Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Из книги "Ворованный воздух"



Валерий Прокошин



* * *

Рай похож на гигантский пломбир:
Сколько света кругом, сколько снега!
Ангел кутает плечи в меха.
Я еще не пришел в этот мир,
Но в янтарной горошине века
Спит дитя – негатив человека:
Без души, без судьбы, без греха.

Только Замыслу благодаря,
Тот апрель тайно лег на распятье.
Рай остался внутри шалаша,
И расплавилась горсть янтаря…
Я родился, на волю спеша,
Раньше срока условного – в пятьде-
Сят девятом, в конце декабря.

Над Россией плывут облака,
Небо выгнуто заячьим оком.
Здесь, в забытом Генсеком и Богом
Городке с прописной буквы К
Рай похож на глоток молока,
Вечность бьется, как рыба, под боком
Левым: жизнь младше смерти пока.



артхаус

1
После своей абсолютной смерти
Осип Эмильевич Мандельштам
реинкарнировался
в Мао Дзе-дуне,
чтобы воровать воздух
в Китайской народной республике.
Ворованный воздух –
это Великая Стеклянная стена
между гением и злодейством.
Мне жалко истребленных воробьев
по ту сторону стекла.
Но больше всего мне жаль
двух узкоглазых мальчишек
с бумажным змеем в руках,
которые, задыхаясь от слез,
повторяют одно и тоже:
Спасибо, Мао Эмильевич,
за наше счастливое детство.

2
а вечером пойти в кинотеатр "35 мм"
на старенький фильм "Mala Noche", 1985 года
посидеть в последнем ряду как бы в прострации
понять, почему Гаса Ван Сента ненавидят мужчины
традиционной ориентации:
натуралы, нацболы, скинхеды, качки, коммунисты…
а может быть, наоборот – это он их не любит за что-то.
…возвращаться домой под моросящим дождем
засунув влажные руки глубоко в карманы брюк
рифмуя слева направо и наоборот
Гаса Ван Сента с Винсентом Ван Гогом
Винсента Ван Гога с Гасом Ван Сентом
Гаса Ван Сента с Винсентом Ван Гогом
Винсента Ван Гога с Гасом Ван Сентом



* * *

Рисовый ветер, конечно, с Востока, откуда еще, -
В сторону юга, куда же еще в этот сбивчивый вечер.
Режется в кровь молодая осока на уровне щек,
Где я тебя безоглядно целую на уровне речи.
Чувствуешь: яд – на губах и на девственной коже – ожог?
Это луна пролилась ртутным светом на голые плечи.

Рисовый ветер качает нас в желтой воде: в золотой
Серии семидесятых – восточного мягкого порно.
Тихо шуршит кинолента реки под чужой наготой,
Чувствуешь вкус миндаля, кукурузы, каштана, попкорна?
Нас размывает, как остров, течением и темнотой,
Но мы с тобою войдем в эти блудные воды повторно.

Рисовый ветер сквозит между двух неприкаянных тел,
Словно прошедших эпох, у которых размыты границы.
Лета течет обмелевшей Окой. Мимо нас пролетел
Сказочный красно-зеленый дракон с двадцать первой страницы.
Чувствую: родина смотрит мне в спину. А что я хотел?
Так наша грешная жизнь начинает однажды двоиться.

Рисовый ветер скрипит на зубах. Дежа вю, говоришь:
Привкус у прошлого – яблок, хурмы, чернослива, изюма…
И, вспоминая Советский Союз, вспоминается лишь
Тмутаракань на закате в охапке вороньего шума,
Низкое, серое небо над влажными скатами крыш.
Чувство империи бродит по выбритым скулам угрюмо.



* * *

У зимы, понимаешь, нет имени, просто зима –
Имярек, имярук, заводной псевдоним хохлома.
На постельном белье ослепительный всплеск наготы,
Чтобы слепо – от паха до губ – вспоминать: это ты.

У зимы столько заспанных лиц, что не стоит возни
Узнавать. Пьяный дворник скребет тротуар до восьми.
Мы, целуясь взасос, запиваем любовь февралем,
Ощущение, что мы теперь никогда не умрем.

У зимы столько флуда на русском, родном языке:
От сумы до тюрьмы. Значит, лучше прожить налегке.
Мы как первые птицы, которых забыли в раю,
Так и будем лежать в наготе – воробей к воробью.



ворованный воздух

после онкологического центра
      каждый глоток воздуха
         похож на воровство

1
вот те Бог, он сказал и кивнул то ли вверх, то ли просто вбок
вот порог, он добавил, ступай. И я шагнул за порог
я дышал ворованным воздухом – и надышаться не мог

я не мог говорить – я боялся, что мимо спешащий Бог
попрекнет ворованным воздухом, взятым как будто в долг
что ему все эти тексты, фразы, слова, или даже слог

я боялся Бога – Он был справедлив, но капризен и строг
я молчал все утро, весь день и весь вечер, я падал с ног
и ворованный воздух, сгущаясь, чернел, превращался в смог

ночь упала плашмя у ног, как непрожитой жизни итог
итого: ворованный воздух гудит в проводах вдоль дорог
всё напрасно, Господи, слышишь?.. Слышит, слышит – на то и Бог

не воруй, говорит, даже воздух, добавил. А сам-то, сам
то и дело шепчет, я слышал, вздыхая: сим-сим, Сезам
видно, трудно ему не дышать, привыкая к чужим слезам

2
Это лето не в масть. Настоящая жесть.
Ультиматум на всё. Nota Bene.
Завели поутру в кабинет номер шесть,
И не дали вздохнуть, и не дали присесть –
Обнажили на черном рентгене

Говорили: нельзя доверять дуракам
Ни в здоровье, ни в поисках клада.
Взгляд скользил за окном – в небе, по облакам…
Негатив моей жизни пошел по рукам,
А другой им как будто не надо.

Одевайся, сказали, твой крест в серебре,
Все мы ходим, вздохнули, под Богом.
Жесть гремит на ветру: точка – точка – тире…
Падший ангел жжет ящики на пустыре.
Купол храма сияет под боком.

И не надо меня утешать на краю
Этой пропасти с русскою рожью.
Никого не спасут – все мы будем в раю
Вспоминать всю библейскую жизнь, как свою,
Как свою, а не Божью.

3
Сад осенний, сад вишневый, сад больничный –
То ли Чехов, то ли Бунин&Толстой.
Разговаривать о Боге, как о личном,
С пожилою, некрасивой медсестрой.

Вдруг сравнить себя с собакою на сене –
Между ангелом и бесом… А вокруг
Сад вишневый, сад больничный, сад осенний
По библейски замыкает ближний круг.

Вот и бродишь в нем почти умалишенный
С продолжением истории простой:
Сад больничный, сад осенний, сад вишневый –
Гефсиманский, год две тысячи шестой.

4

Ларисе Курсовой

Итак: преднизолон, ранитидин и но-шпа,
И капельницы плач, и редкий снег в окне,
А по утрам тошнит, а вечером так тошно,
Как будто жизнь сгорает на медленном огне.

Итак: рентген груди, потом – бронхоскопия.
Под подозреньем всё: и сердце, и душа.
По венам яд течет, страшней, чем ностальгия,
И пахнет спиртом кровь под лезвием ножа.

Итак: девятисил, ромашка и фиалка –
Всё выпито до дна из Чаши "Общепит".
Душа летит на свет. И ничего не жалко –
Душа на свет летит…

5
Мне холодно, мама. Январь
Безумствует, всеми забытый, -
Сжигает земной календарь
Недавно прошедших событий.
Теперь, после стольких потерь,
Вся здешняя жизнь — нелюдима.
Оскалилось время, как зверь,
В сугробе табачного дыма.
Теперь только маковый бред
Сжимает бессильное сердце...
Мне холодно, мама. И нет
Такого тепла, чтоб согреться.

6
нагрешил, говорит, не глядя, мол, все заповеди нарушил
даже те, говорит, которые и писать было западло
свет, горевший внутри стекла, обжигает теперь снаружи
тьма мешается под ногами, молча дергает за подол

нагрешил, повторяет, сука, мол, поймал, говорит, с поличным
и показывает, мол, fuck you и прикуривает от свечи
и стою голышом, как в детстве, пожимаю плечом по-птичьи
прижимаю нательный крестик – он же сам меня приручил

нагрешил, говорит, с лихвою, поколений, примерно, на пять
не отмыться, не отстираться, не отмазаться одному
свет, скользящий поверх стекла, выжигает напалмом память
серафимы стоят в прихожей, безразличные ко всему

нагрешил, говорит, и баста, собирай, мол, свои манатки
и ступай типа по этапу, отправляйся, куда скажу
и идут эти трое следом, наступая почти на пятки
свет, горевший внутри меня, льется сваркою по этажу



АВГУСТ

Лето катит последние вроде недели,
Вот и Яблочный Спас отслужили, отпели.

Август бродит в садах, а дожди – стороною,
Яблок в этом году, будто перед войною.

Но я чувствую вечную жизнь пуповиной,
Мне б дожить до шестидесяти с половиной.

Яблок вкус соблазняет до райского хруста,
Слово может быть вещим, - считал Заратустра.

В этом мире, где все хоть чуть-чуть виноваты,
Слово может менять даже судьбы и даты.

Пусть все так же сгорают закаты рябиной,
Мне б дожить до шестидесяти с половиной.

И я в первую очередь и даже в третью
Всё пытаюсь себя оправдать перед смертью.

И хочу передать на хвосте у сороки:
Что для вечности наши ничтожные сроки.

Ночь сочиться сквозь узкие щели в заборе,
Тишина и покой на российском Фаворе.

Скоро осень, и кажется: что еще надо?
Август смотрит, как из Гефсиманского сада.



* * *

А помнишь, мы с тобой снеговика лепили –
Из снега, слов и слёз. Мы маленькими были.
Тень Спаса-на-крови сползала вбок, к реке.
Сугробы вверх росли, за облака цеплялись.
И нас никто не видел… Мы вдруг поцеловались,
И кто-то "Отче наш" запел невдалеке.

Снег падал столько зим в протянутые руки,
Что кончились давно все встречи и разлуки.
"А снеговик растаял",- я грустно говорю.
Но вот опять зима. У снега вкус ванили.
Сегодня мне с утра из Боровска звонили:
Там тоже всё в снегу, как в детстве, как в раю.