Людмила КОЛОДЯЖНАЯ
НА ВОЛЮ ВЫЛЕТАЕТ ПТИЦА
НА ВОЛЮ ВЫЛЕТАЕТ ПТИЦА
Людмила Колодяжная — поэт, литературовед, автор-исполнитель.Родилась, живет и работает в Москве.
Окончила 52-ю математическую школу и механико-математический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова.
С 1973 по 1990 год работала в Лаборатории вычислительной лингвистики МГУ им. М. В. Ломоносова, в области компьютерной лексикографии.
В 1985 году окончила заочную аспирантуру Института языкознания РАН.
В 1987 году защитила диссертацию на степень кандидата филологических наук по специальности "Математическая лингвистика". Диссертация "Структура словарного текста в аспекте машинной лексикографии" была опубликована в издательстве НИВЦ МГУ (1987 год). С 1990 года по 2008 работала в Институте русского языка РАН старшим научным сотрудником.
С 1994 по 2011 год работала в проекте В. П. Григорьева "Словарь языка русской поэзии 20 века" – как создатель и ведущий компьютерной базы Словаря, так и в качестве соавтора-составителя статей и члена Редколлегии. Опубликовано 5 томов Словаря (2001–2014 гг.) и книга "Собственное имя в русской поэзии. Словарь личных имен" (2005 год. В соавторстве с В. П. Григорьевым и Л. Л. Шестаковой).
Стихи начали публиковаться в начале 90-х годов — в журналах Радуга (Таллинн), Грани и т. д. С 1994 года – член Центрального дома ученых Российской Академии наук – секции: "Собеседник" (художественное слово) и Литературное объединение.
С 1999 года стихи публикуются в сети Интернет.
С 2000 года – член Союза литераторов России.
С 2007 года – руководитель Литературного объединения Центрального дома ученых Российской Академии наук (www.lito-cdu.ru. сайт: Лито на Пречистенке).
Дипломант премии "Выдающийся деятель культуры" 2009 года.
Победитель Международного конкурса "Золотая строфа" – 2011 (Стихи о любви), 2012 (Философская лирика), 2013 (Городская лирика).
С 2014 года — член Союза писателей ХХI века.
Издано около 20 альбомов песен на стихи Людмилы Колодяжной. Композиторы: Ольга Кузьмичева, Инна Николаева, Александр Долгополов, Александр Матюхин.
Официальный сайт: www.likolod-poet.ru
Окончила 52-ю математическую школу и механико-математический факультет МГУ им. М. В. Ломоносова.
С 1973 по 1990 год работала в Лаборатории вычислительной лингвистики МГУ им. М. В. Ломоносова, в области компьютерной лексикографии.
В 1985 году окончила заочную аспирантуру Института языкознания РАН.
В 1987 году защитила диссертацию на степень кандидата филологических наук по специальности "Математическая лингвистика". Диссертация "Структура словарного текста в аспекте машинной лексикографии" была опубликована в издательстве НИВЦ МГУ (1987 год). С 1990 года по 2008 работала в Институте русского языка РАН старшим научным сотрудником.
С 1994 по 2011 год работала в проекте В. П. Григорьева "Словарь языка русской поэзии 20 века" – как создатель и ведущий компьютерной базы Словаря, так и в качестве соавтора-составителя статей и члена Редколлегии. Опубликовано 5 томов Словаря (2001–2014 гг.) и книга "Собственное имя в русской поэзии. Словарь личных имен" (2005 год. В соавторстве с В. П. Григорьевым и Л. Л. Шестаковой).
Стихи начали публиковаться в начале 90-х годов — в журналах Радуга (Таллинн), Грани и т. д. С 1994 года – член Центрального дома ученых Российской Академии наук – секции: "Собеседник" (художественное слово) и Литературное объединение.
С 1999 года стихи публикуются в сети Интернет.
С 2000 года – член Союза литераторов России.
С 2007 года – руководитель Литературного объединения Центрального дома ученых Российской Академии наук (www.lito-cdu.ru. сайт: Лито на Пречистенке).
Дипломант премии "Выдающийся деятель культуры" 2009 года.
Победитель Международного конкурса "Золотая строфа" – 2011 (Стихи о любви), 2012 (Философская лирика), 2013 (Городская лирика).
С 2014 года — член Союза писателей ХХI века.
Издано около 20 альбомов песен на стихи Людмилы Колодяжной. Композиторы: Ольга Кузьмичева, Инна Николаева, Александр Долгополов, Александр Матюхин.
Официальный сайт: www.likolod-poet.ru
К 125-летию со Дня рождения Маcтера
Посвящение Михаилу Булгакову
Москва, (2006-2016)
* * *
Посвящение Михаилу Булгакову
Москва, (2006-2016)
* * *
"Это знает уставший..."
Михаил Булгаков,
"Мастер и Маргарита"
Михаил Булгаков,
"Мастер и Маргарита"
Если ты много страдал перед смертью,
если летел над вечерней землей,
если ты был пригвожден к этой тверди
солнца лучом или звездной иглой,
если в озера твой образ уронит,
встав за плечами, негаснущий свет,
если тебя кто-то дальний наклонит
к горней ладони, как ивову ветвь,
если на облаке книгу читаешь,
как откровенья горящий устав –
ты разрываешь звенья и знаешь,
что покидаешь туман сей, устав,
без сожаленья, с отрадою в сердце,
грешных не помня, бросивших ком,
зная, что рай там, за облачной дверцей,
зная, что ночь накрывает платком
жизнь, что казалась вечности равной –
временем названный будней клочок –
но оказалась только лишь раной –
в сердце того, кто любил горячо...
если летел над вечерней землей,
если ты был пригвожден к этой тверди
солнца лучом или звездной иглой,
если в озера твой образ уронит,
встав за плечами, негаснущий свет,
если тебя кто-то дальний наклонит
к горней ладони, как ивову ветвь,
если на облаке книгу читаешь,
как откровенья горящий устав –
ты разрываешь звенья и знаешь,
что покидаешь туман сей, устав,
без сожаленья, с отрадою в сердце,
грешных не помня, бросивших ком,
зная, что рай там, за облачной дверцей,
зная, что ночь накрывает платком
жизнь, что казалась вечности равной –
временем названный будней клочок –
но оказалась только лишь раной –
в сердце того, кто любил горячо...
Дом-Музей Мастера
Думали мы о расплате –
той, за вечным порогом.
Вспомнили мы о Пилате,
идущем лунной дорогой.
Небесным он шел переходом
к неведомой нам еще вечности.
А мы были лишь пешеходами
на улице бесконечной.
И мы остались прогуливаться
по длинной Садовой, по Кудренной,
вдаль уходящей улице,
млечным светом припудренной.
Луна развалилась на части –
там, в переулках над Бронной...
Мы шли к великому Мастеру,
к пятиэтажному дому,
в квартиру пятидесятую,
шли по великим строкам,
где он написал про Пилата,
где он рассказал про Бога.
Мы шли вослед за Пилатом,
лунною шли дорогой,
мы думали о расплате –
там, за вечным порогом.
той, за вечным порогом.
Вспомнили мы о Пилате,
идущем лунной дорогой.
Небесным он шел переходом
к неведомой нам еще вечности.
А мы были лишь пешеходами
на улице бесконечной.
И мы остались прогуливаться
по длинной Садовой, по Кудренной,
вдаль уходящей улице,
млечным светом припудренной.
Луна развалилась на части –
там, в переулках над Бронной...
Мы шли к великому Мастеру,
к пятиэтажному дому,
в квартиру пятидесятую,
шли по великим строкам,
где он написал про Пилата,
где он рассказал про Бога.
Мы шли вослед за Пилатом,
лунною шли дорогой,
мы думали о расплате –
там, за вечным порогом.
В лунном свете – с юным Богом
Птичий первый голосок
на рассвете нас разбудит,
жизни тонкий волосок
пусть не рвется... Что же будет
и с тобою, и со мной –
нам неведомо... Как дети,
мы идем за тишиной,
звездные нас ловят сети,
говорить боимся вслух,
чтоб услышать утром ранним –
как нисходит Божий Дух,
ветра первое дыханье.
Лунный серпик, как вопрос,
разгорится над окошком,
ветви юные берез
к лунной тянутся дорожке.
Мы по ней уходим в даль –
ночью, прочь от долгих буден,
пусть луча напишет сталь
на странице – все, что будет...
Ведь не страшно нам вдвоем,
в небеса ведет дорога,
как Пилат, на Суд пойдем
в лунном свете – с юным Богом –
в бесконечность, навсегда,
на земле оставив беды...
Но о чем пойдет беседа –
не узнаем никогда.
на рассвете нас разбудит,
жизни тонкий волосок
пусть не рвется... Что же будет
и с тобою, и со мной –
нам неведомо... Как дети,
мы идем за тишиной,
звездные нас ловят сети,
говорить боимся вслух,
чтоб услышать утром ранним –
как нисходит Божий Дух,
ветра первое дыханье.
Лунный серпик, как вопрос,
разгорится над окошком,
ветви юные берез
к лунной тянутся дорожке.
Мы по ней уходим в даль –
ночью, прочь от долгих буден,
пусть луча напишет сталь
на странице – все, что будет...
Ведь не страшно нам вдвоем,
в небеса ведет дорога,
как Пилат, на Суд пойдем
в лунном свете – с юным Богом –
в бесконечность, навсегда,
на земле оставив беды...
Но о чем пойдет беседа –
не узнаем никогда.
Белая гвардия
В терновом кольце восемнадцатый год,
народы, народы, как пешки, – в расход.
Над Городом ветер, и пули, и снег.
"Как ныне сбирается Вещий Олег..."
На Горке Владимирской вечер и грусть,
и Предок чугунный взирает на Русь.
За кремовой шторой разрушен уют.
"Срывай абажур..." – ведь за нами придут.
Не будет уже кавалеров и дам,
убит на Урале твой Царь-Саардам.
Не будет Николок, Алёшей, Елен –
лишь серые будни, грядущего плен.
"К Деникину, к Дону – побег, так побег...
Как ныне сбирается Вещий Олег".
В терновом кольце восемнадцатый год,
народы, народы, как пешки, – в расход.
На Горке Владимирской вечер и грусть,
и Предок чугунный взирает на Русь.
народы, народы, как пешки, – в расход.
Над Городом ветер, и пули, и снег.
"Как ныне сбирается Вещий Олег..."
На Горке Владимирской вечер и грусть,
и Предок чугунный взирает на Русь.
За кремовой шторой разрушен уют.
"Срывай абажур..." – ведь за нами придут.
Не будет уже кавалеров и дам,
убит на Урале твой Царь-Саардам.
Не будет Николок, Алёшей, Елен –
лишь серые будни, грядущего плен.
"К Деникину, к Дону – побег, так побег...
Как ныне сбирается Вещий Олег".
В терновом кольце восемнадцатый год,
народы, народы, как пешки, – в расход.
На Горке Владимирской вечер и грусть,
и Предок чугунный взирает на Русь.
Маргарита
"Слушай беззвучие, слушай..." –
память рыданьями смыта.
"Плещут нам райские кущи!", –
шепчет, смеясь, Маргарита.
Сад, невесомые чащи,
рай для любовников верных,
тех, что наполнили чашу
древнею кровью фалерна.
"Яду мне, Господи, яду!" –
только страданье бессмертно,
неотвратима прохлада
и тишина Того Света.
Время цветения вишен,
берег средневековый,
слушай же, слушай затишье,
пали земные оковы.
Здесь завершается чудо –
дом и зажженные свечи,
сон охранять твой я буду
завтра, сегодня и вечно.
Сброшен страдания камень,
пали земные оковы,
там – гаснет грешное пламя,
здесь – несгоревшее Слово.
память рыданьями смыта.
"Плещут нам райские кущи!", –
шепчет, смеясь, Маргарита.
Сад, невесомые чащи,
рай для любовников верных,
тех, что наполнили чашу
древнею кровью фалерна.
"Яду мне, Господи, яду!" –
только страданье бессмертно,
неотвратима прохлада
и тишина Того Света.
Время цветения вишен,
берег средневековый,
слушай же, слушай затишье,
пали земные оковы.
Здесь завершается чудо –
дом и зажженные свечи,
сон охранять твой я буду
завтра, сегодня и вечно.
Сброшен страдания камень,
пали земные оковы,
там – гаснет грешное пламя,
здесь – несгоревшее Слово.
Никогда ничего не просите
"Никогда и ничего не просите
...Сами предложат и сами все дадут!"
Михаил Булгаков
...Сами предложат и сами все дадут!"
Михаил Булгаков
Никогда, ничего не просите!..
Это – просто и сложно –
только верьте и ждите,
сами – дадут и предложат.
Так сказано было Воландом
Королеве Марго когда-то,
в доме "Бис", на Садовом,
в книге – о Прокураторе.
Мы ничего не просим,
мы всегда бесприютные...
Просим – майские росы,
да подвальчик уютный.
Мы ничего не просим,
просим – малую толику –
лишь бы горели розы
возле дивана, на столике...
Рукопись, ровный почерк,
листы, когда-то сожженные...
Маргарита читает строчки –
из огня возрожденные.
Это – просто и сложно –
только верьте и ждите,
сами – дадут и предложат.
Так сказано было Воландом
Королеве Марго когда-то,
в доме "Бис", на Садовом,
в книге – о Прокураторе.
Мы ничего не просим,
мы всегда бесприютные...
Просим – майские росы,
да подвальчик уютный.
Мы ничего не просим,
просим – малую толику –
лишь бы горели розы
возле дивана, на столике...
Рукопись, ровный почерк,
листы, когда-то сожженные...
Маргарита читает строчки –
из огня возрожденные.
Где – Рукописи не горят...
К закату – рдеет красками окно,
горит в бокалах красное вино…
А мы с тобой, в седую глушь зайдя,
вино не глушим – за стеной дождя,
за стенами чужой избы старинной,
среди простых бревенчатых оград,
где нам с тобою нет пути назад,
а пламя плещется в плену, в жару каминном,
где наши рукописи – не горят.
И мы благодарим судьбу за это –
за освещенный на столе кружок,
за листья, что спадают на порог,
и за стихи, за их неровный слог,
за счастья незаметные приметы,
за день, за ночь, за свет, за полутьму,
за то, что горизонт доступен взгляду,
за то, что мы с тобой сегодня рядом,
за все – непостижимое уму.
Пусть эта комната для нас мала,
пусть за стеной стенает непогода,
здесь, на краю забытого села,
под сенью плачущего небосвода,
где нам с тобою нет пути назад,
где наши рукописи – не горят.
горит в бокалах красное вино…
А мы с тобой, в седую глушь зайдя,
вино не глушим – за стеной дождя,
за стенами чужой избы старинной,
среди простых бревенчатых оград,
где нам с тобою нет пути назад,
а пламя плещется в плену, в жару каминном,
где наши рукописи – не горят.
И мы благодарим судьбу за это –
за освещенный на столе кружок,
за листья, что спадают на порог,
и за стихи, за их неровный слог,
за счастья незаметные приметы,
за день, за ночь, за свет, за полутьму,
за то, что горизонт доступен взгляду,
за то, что мы с тобой сегодня рядом,
за все – непостижимое уму.
Пусть эта комната для нас мала,
пусть за стеной стенает непогода,
здесь, на краю забытого села,
под сенью плачущего небосвода,
где нам с тобою нет пути назад,
где наши рукописи – не горят.
* * *
Просто – Мастер будешь ты,
Маргаритой стану я...
Строки эти не стирай,
просто зачеркни беду,
я еще к тебе приду,
только – укажи тот край,
где встает стена берез
в роще, осень шелестит,
где трава сыра от рос,
там, где старый дом стоит...
Там, за краешком мечты
и за гранью бытия –
дом, где Мастер – будешь ты,
Маргаритой – стану я.
На пороге связка дров,
в печке лепестки огня,
только не гони меня –
это мой последний кров,
это мой далекий край,
я еще к тебе приду...
Просто зачеркни беду,
этих строчек – не стирай...
Маргаритой стану я...
Строки эти не стирай,
просто зачеркни беду,
я еще к тебе приду,
только – укажи тот край,
где встает стена берез
в роще, осень шелестит,
где трава сыра от рос,
там, где старый дом стоит...
Там, за краешком мечты
и за гранью бытия –
дом, где Мастер – будешь ты,
Маргаритой – стану я.
На пороге связка дров,
в печке лепестки огня,
только не гони меня –
это мой последний кров,
это мой далекий край,
я еще к тебе приду...
Просто зачеркни беду,
этих строчек – не стирай...
* * *
"Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона...
птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю..."
птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю..."
Пусть птица вылетит на волю,
сверкнувши над фонтанной чашей,
пусть тень крыла ее уколет
дремоту душ, в тени уставших,
чтобы тебя до сердца тронуло
полета птичьего безумство,
чтобы из слов сложилась формула,
произнесенная лишь устно
устами, в чем-то виноватыми,
ведь кровь настойчиво стучится
в висок... В прохладе колоннады
поет фонтан... Ты скажешь – птица
кружит над лепкой капители,
крылом узоры задевая,
и мы с тобой когда-то пели,
как ласточки, из трав свивая,
пытаясь выстроить мучительно
дом на песке, забыв про камень,
чертя как ласточки стремительно
круг под чужими потолками,
приняв безвыходность плененья,
как дань запутанности веток –
ведь нет ни тени преступленья
в душе – еще открытой свету.
На волю вылетает птица,
сверкнув над чашею фонтанной,
но тень крыла ее, как спица,
круг жизни чертит неустанно...
сверкнувши над фонтанной чашей,
пусть тень крыла ее уколет
дремоту душ, в тени уставших,
чтобы тебя до сердца тронуло
полета птичьего безумство,
чтобы из слов сложилась формула,
произнесенная лишь устно
устами, в чем-то виноватыми,
ведь кровь настойчиво стучится
в висок... В прохладе колоннады
поет фонтан... Ты скажешь – птица
кружит над лепкой капители,
крылом узоры задевая,
и мы с тобой когда-то пели,
как ласточки, из трав свивая,
пытаясь выстроить мучительно
дом на песке, забыв про камень,
чертя как ласточки стремительно
круг под чужими потолками,
приняв безвыходность плененья,
как дань запутанности веток –
ведь нет ни тени преступленья
в душе – еще открытой свету.
На волю вылетает птица,
сверкнув над чашею фонтанной,
но тень крыла ее, как спица,
круг жизни чертит неустанно...
У камелька...
Листы оживают сожженные,
вернувшись издалека.
И собрались – приближенные –
ночью, у камелька.
Дом и зажженные свечи,
звездная крупная соль.
Нас – только вечность излечит –
пусть утихает боль.
Время распалось на части,
нам остается одно –
вечность – это причастие,
кровь превратилась в вино.
Времени шум не слышен,
и не страшно – вдвоем...
Лишь бы – цветение вишен,
средневековый дом.
Вечность из времени свита,
годы, минуты, века,
средневековая свита
вьется у камелька.
Юное майское лето,
лунною тенью – укрой!
Мы – не заслужили Света,
мы – заслужили – покой...
вернувшись издалека.
И собрались – приближенные –
ночью, у камелька.
Дом и зажженные свечи,
звездная крупная соль.
Нас – только вечность излечит –
пусть утихает боль.
Время распалось на части,
нам остается одно –
вечность – это причастие,
кровь превратилась в вино.
Времени шум не слышен,
и не страшно – вдвоем...
Лишь бы – цветение вишен,
средневековый дом.
Вечность из времени свита,
годы, минуты, века,
средневековая свита
вьется у камелька.
Юное майское лето,
лунною тенью – укрой!
Мы – не заслужили Света,
мы – заслужили – покой...