Поезд "Москва-Петербург". Скорый.
Хлещет по окнам косым дождем.
Драма – это конфликт, который
неразрешим бытовым путем.

Все я в теории знаю точно,
Пьесы мелькают, как фонари.
Нет бы – задуматься этой ночью
И рассмотреть себя изнутри –

Все закоулки свои, обломы,
С кем и когда мне не повезло...
Мелодрама – это могло бы
Произойти, но не произошло.

Птицей в окошко давно не бьешься,
Смотришь устало в чужую тьму.
Комедия – это когда смеешься,
Может быть, вопреки всему.

Что ж я надеюсь на семафоры?
Что ж я иду бытовым путем?
Ведь от себя не уедешь в "скором",
И ничего не смоешь дождем.

Я б из любых сюда вернулась стран,
Я б различала почерки в тетрадях –
Где Кулаков, где Ирка Кушельман,
Уробушкин, Кузьмин, Костюк, Калядин…

Где мы бредем по лужам вдоль весны,
И нам плевать на то, что жизнь фатальна,
Где мы еще не разъединены
Ни социально, ни национально.

Хохочут одноклассники мои…
Кому на сколько выдали отсрочку?
А вспугнутые ими воробьи
Из стаи улетают в одиночку –

В Афганистан, в Америку, в тюрьму,
В болезни, в здесь ненужную науку.
Тебе бы было легче самому,
Когда бы Ты простер над ними руку,

Когда б ты не оставил никого.
А мы идем с улыбкою дурацкой,
Не понимая счастья своего –
И Чернаков, и Якушев, и Шацкий,

И Шнеерсон, и Бердина… Слова,
Когда б могла, сложила бы в нетленку.
Моя пятиэтажная Москва –
Окраина на улице Дыбенко.

Я научусь смиряться и терять,
Но на чело мое не ляжет тени,
Пока я не устану повторять –
Богатырев, Минаева, Еленин…

Проникновенно говорит он,
В любви мне признается – лав-лив –
А я слежу за темпоритмом
И думаю: он не талантлив,

Он вязнет в дебрях комплимента,
Он действие сейчас "сажает"…
И мне профессия мешает
Серьезность ощутить момента.

Он просит, чтоб решила сразу,
Я про себя решаю вяло:
Взяла бы в пьесу эту фразу,
А эту бы забраковала.

Была б во мне другая мерка,
Мы б закрепились в сплавах-сталях!
Но не могу без фейерверка
Ума и точности в деталях!

Я напрасно обиды в себе ращу
И пеняю, мол, катится, как суждено.
Я сама не знаю, чего ищу.
Если б знала, нашла бы уже давно.

Говорят, формулировать надо так,
Чтобы точную просьбу наверх послать.
Я в себе самой не найдусь никак,
Я боюсь чего-нибудь пожелать.

Вдруг она исполнится, а потом
Я пойму, что это не то, не то…
Я боюсь остаться в дому пустом,
Я боюсь над чистым сидеть листом.

И в своей запутанная судьбе,
Нарушая воем ночную тишь,
Я рыдаю, Господи, о Тебе –
Ты ведь точно знаешь, что Ты Творишь…

Вся эта атрибутика любви –
Где восхищенье, замиранье сердца.
Где "оглянуться – только позови",
Где "никуда от этого не деться".
Где взгляды, трепетанье, волшебство,
Далекое от мелочных разборок…
Ты избегаешь этого всего,
Уставшая в свои "чуть-чуть за сорок".
Тебе влюбленной больше не бывать,
Раз ты душевной так боишься боли.
И ходуном ходящая кровать –
Всего лишь "высший пилотаж", не боле.
Остановись! Опять себе ты врешь!
Он улыбнется и кивнет на "здрасьте",
И станет вдруг мучительно похож
На новое единственное счастье…

А потом пойдут мелькать палатки,
Изменяя городской пейзаж –
Новой жизни новые заплатки –
"Овощи". "Кафе". "Шиномонтаж".
Это значит – скоро будет город,
И неважно, в сущности, какой –
Домики, разнообразье створок,
Деревянный мостик над рекой,
"Бакалея", "Стройматериалы",
Блеянье привязанной козы,
Детство, рельсы-рельсы, шпалы-шпалы –
Солнечной галактики азы.
Вдруг на миг повеет шашлыками,
Проскользнет дымящийся мангал…
Все запомнить, записать штрихами,
Чтоб ты ничего не забывал,
Чтобы все движение сквозное,
Где бы ни мотался ты "во вне",
Было прочно связано со мною
И с воспоминаньем обо мне.

На полке стоит любимая книга.
Могу перечитывать. Могу не трогать.
Она – моя.
В шкафу висит любимое платье.
Могу носить, могу не надевать годами.
Оно – мое.
Все, что у меня есть – могу брать, могу не прикасаться.
Но мне спокойно от того, что оно у меня есть.
У тебя есть я.
Можешь брать, можешь не прикасаться.
Пусть тебе будет спокойно.

Вот так меж картинами Зичи
По залам бродить неспеша…
Трудись, создавая обличье,
Которого стоишь, душа.

Все мысли, слова и поступки
Пребудут у нас на лице,
Когда беззащитны и хрупки
Пред Богом предстанем в конце.

Художник Суда не боится,
Он все подмечает штрихи.
О, как беспощадно на лица
Наносятся наши грехи.

Куда б мы ни двинулись дальше,
Он все уже запечатлел.
Лишенные скорби и фальши,
В тумана январского мел

Мы выйдем и в сумерках белых
Еще на крыльце постоим,
Где в необозримых пределах
Нам радостно быть не одним,

Где Высшего Ока слеженье,
Где не утаить ничего,
Где жизнь – это лишь отраженье
Бессмертных полотен Его.

Зачем бросать меня то в жар, то в холод?
Ну, ладно был бы безнадежно молод,
Метался бы, вампирил, сам не знал
Чего хотеть. Но ведь когда за сорок
С мужчин уже слетает этот морок,
И нужен путь уже, а не вокзал.

Зачем горит звезда в ночи так ясно?
И эта вера в то, что жизнь прекрасна
Не покидает даже и теперь.
При всем трагичном мироощущенье
Я твердо уяснила, что прощенье -
Единственная правильная дверь…

И как ты не боишься, что обиду
Уняв, я в эту дверь однажды выйду? -
Скажу, мол, все в порядке, ерунда...
Прощение – оно ведь тем и страшно,
Что прошлое становится неважно,
Освобождая раз и навсегда.

Если я гляжу в окно ночное,
Звездный свет ловлю издалека,
Если я еще о чем-то ною,
То не все потеряно пока.
То еще, пожалуй, есть возможность
Быть живее прочих неживых.
Берегись – одна неосторожность
И слова оборотятся в жмых.
Что карета в тыкву – непечально:
Путь ногам привычнее в пыли.
Только бы слова внутри звучали,
Только б жизнь вмещать они могли.

От чего ты хочешь быть свободен?
От улыбок, кофе, сигарет?
Ото всех твоих бездомных родин? -
Там, где нету нас, там дома нет.
От наплыва нежности случайной,
От шатаний праздных по весне,
От того, что ветер непечальный,
налетев, растреплет челку мне?
От того, что счастье не мгновенно -
Хватит на сейчас и на потом!
Что одна душа во всей вселенной
Для тебя звучит как камертон...
Как понять – от Бога, не от Бога
Точный звук и абсолютный слух?..
Камертонов не бывает много,
К сожаленью, милый, даже двух.

Отпускаю. Плыви по теченью –
Как кораблик в весеннем ручье,
Где уже не имеет значенья –
Из какой он бумаги и чей.
Очень скоро намокнет, разбухнет
И, споткнувшись, зацепится за
Водостока решетку, и буквы
Будут синим бросаться в глаза.
Но уже не прочесть, что писали,
Отправляли и ждали ответ…
Чьей-то прожитой жизни детали,
Безнадежный домен "pisem.net".
Через веточки и парапеты,
Ускользая, кормою качни…
Лучше б делали их из газеты.
Из газеты не жалко почти…

Тупо смотришь в ночное
Лобовое окно.
Было счастье ручное -
Приручилось оно.
Мир, представший непресным,
Заискрился слепя,
Но казалось нечестным
Взять его для себя.
Ожидая ответа –
Ниоткуда и вдруг -
Заслужил ли ты это
Отрешенье от мук? –
Тупо смотришь на дворник,
Побеждающий дождь.
На каникулы, школьник,
Ты уже не уйдешь.
Не рыдая, не ноя,
Знай, тебе повезло:
Передышка – ночное
Лобовое стекло.