей только Фазиль сделал это делом своей жизни. Его старший брат, который, кстати, прекрасно рисовал, не вернулся с войны. Сестра стала врачом, и другие его сестры и братья выбрали себе иные профессии. А Фазиль, благодаря одному своему школьному другу, стал ходить в студию. Когда Фазиль думает о том времени, его окутывает теплая чистая аура прошлого. Взяток тогда не было. Люди были чисты душой. Дети сами поступали в вузы, сами учились…Никто никого не тапшевал, никто не требовал мзду. Как признается художник, он тоскует по тем годам… Люди были отзывчивы, сплоченны… Все жили как единый организм. Позднее этот образ вылился у народного художника Азербайджана Фазиля Наджафова в серию скульптурных работ о человечестве, в книгу лиц всего поколения.

После войны положение сразу стало улучшаться. Каждый год 5 марта в газетах печатался список товаров, на которые были снижены цены. Если бы и дальше так продолжалось, то, чем черт не шутит, может, и правда мы дошли бы до коммунизма? Разумеется, такое ежегодное снижение шло вразрез с законами экономики. "Но что хорошо – коррупции не было. Все было честно", – считает Ф. Наджафов. Он поступил в художественное училище, рисовал, успешно учился и стал даже "репинским стипендиатом". Уроки рисования были для него праздником. А его дипломную работу о нефтяниках Каспия сразу же отправили на выставку, затем ее купили и даже выплатили гонорар. Конечно же, работа была выполнена в реалистической манере. Тогда даже такого понятия не существовало, как авангардное искусство. Ф. Наджафов постарался отобразить в этой работе контраст красивого женского тела с грубым комбинезоном, с испачканной нефтью одеждой. Затем он продолжил учебу в Москве, в МГХИ имени В.И. Сурикова. В тот год на скульптурное отделение поступало сто десять человек, а отобрали из них одиннадцать. Фазиль попал в студию Томского. Это был академик с громкими титулами, государственными регалиями и в основном выполнял заказы компартии – скульптурные портреты Ленина, Сталина и т. д. И в этом плане душа Фазиля тосковала по художественной свободе выражения чувств в скульптуре. К счастью, на третьем курсе им стал преподавать ассистент Томского, сын двух знаменитых художников авангардного толка – Андрей Древин. Он был колоритный человек, не такой, как все. Фазиль прислушался – Древин говорил нечто новое. Один из студентов даже иронично спросил его: " Вы решили нас формализму поучить?". Древин спокойно ответил: " Я учу вас тому, что нужно". К примеру, для Фазиля как скульптора имело важное значение его высказывание о том, что надо следить за тем, где ломается форма, где имеется изгиб, что это надо чувствовать. Это была азбука. Оказывается, если правильно отобразить ребро сгиба, то все пойдет, как надо, все встанет на место. Этому Фазиль научился у Древина-младшего.

… За неделю до защиты дипломной работы пришел в мастерскую Томский. Посмотрев трехфигурную скульптурную композицию Фазиля Наджафова на тему Нефтяных камней, сказал: "Фазиль, будет скандал. Сломайте две фигуры и получите диплом". Но Фазиль был не согласен с доводами Томского и решил оставить все, как есть. И действительно, скандал разразился. Член приемной комиссии Вучетич высказался в том плане, что, мол, "давайте не дадим ему диплом, пусть уходит из института и делает, что хочет". И что самое интересное, в тот же день у Фазиля Наджафова открылась выставка в Пушкинском музее. Это иначе, чем парадоксами времени не назовешь…
Позднее его вызвали в институт и предложили: "Давайте заключим с вами договор на выполнение портрета пионера". "Чушь собачья… Я не стану лепить подобный заказ", – подумал Фазиль и, собрав свои вещи, уехал домой. В Баку никто у него не спросил, где диплом. Ему тотчас предоставили мастерскую, и он был счастлив. К тому же Фазиль сразу же попал в очень хороший круг – Расим Бабаев, Тофик Джавадов, Ашраф Мурад... Это было такое сильное ядро... И началась его бакинская жизнь. В своей мастерской он замазал зубным порошком окно, выходящее на улицу, соорудил полки для своих работ, повесил снимки иранской, греческой, негритянской скульптуры – то, что он любил. Словом, обустроил хозяйство и приступил к работе. Как на дереве появляется новый росток, так и у Фазиля открылось новое дыхание. Это было время открытий. Они были молоды, полны замыслов, силы. Им хотелось ближе всмотреться в родную землю, исходить ее, вглядеться в ее душу. Часто рано утром Фазиль с друзьями шли пешком в близлежащие поселки Абшерона – в Логбатан, к Волчьим воротам… Однажды они вышли к ущелью, и Фазиль с изумлением увидел сухую потрескавшуюся степь, лишь кое-где пробивалась колючая травка... и вдали окружали ее пустынные холмы… Они, эти сухие степи, подсказали Фазилю монументальные скульптуры, к которым он шел… Для него началась новая жизнь – хорошая жизнь….

…И каждый раз их ожидали новые открытия. Художники делились друг с другом книжными новостями, до хрипоты спорили об искусстве, восхищались работами друг друга, поддерживали, когда постигала неудача. И главным их открытием в те годы был Гобустан – наскальные рисунки древних людей. О Гобустане ученые знали, но широкой общественности об этом мало что было известно. Друзья восторгались лаконизмам и величием этих рисунков. Художники зачастили в этот горный край, где под открытым небом стояли каменные скульптуры и скалы с рисунками, возраст которых исчислялся тысячелетиями. Гобустан заворожил их фактурой камней, плоскостью … это было раздолье для воображения скульптора. К тому же и природа здесь говорила языком художника – вот в расщелине меж каменных глыб цветет алыча, выглядывающий из скальной выемки кустик граната повторяет изгибы ветра… Здесь, на прогретых солнцем камнях, нашли приют вараны, змеи… словом, восторг ребят был беспределен… Они получали здесь такой заряд, такую энергию… Как ее можно было не выплескивать на бумагу, в камень?...
Вообще, как считает Фазиль Наджафов, после окончания училища, академии, художник, прежде чем взяться за кисть, за резец, должен попутешествовать по миру, воочию увидеть мировые шедевры. Это чтобы не запутаться в переплетениях искусства, найти свой путь, сформировать свою личность. По лекциям в институте студенты знали о китайском, иранском искусстве… В особенности повлияла на Фазиля Наджафова египетская скульптура… По его мнению, никто, как египтяне, так хорошо не владел лаконичным языком монументальности, сохраняя при этом великую внушительность. Произвели на него колоссальное впечатление и египетские сфинксы. Какое величие духа!
...И в Иране он был поражен гробницей Кира в Пасаргадахе, выстроенной из больших каменных блоков, скульптурами Персеполиса… И, наконец, он возликовал, увидев Гобустан … Этот памятник – один из шедевров мирового культурного наследия… И он наш… Как же тут не возгордиться?... И тогда скульптор подумал, что нельзя измельчаться, тратить себя на сиюминутное, на конъюнктуру, что надо делать такие монументальные вещи, которые навечно останутся в камне.

Фазиль благодарен судьбе за свою профессию. По его словам, Бог дал ему возможность быть независимым. "Я думаю, – говорит он, – что скульптуру надо любить ради неё самой, а не ради наград и званий. С возрастом особенно понимаешь, что надо делать вещи, которые переживут тебя". Фазиль Наджафов работает с камнем, бронзой, с твердой материей. Этот материал, по его мнению, как нельзя точнее передает вечность, немой звук. Из камня можно делать большие скульптуры, которые бы могли безбоязненно стоять между землей и небом, и малые, которые смотрятся монументально. "Да, собственно, и землю я воспринимаю, как большую глыбу камня, и, создавая вещь, как бы подчиняю малое – большому", – говорит он. Наши предки это понимали и потому создавали огромные цельные творения – сфинксов, пирамиды, каменные изваяния животных, отдавая предпочтение суровому. И если греки, к примеру, делали из мрамора скульптуры почти что "живых" людей, то Фазиль Наджафов создает окаменелые образы. То есть, лепит подобно камню. А камень – материал вечный…

Большинство своих работ скульптор Ф. Наджафов делает для души, для сохранения самого себя, своих идей, мыслей. Выбирает темы, которые в скульптуре не затронуты. К примеру, со стороны, наверно, трудно представить – как можно сделать скульптуру на тему "скорость"? Оказывается, можно. Надо только найти соответствующий пластический язык. Словом, Фазиль старается выразить в скульптуре суть вещей. В последнее время его волнуют проблемы распада, переоценки ценностей. В свою работу "Игры времени", установленную у Музея современного искусства, он вложил очень многое. Она "работает" на большом расстоянии, уже издали воспринимаешь ее одним куском, как цельную вещь. Потом подходишь к ней, к шлему вечного воина, и замечаешь, что в ней есть и другое. Образы договаривают то, что виделось наяву, и то, что пряталось в подсознании, о чем грезилось во сне. Все это обволакивается мыслями о жизни и месте человека в нем. Эта скульптура напоминает работы древних и содержит в себе иронию, мол, "все преходяще…" В этой работе скульптор как бы сталкивает прошлое и настоящее. Не остается без внимания и образ фортуны, которая повелевает тебе сегодня быть царем, а завтра – никем. Словом, автор попытался выразить в своей скульптуре не только то, что он видит, но и то, что думает. По гороскопу он – Водолей. В начале своего жизненного пути, увидев несправедливость, страдал, жаждал изменить такое положение дел. Сейчас он смотрит на мир иначе. Это не означает, что художник примирился с несправедливостью. Просто он просит Бога ободном – "дать ему силы принять то, что он не в силах изменить". Это вывод из опыта его жизни и труда. Это изречение он выгравировал на своей работе, чтоб и других заставила задуматься эта фраза.
Иной раз художнику и самому непонятно – откуда и куда его ведет замысел. Однажды в молодые годы он мельком увидел женщину, проходящую мимо. Красота линий её тела взволновала его, и после этой встречи в лабиринтах мозга осталась царапина. Незнакомка прошла и пропала, а царапина в мозгу жила годами и спустя десятилетия неожиданно вдруг вспыхнула в линиях работы "Стук в дверь", олицетворяющих чувственное явление, существо, похожее на золотистого майского жука и не имеющего ничего общего с образом женщины. В этой работе Фазилю Наджафову удалось выразить взволновавшие его ощущения, чего-то непонятного, пугающего, манящего… Словом, те мысли, которое возникли после мимолетного видения незнакомки. В этой работе он попытался передать текучесть времени, эстетику самого металла – бронзы, из которой вылеплена скульптура. Бронза где-то ярко вспыхивает, а где-то затухает, что значительно расширяет диапазон ощущений. Соседствуют совершенно разные фактуры – рваная, острая, как нож, и фактура постепенно переходящего в гладкую текучесть объема.
Жизнь Фазиля Наджафова можно рассматривать как один непрерывный период труда. Время то создает преграды, то проявляет милосердие. Но когда ты идешь, не сворачивая на скользкую тропу, жизнь в конце концов поворачивается к тебе лицом, приводит к цели. Сегодня он другой… "Мы приходим в этот мир по велению Всевышнего и возвращаемся к нему. Думаю, мы должны об этом помнить, – говорит Фазиль Наджафов, – помнить о том, что ничто не вечно…. Разве что, камень…"

У основоположника азербайджанского авангарда в скульптуре Фазиля Наджафова помимо каменных работ есть еще и графика. Рисунков очень много – тысячи. Большая часть посвящена изображению женского тела. "Создав женщину, Бог создал такую красоту, которая не может не волновать художника, – говорит Фазиль Наджафов. – И ее надо воспроизводить на холсте, в глине, камне…. Здесь совершенно все – линии, пластика, текучесть переходов, когда одна форма вырастает из другой; переходы нюансов, фактура, – словом, здесь все имеет для художника особую притягательность". Фазиль Наджафов прав. Художники и скульпторы рисовали и лепили женское тело всегда. Достаточно вспомнить скульптуры Родена, работы Ренуара, Матисса… Или, скажем, Сикстинскую мадонну с младенцем... Эту картину Фазиль Наджафов видел в Ватикане, и у него, по его словам, перехватило дух. Рафаэль изобразил Божественную Красоту…
Словом, пока существует женщина, будет существовать и ода ей в воображении художника. Мастера прошлого любовались совершенными творениями Бога. Любуется ими и Фазиль Наджафов. Но у него другой путь в искусстве. Он рисует быстро, за дветри секунды. Двумя-тремя линиями – как гром и молния. Но эти две секунды опираются на многолетний опыт. По мнению Фазиля, рисунок становится искусством, когда художник нигде не прерывает линию, нигде не ломает ее. Это – как нерв. Раз – и готово!
Работы Фазиля Наджафова сегодня известны и пользуются популярностью. О нем много пишут, говорят… Он имеет награды и Гран-при международных выставок. Его работы выставляются во многих странах мира – России, Германии, Дании, Норвегии. В особенности их много в музеях Москвы – в Третьяковской галерее, в музее народов Востока, в галерее Арт-модерн и т. д. Однако, по мнению Фазиля Наджафова, художника должно интересовать только творчество. И когда вдруг он чувствует, что получилось… Это и есть самая большая награда! Скульптуру надо любить ради самой скульптуры! И эта любовь была дана ему в жизни, за что он бесконечно благодарен Всевышнему.